Убийство по Шекспиру

– Оксана, делом по театру ты занимаешься?

– Еще не занимаюсь. Дело не передали. Но буду заниматься. А что?

– У меня к тебе предложение. Я был вчера в театре, смерть видел собственными глазами, да и с Микулиным опрашивал свидетелей. Есть у меня кое-какие мысли. Ты не откажешься от моей помощи?

– Я-то не откажусь, – совсем неожиданно для Степы сказала она, отчего он мгновенно поменял о ней мнение. Волгина ему вдруг понравилась: такая симпатичная, почти красавица, очень умная. Тем временем Оксаночка скептически ухмыльнулась, что совсем не идет ей: – А тебе своей работы мало?

– Хватает, – в тон ей ответил Степа, подсаживаясь к столу. – Понимаешь, Оксана, зацепили меня эти артисты. Смотрю себе спектакль, сплю. Можно сказать, с удовольствием сплю. Вдруг артисты умирают! Я, классный опер, даже не догадался, что им и впрямь каюк. Кстати, разобраться будет не просто, я это вчера понял. Так ты согласна на помощь?

– Я что, больная? А какой с меня оброк возьмешь?

– Договоримся, – уклонился Степа, загадочно улыбаясь. – Я сначала подготовлю парня к операции, а позже заеду к тебе. Надеюсь, дело уже передадут. Идет?

– Ладно, жду.

Окрыленный Степа выбежал на улицу, где Луценко Костя слонялся по двору. В магазине купили три бутылки водки и десять пива, Степа поймал такси, и поехали домой. Костя живет в том же общежитии, где и Степа, в однокомнатной квартире гостиничного типа на восьмом этаже. Костя – аскет во всех смыслах. В его комнате нет ни одной лишней вещи, он лучший стрелок, занимается подводным плаванием, коллекционирует монеты и знает о них все-все. То, что он хороший товарищ, с которым не страшно в разведку идти, об этом и говорить не стоит. И – о горе! – не пьет. Менты пьют, это не новость, но то, что пьют поголовно все, – тоже преувеличение.

– Так, – сказал Степа, выставляя на стол, к ужасу Кости, бутылки, – готовимся к операции под названием «бомжик». Мобильник есть? Звони всем знакомым, сообщай, что на неделю уедешь из города по очень важному делу.

Костя обзванивал знакомых, а Степа изучил содержимое холодильника. Не густо в нем: сыр, колбаса, консервы, кефир – в общем, холостяцкая еда. Ну, это даже к лучшему, меньше есть будет. Степа вскрыл банку рыбных консервов. На кусочек хлеба положил шпротину, подумал немного и полил маслом хлеб.

– Об операции ни одна живая душа знать не должна, даже сослуживцы, понял? – сказал Косте. – Дело серьезное и опасное…

– Да объясни толком, что я должен делать? – вскипел Луценко, с подозрением глядя на приготовления.

– Бомжом стать. Перво-наперво предстоит исправить твою благообразную внешность. У тебя не лицо должно быть, а рожа. – Костя пожал плечами. Степа пояснил: – Два дня ты пьешь запоем. Просыпаешься, хочешь попить водички, но пьешь пиво. Потом водку. Затем опять пиво. И старайся поменьше закусывать. Через два дня твоя физия приобретет отечный вид алкаша. Понятно?

– Понятно, – без душевного подъема вымолвил Костя, покосившись на стол, заставленный бутылками. – Не многовато для одного?

– Ты крепкий, – успокоил Степа. – Так, есть еще одна вещь… Костя, одного опухшего вида мало.

– А что надо? – нахохлился Костя, подозревая со стороны Степы каверзу.

– Скажи, тебя по зубам били?

– И я бил, – на всякий случай предупредил Луценко.

– Значит, ты в курсе, что это не так страшно…

– Ну, в курсе и что? Чего ты хочешь конкретно?

– По лицу тебя ударить, – наконец выложил Степа. Косте такой поворот совсем не понравился, он замахал руками, дескать, не дамся. – Слушай, где ты видел бомжа с непобитой рожей? Ну хоть одна ссадина должна быть. Да я только раз… всего-то.

– Ага, не ты же морду подставлять будешь!

– Не выполним задание, Кулик с нас три шкуры сдерет, – аргументировал Степа. – Так что давай, стой спокойно…

– Тогда я сначала выпью. А то на трезвую голову…

– Выпей, – обрадовался Степа, наливая в тонкий стакан водки. Костя взял стакан, где водки было больше половины, задержал его у рта – не хотелось пить сразу столько. Степа подбодрил: – Давай, это классная анестезия.

Луценко залпом выпил, а Степа сразу туда налил пива:

– Запивай. Водка без пива – деньги на ветер.

Костя опрокинул в себя и стакан пива, зашарил по столу в поисках закуски. Степа услужливо поднес ему бутерброд со шпротиной. Тот с жадностью, словно не ел неделю, весь бутерброд отправил в рот, пережевывал. Опьянел он мгновенно, глазки собрались в кучку.

– Ну, становись, бить буду, – сказал Степа, закатывая рукав рубашки.

– Подожди… проглочу… Так. Только ты… аккуратней…

– Все сделаем ювелирно, – заверил Степа.

Не успел Костя приготовиться к удару, как Заречный вмазал кулаком по скуле. Тот взмахнул руками и грохнулся на пол у стены. Озверел. Подскочил, сжимая кулаки:

– Ну, Заречный! Ты труп!

– Спокойно, спокойно, – подхватил его Степа под руки и потащил к дивану. – Мы ж договорились, Костя, ты забыл?

– Помню, – кивнул Луценко так, что чуть не отвалилась голова. – Ты должен был… команды ждать. А ты не ждал. У меня голова треснула. Треснула, я спрашиваю?

Степа бросил безвольное тело на диван, осмотрел скулу.

– Нет, все в норме, – сказал он. – Ссадина есть. И синяк будет. Очень хорошо.

– Тебе, может, и хорошо, а мне… не… – и Костя попытался встать.

– Ты лежи, лежи, – вновь уложил его Степа. – Чего-нибудь хочешь?

– Кушать, – промямлил Костя и сел.

Степа сжалился над ним, принес бутерброд с тоненьким кусочком сыра. Затем придвинул стул к дивану, поставил водку с пивом:

– А это тебе, как проснешься. Проснулся – выпил, заснул. Проснулся… и так далее. Ты меня слышишь?

– Отвянь, – проворчал Костя, заваливаясь на диван.

Степа вышел из его квартиры, нажав на кнопку лифта, сказал себе:

– Опер должен уметь все! Пить тоже.

2

В театре объявили экстренный сбор. Собрание еще не началось, потому как артисты и обслуживающий персонал подтягивались долго, садились в зале поодиночке, воровато оглядывали присутствующих. Эра Лукьяновна восседала на стуле у сцены, рядом с ней присоседился Юлиан Швец, которого Степа прозвал «мужчинкой», нашептывал директрисе что-то на ухо, бросая таинственные взгляды на вновь вошедших.

Основная часть работников театра собралась. Юлиан Швец окатил зал пристальным взглядом и принялся что-то писать в блокноте, скорее всего, брал на заметку тех, кто не явился. Эра Лукьяновна встала. В зале наступила томительная тишина.

– Докатились, – с большим чувством произнесла она, вложив в слово все свое негодование и презрение. – Уже травите друг друга, да? За последнюю ночь наш состав пополнился тремя трупами! Это уже, простите, нонцес какой-то! Вас и так не уважали в городе, теперь вы полностью покрылись позором! Вам налогоплательщики платят заработную плату, а вы что сделали? Ядом запаслись!..