Я иду тебя искать…

Удостоверившись, что всё в порядке, она вернулась к работе, с удовлетворением думая о том, что после того, как удалось пристроить мать в дом престарелых, одной головной болью меньше. Ладно, если бы та ещё, как раньше, занималась бы домом, готовила, а с тех пор, как слегла, так только лежит, да стонет… И Стас недоволен, они из-за этого и ссориться начали… Пришлось им все связи свои подключать, подмазать где надо, чтобы только мать взяли в такое вполне приличное место. Она, правда, туда ещё не ездила, некогда. Стас отвозил, но он сказал, что вполне достойно. А он зря говорить не будет. И что вместо благодарности она увидела от матери в день отъезда?! Только слёзы и жалобы… И её бесконечное: "Доченька, что же это? Ириша, как же так?" Блондинка подкрасила губы алой помадой и посмотрела в иллюминатор, уже совсем стемнело, не видно ничего. Тьма какая-то неестественная, с перламутрово-фиолетовым налётом… Жутко… Девушка передёрнула плечами и отвернулась. Снова в самом первом ряду раздался дружный хохот и до неё долетел явственный запах спиртного. – Опять эти ребята, – подумала она, – Что-то уж не на шутку разошлись.

– Да я вам отвечаю, – перекрикивая друзей, напирал один, в толстовке с каким-то ярким спортивным логотипом, – В конце она застонала, и говорит, – Ещё, милый, будь со мной грубым, прошу…

– Ну, конечно, – со смехом проговорил его приятель, – ты четвёртым был, бакланище! Она не то, что говорить, она уже к тому времени и шевелиться-то не могла, скажи, Серый?

– Угу, – кивнул тот, открывая планшет, – она уже никакая была, я вообще вначале подумал, дохлая, а потом, когда это… чую, не, тёплая ещё… Сейчас найду, мы же с Мухой снимали эту фильму…

Последние слова заглушил новый взрыв хохота.

– Ох и шикарная тёлка… была…

– То-то и оно, что была… Давай ещё по одной накатим и будет…

– Ребята, уберите спиртное, и ведите себя потише, – строго сказала блондинка.

– Ты чё такая дерзкая, а? – под одобрительный смех, спросил один из них.

– Иди, кисуля, на ручки к папочке, – вставил его приятель с краю, крепко обхватив рукой девушку.

Пассажиры зашумели, подбежала вторая стюардесса, молодой мужчина, летевший со своей спутницей, громко пообещал, что в Сочи их будет встречать наряд полиции.

– Чего? – осклабился парень с планшетом, – Ты куда летишь, дурик? Слышь, братва, этот дятел со своей чувихой уверены, что летят в Сочи.

– Ты если обкурился, то сиди и помалкивай, тут все летят в Сочи, кроме вас, может быть…– очень неуверенно закончил молодой человек…

– Ничего подобного, – визгливо парировала женщина, – Этот самолёт летит в Москву.

– Да нет же, что с вами, – это рейс в Питер.

– Скажите, – не обещающим ничего хорошего тоном, спросил мужчина с ноутбуком, обращаясь к бортпроводницам, – мы ведь летим во Владивосток? Обе девушки посмотрели друг на друга, побледнели, и блондинка, заикаясь, произнесла:

– Одну минуту, дамы и господа, сохраняйте спокойствие, сейчас мы всё выясним.

Вдруг что-то заскрежетало, щёлкнуло, и из невидимого динамика раздался странный, металлический голос:

– Это, каким же, интересно, образом, милочка?

– Вы пилот? – заверещал мужчина, уверенный, что летит с женой в Москву.

– Можно и так сказать, – чуть помедлив, ответил тот же голос, – Вообще у меня много имён, но пилот мне тоже нравится.

– Объясните же, куда мы летим? – со слезами в голосе протянула молодая женщина, – Что вообще происходит?

– Происходит то, что и должно было произойти рано или поздно. А в случае с такими людьми, как вы, то, определённо, чем раньше, тем лучше…

– Слышь, ты, хорош трепаться, – закричал парень, желавший ещё совсем недавно, усадить на колени блондиночку, – Ответь нормально, мы же в Симферополь направляемся?

– Увы, несчастное дитя порока, однозначно не в Симферополь… Боюсь, что пункт назначения вам всем не очень понравится… Так уж сложилось исторически, – грустно сказал голос, – Ничего не поделаешь…

В это время брюнетка колотила руками и ногами в запертую дверь кабины лётчика… К ней на помощь подоспела её напарница. В это время самолёт резко качнуло в сторону, и девушки едва удержались на ногах. Дверь со скрипом отворилась, в воздухе запахло серой, как будто тут одновременно сожгли несколько упаковок спичек. Округлившимися глазами, прижав одну руку ко рту, блондинка второй рукой показывала на пустое кресло пилота и ритмично качающийся штурвал, над которым плыл и медленно растворялся в воздухе подрагивающий тёмный силуэт.

Последнее что видели обернувшиеся к проходу девушки, искажённые и обездвиженные страхом лица своих пассажиров.

Случай из смерти

Самое главное, что она даже не слышала звука столкновения, или хотя бы какого-нибудь, мало-мальски серьёзного удара. Она просто почувствовала, будто взлетела ненадолго, а потом увидела, что уже идёт и очень быстро по дороге, ведущей к дому.

