Долгая беседа подходит к концу, или Новая Шахерезада

Я поражена тонкостью, лёгкостью, изящной воздушностью её стихов. Прошло около сорока лет, как я читала их, но всё ещё помню. Недаром кто-то из известных режиссеров прошлого сказал (может Станиславский?):

– Та актриса, – настоящая актриса, которая бросалась в реку из-за несчастной любви. Её спасли, и она стала играть на сцене, потрясая сердца людей, заставляя их то – плакать, то – смеяться!

Только через страдания человек очеловечивается…

Оно но Комати изменялась и внешне. Красота её с оттенком печали, из яркой, волнующей, становилась благородной, возвышенной. Она оживала, вновь радовалась жизни, встретила достойного человека, полюбила, стала любимой. И уже реально относясь ко всему происходящему, писала:

Пусть скоро позабудешь ты меня,

Но людям ты не говори, ни слова.

Пусть будет прошлое

Казаться лёгким сном.

На этом свете все недолговечно!

Многое уяснила она о беспокойном человеческом сердце. Однажды поэтесса прочитала возлюбленному супругу свои новые стихи:

Он на глазах легко меняет цвет

И изменяется внезапно,

Цветок изменчивый,

Изменчивый цветок,

То называют сердце человека.

На это он ответил, что никогда не изменит своих чувств к ней. Будет любить её до конца своих дней.

Так увлекательно проходили у них дни – во взаимопонимании и обоюдной симпатии. Связующим звеном была поэзия. Как-то, прослушав её очередные танка, он произнёс:

– Вы открыли мне свою душу стихами, и уже для меня Вы не просто великая поэтесса, – но близкий, родной человек. Потрясающие вещи творит искусство! Я самый счастливый человек на свете. Обладать таким сокровищем, многого стоит!

– Мой друг, Вы преувеличиваете, но из Ваших уст лесть кажется правдой. И Вы так мило преподносите желаемое, превращая его в действительное, что я сдаюсь на милость победителя. Объясните мне кое-что. Я нахожусь под впечатлением, но разгадывать что-либо без Вас не желаю. Во сне мне привиделось нечто чудесное, рождённое из улыбок, радости, счастья. Казалось, сама красота шептала мне:

– Я – вдохновение, надежда, нежность! Меня не удержат простые руки! Ха-ха, – звенело тихим колокольчиком, – я прихожу в объятия к нежно любящему и любимому мной… Но и сразу ухожу в случае его гордыни… Ха-ха, – таял звук, исчезая. Мой милый, что же это было?

– Что было? Ваша счастливая звезда, стимул творчества, любимая Вами, и любящая Вас, муза!

– Ха-ха, – до сих пор слышу я этот смех… О, если муза поцелует кого-то в сердце, человек будет стремиться к ней всю жизнь!… Но, что удивительно, при её посещении я раздваиваюсь. Становлюсь и ветреной девчонкой, и умудрённым философом, в одном и том же лице! И тогда мы вместе пишем. А потом, берёмся с ней за руки, и улетаем далеко, в беспредельность! Я становлюсь птицей, и наслаждаюсь полётом, свободой, безграничностью! Нежностью обнимаю всю землю, желая быть лучше, чище. С высоты полёта вижу несчастья других и плачу… Но я не забываю и о Вас!

– Ах, Вы, моя мечтательница! Думаю, здесь сыграло роль Ваше увлечение древнекитайской литературой. Но не только. У Вас возвышенная душа. Женщина, как и мужчина, должна быть человеком, не куклой, не пустышкой. А Вы опередили многих. Как бы я хотел дорасти до Вас! Встать рядом… Не плестись в хвосте. Ради Вас, я готов писать стихи, отрываться от земли и улетать к звёздам. О, какое счастье, что судьба преподнесла нам встречу друг с другом!

– Зачем Вы принижаете себя? Ведь мы давно уже вместе летаем… Мне не хотелось об этом говорить, Вы же из скромности будете всё отрицать. Ах, всё-таки Вы выпросили у меня этот комплимент! Как хотелось бы мне, дорогой, уснуть в один день и час вместе с Вами, и чтоб никто, никогда не разлучал нас…

О, они любили, понимая друг друга. Ничто не предвещало беды. Но она постучалась. Бесценный супруг её погиб в борьбе за власть и влияние в стране между двумя знатными родами: Фудзивара и Минамото. Когда Оно но Комати передали его окровавленный меч, шлем, и разорванную одежду, она упала в обморок, долго не приходя в себя. Нет больше её дорогого, бесценного друга! И вновь она одна…

Подожди, о кукушка,

Летунья в сумрак заочный,

Передашь известье:

Что я в этом дольнем мире

Жить отчаялась доле.