– Наверное, шок, – думала она, – пытаясь взять себя в руки и справиться с последствиями пережитого. Молодая женщина спешила так, что почти не касалась земли.

– Ещё бы, – успокаивала она себя, – Ничего удивительного, после такой аварии, – Немедленно домой, к мужу и детям, – подгоняла она саму себя… Ну надо же, пару кварталов до дома не доехала… Скорее, они же там волнуются…

Что-то не давало ей оглянуться, внушая мысль о том, что ей не нужно сейчас видеть и знать, что явилось причиной автокатастрофы и в каком состоянии её машина. Нужно домой, к своим родным и таким любимым…

Она не совсем поняла, как оказалась в квартире, потому что совершенно не помнила, звонила ли она в дверь или открыла её сама, только через мгновение она уже шла навстречу мужу. И что-то говорила ему. Но он, похоже, её не слышал и даже не заметил.

– Денис! – ещё раз в растерянности позвала она. Ей показалось довольно громко. Никакой реакции. Её муж стремительно прошел, чуть ли не сквозь неё, к пронзительно и тревожно зазвонившему телефону.

– Вот это, наверное, и называется состояние аффекта, – совершенно не понимая, что происходит, подумала она. – Может быть, у меня галлюцинации от травмы, и я пока просто не ощущаю боли? Или же это кошмарное сновидение??

Размышления прервал вбежавший в комнату сын женщины, навстречу которому она с радостью развела в стороны руки. Странно, сын пробежал мимо, совершенно не замечая её.

– Да что такое! Почему они ведут себя так, как будто меня здесь нет? – хотела возмутиться женщина, но тут в гостиную вошла, неуверенно и осторожно переваливаясь со стороны в сторону, так как совсем недавно научилась ходить, её годовалая дочь. Её малышка, её птичка-щебетунья, цветочек её ненаглядный…

– Ладушка, – выдохнула женщина, опускаясь перед ребёнком на колени. – Ягодка моя сладкая, иди к маме… Девочка застыла, глядя прямо на мать огромными, широко распахнутыми серыми глазами. Затем протянула ручку и провела тёплой ладошкой по мокрой от слёз щеке женщины:

– Мама…

Затем перед глазами женщины всё стало расплываться и она решила, что это от слёз. Но тут, всё стало уменьшаться и исчезать с огромной скоростью. Она уже не видела, кричащего в телефон мужа:

– Что с Лизой? Где это произошло? Она уже не слышала вдруг одновременно, горько и безутешно, заплакавших своих детей.

Женщина летела над землёй, подчиняясь какой-то неумолимой и великой силе. Она знала, что всё окончательно и предопределено. И её мнение, желания и требования здесь также смешны, как и неуместны. Просто случилось так, как должно было случиться…

Она испытывала невероятную лёгкость и покой. А ещё огромную благодарность, что получила возможность ещё раз увидеть своих дорогих людей и особенно за то, что удалось заглянуть в глаза своей дочери и ощутить на своей щеке прикосновение её тёплой ладошки.

Последнее, что видела в тот вечер, вечер своей смерти молодая женщина Лиза, – это искорёженная, врезавшаяся в дерево её машина, суетящиеся вокруг люди и она сама, лежащая на земле, накрытая с головой тяжёлой брезентовой тканью. Лиза мельком глянула на это и равнодушно отвела глаза. Это было уже неважно…

И пришла тишина…

Она медленно шла по очередному, длинному и однообразно-унылому больничному коридору и чувствовала непомерную усталость и недовольство. Чтобы хоть как-то отвлечься, размышляла о том, чем займётся, когда сегодняшняя бесконечная смена, наконец, закончится. Она чувствовала, ползущий из некоторых палат, мучительный, липкий, но такой знакомый ей человеческий страх, который вызвал в ней только новую волну гнева и раздражения.

– Да что за люди!? – в который раз недоумевала она, – Что это за дикая манера меня бояться!? Что я вам сделала, в конце концов? Я ведь так же, как и многие из вас, просто выполняю свою работу! И делаю её, между прочим, отлично! Говоря на вашем языке – профессионально работаю! Если хотите знать, я ни одного нарекания за столько лет от начальства не получила. Ни единого!

Женщина остановилась возле одной палаты, посмотрела на дверь, потом сверилась со своими записями:

– Так, кажется, здесь, – она сунула худую руку с длинными пальцами в карман тёмного платья и достала часы, – 3.18, самое горячее время. Ей, как всегда, когда приходилось работать в эту пору, вспомнилось: "Самое тёмное время суток – перед рассветом…" И действительно, работёнки именно в этот предрассветный час заметно прибавлялось. Женщина открыла дверь и вошла в палату.

– Итак, – снова глянула она в свой блокнот, – Голенков Иван Николаевич? Правильно? Правильно, – сама себе ответила она, – 57 лет, женат, двое детей, трое внуков, так, так, ну, это к нам отношения не имеет, – пробегала она глазами написанное, – Ах да, вот же оно: обширный инфаркт, причём уже второй, ага, молодец, Иван Николаич, можно сказать повезло, не каждому и первый-то инфаркт удаётся пережить…– мужчина, к которому она обратилась по имени, приподнял голову и уставился прямо ей в лицо, тяжело дыша, судорожно что-то бормоча и заикаясь…