Она долго болела, не смиряясь с действительностью. Выздоровев, закрылась в своем замке, живя в уединении, никуда не выезжая, ни с кем не общаясь. Ей не хотелось никого видеть. Эта новая боль окончательно переродила её. Она поняла, что жила, как себялюбица, ничего не отдавая людям. Стихи? Да, они были, одушевляли других, но этого мало. Она уже по-настоящему чувствовала боль несчастных, и начала понемногу помогать им. То пожалеет голодных, больных ребятишек у одинокой вдовы и поддержит материально. То поможет нищему встать на ноги. Так истаяло всё её состояние. Помощь ею оказывалась втайне, никто не понимал, почему она беднела. А вскоре она совсем исчезла с людских глаз. Нищая, больная, страждущая, она уже была не нужна богатым «друзьям». Один бездельник, прослышав, что поэтесса благотворит бедным, подумал – она сказочно богата. Он решил сам проверить, чем она обладает, и обобрать её до нитки. Но просто забраться к ней и обворовать – мало. Надо знать, куда она прячет все деньги. Он пробрался к ней без помех, слуг уже не было. Платить им было нечем. Они разбежались. Он не знал об этом, обошёл замок, убедился, – никого. Стояла ночь, поэтесса спала. Он связал ей руки-ноги, заткнул рот кляпом, приковал к стене, а сам улёгся на её циновке спать. Освоившись, стал мучить хозяйку, требовать денег. Он не верил, что у неё уже ничего нет (она даже жила в маленьком уголочке, не имея возможности обслуживать всё жилище). Вор каждый день обходил замок, рыскал по углам и потаённым местам, всё искал сокровище. Открывал и ломал, выбрасывая вон, все старинные резные лаковые шкатулки, ларцы, рвал редкие рукописи и сжигал их, чтобы успокоиться, крушил всё, что попадалось под руки, даже редкие китайские фарфоровые вазы. Не понимая, что это и есть бесценные сокровища. В ту пору воры не были образованы, как сейчас, ему необходимы были только деньги, золото. А поэтесса эти повседневные вещи тоже не считала дорогими, они ей потребны были для работы и только! После ежедневных неудачных поисков, он бил несчастную женщину. Наконец, её бедные друзья поняли, что с ней произошла беда. Они знали, что бедняжка одна, за ней некому ухаживать и помочь в случае необходимости. Собралось несколько семей, коим она ранее помогала, вошли в её замок и увидели всё своими глазами. Мошенника в это время не было, он ушёл в поисках провизии. Они развязали поэтессу, спрятались. Когда злодей вернулся, мужчины накинулись на него, связали, избили, и выбросили на свалку. Так, благодарные люди, спасли её от погибели. Она с радостью покинула уже ненужный замок.

Бедные люди поддерживали её: пускали на ночлег, кормили, спасая от голода и холода. Ей пришлось биться в страшных тисках нищеты и скитаться по белому свету:

Оборваны корни

Плавучей, плакучей травы

Так и я бесприютна!

С лёгкой душой поплыву по теченью,

Лишь только услышу: плыви!

Она жила, не жалуясь на судьбу. Один богатый вельможа, некогда любивший её, прослышав о её несчастьях, решил её разыскать и помочь. Когда же нашёл, то не узнал. Не было гордой красавицы. Перед ним была другая женщина, худая, бедно одетая, но поражавшая духовностью и благородством.

Распустился впустую

Минул вишнёвый цвет, —

О, век мой недолгий!

Век не смежая, гляжу

Взглядом, долгим, как дождь.

Придя в себя от изумления и желая протянуть ей руку помощи, он стал просить её перейти к нему в замок, воспитывать его детей. Она же решила, что это похоже на насмешку. Её, старую, больную, несчастную, приглашают во дворец стать воспитательницей. Жизнь её уже должна протекать не в замках, а в хижинах, дабы никого не пугать, не смущать. Да и как она бросит своих бедных друзей, детей коих учит грамоте. Им она нужнее. И, поблагодарив его, она отказалась, ссылаясь на то, что многое подзабыла за прошедшие годы, наставница из неё некудышняя. И это было правдой.

Когда вельможа покинул её, бедная семья пригласила её к себе погостить. Собрались знакомые, устроили застолье. В конце обеда она читала свои стихи, а те сидели с мокрыми от слёз глазами и вновь повторяли её чудесные «танка»:

Печальна жизнь. Удел печальный дан

Нам, смертным всем. Иной не знаем доли.

И что останется?

Лишь голубой туман,

Что от огня над пеплом встанет в поле.