Седьмое небо в рассрочку

Неужели всхлипнула?! Странно, странно. Шатунов видел ее слезы всего раз в жизни, это было давно, иногда казалось, тогда они привиделись. Но не об этом надо думать. Она всхлипнула! – значит, случилась беда, по-другому быть не может. Да, что-то не так. Обычно она четко, без вступления говорит, где и когда…

А как в груди-то заныло! И нечто напряженное перелетело расстояние, передалось через трубку Шатунову, рассеяв надежды на скорое, пусть короткое, как это обычно случалось, свидание. Он забеспокоился и, никогда ранее не называя ее имени во время диалогов по телефону, вдруг крикнул в трубку:

– Ксюша! Ксюша, что там у тебя? Что?!

– Не кричи, – тихо сказала она, хлюпая носом. – Я звоню тебе… потому что… мне…

Снова: хлюп-хлюп. Шатунов терял терпение:

– Ну!

– Потому что мне сейчас страшно, Ленька… – выпалила она срывающимся шепотом. – Очень-очень страшно…

– Страшно? Почему? Что тебя напугало?

– Эти люди… я их видела…

Шатунова подстегнули интонации, слезы, сиюминутный ужас, который она переживала, но который проник в него и осел где-то в паху. Он чувствовал эту женщину, как самое себя, даже если б их разделял океан или космическое пространство, Шатунов, как антенна, принимал бы радиоволны, исходящие от нее. Он рванул по лестнице вниз, уверенный, что там, где она сейчас находится, дела плохи, а значит, ему немедленно нужно к ней. Но где она, что конкретно случилось?

– Какие люди, Ксюша? Кто они?

– Кто? А я знаю! Но знаю, зачем пришли… За мной… И мне… страшно…

К этой минуте он был уже внизу, машинально начал надевать пиджак, да никак не попадал в рукав. И сердце прыгало не в такт. Тоже от страха. Интуитивно он угадал наступающие перемены, которые относят к крупным минусам. Шатунов готов сделать все, от него зависящее, чтоб отвести любое бедствие от Ксении. И, еще не зная, в чем должна заключаться помощь, он завертелся на месте в поисках решения, словно оно должно находиться под ногами: на полу, на стуле… где-нибудь рядом! Подсказка обязательно есть, нужно только увидеть ее.

Ксения плакала. Тихо, без истерии плакала.

Рука так и не попала в рукав пиджака! В сердцах Шатунов отбросил его в сторону, без него же удобней. А сколько ненужного в этот миг носилось в голове! Ненужного, мешающего принять решение, ведь что-то надо сделать немедленно. Заметив в кресле водителя, он судорожно прищелкнул пальцами, привлекая его внимание, и коротко бросил:

– Внедорожник подай!

– Зачем? – как будто очнулась Ксения, тем не менее ее голос остался тусклым. – Это глупо. Сам знаешь, что не успеешь. Ленька, у нас есть несколько минут, пока они доберутся… не стоит их тратить… Поговори со мной… Пожалуйста, поговори!

– Конечно, конечно… Ксюша…

Взглянув на часы – стрелки показывали тридцать восемь минут двенадцатого, – Шатунов побежал в кабинет, перескакивая через три ступеньки. Он ни на секунду не усомнился в ее словах, хотя толком она ничего не рассказала, но разве обязательно нужно говорить? Опасность улавливается подсознанием, в такие моменты каждым нервом, каждой клеткой чувствуется тот час, за которым не остается ничего…

И как перед ликом смерти, перед глазами Шатунова, видевшими сейчас все ничтожные мелочи: коридоры, ступеньки, дверные ручки, след от гвоздя на стене, который не успели закамуфлировать, – параллельно отчетливо неслась его жизнь. Он видел себя со стороны только заново и в ускоренном темпе. Миллион раз об этом слышал, а впервые испытал на себе, хотя не раз Косая прохиндейка подбиралась к нему и скалилась, протягивая костлявые щупальца, дескать, дай я тебя обниму. А он удачно выворачивался из ее смертельных захватов, все равно было не до ностальгических воспоминаний. Но может быть, тогда не настал час, которого ждут и боятся все? А что такое Ксения? Часть его самого. Без нее все закончится и для Шатунова, значит, это и его час…

Простой такой парень

Кто уж там распоряжается людьми – неизвестно, но Ленчику хотелось, чтоб тот могущественный властелин был более справедливым и щедрым. Одним он дарит фигуры с физиономиями – залюбуешься, других, как Шатунова, сотворил из вторсырья, по остаточному принципу, обтесав кое-как затупившимся топором. От предков по наследству ему не досталось ни исполинского роста, ни фигуры, ни обворожительной рожицы, ни даже талантов, да и денег в карманы родители не насыпали. Короче, Ленька маленько бракованным получился.

И что же делать личностям ниже среднего уровня в этом привлекательном мире, где соблазнов больше, чем звезд на небе? Никто не знает, нет? А он догадался: только стать первым во всем! Обходить тех, кому сама природа выстелила дорожку к славе, почету, уважению и богатству. На это нужны силы, извилины под черепушкой и маниакальная жажда изменить себя, соответственно выпрыгнуть из того круга, в который толкнула судьба с рождения.

Итак, закончив девять классов на стабильные отметки – трояки, он успешно поступил в ГПТУ. Были, были такие заведения, в народе аббревиатура расшифровывалась нелестно: Господи, Помоги Тупому Устроиться. Разумеется, контингент учащихся – сплошь из неблагополучных семей и светила им в жизни одна на всех дохленькая звездочка. Не составляло труда представить основные вехи: однообразная работа от зари до зари, женитьба на такой же девахе из гэпэтэушниц, затем дети-внуки, далее пенсия, в лучшем случае с пятью сотками огорода, который назывался престижным словом «дача». И паши на ней, пока копыта не откинешь, излишки тащи на рынок.

А Леньке хотелось летать повыше. С интеллектом у него был порядок: он умел поддержать разговор – радио-то слушал, когда заглатывал завтрак, да и телик смотрел. Между прочим, со школы помнил того же Гоголя с Толстым и чего они от скуки настрочили; читать – не читал, но названия книг и примерное содержание знал, нынешние школьники и этим похвастать не могут. И хотя имел более-менее подвешенный язык, Ленчик понимал, что маловато оснащен, а побед жаждал, в первую очередь над женским полом. Разумеется, не гэпэтэушницы его привлекали, свои легко доставались, потому не ценились, к тому же мало в них было интереса: койка да выпивка, еще танцульки, вместо мозгов у них там прическа.

Не-ет, Ленька присматривался к настоящим девчонкам – красивым, умным, образованным, правильным, одевающимся не в кричащие тряпки. Но с его воспитанием, в котором принимали участие любимые родственники, знающие всего два языка – матерный и немного русский, а истину рождали не в спорах – исключительно на кулаках, далеко не уедешь. Однако в распоряжении Леонида наличествовали те самые извилины, которых очень многим не хватает, потому он задумался: что и как в себе поменять?

Первое – одежду. Нет, ну, правда: встречают-то по одежке. Просить денег у предков бесполезно – им неоткуда взять, вечно занимали трешку до зарплаты, значит, следовало заработать. Отпахал Ленчик грузчиком пару недель и решил, что данная стезя для совсем конченых, здоровье только угробишь, заодно отупеешь, а денег как не было, так и не будет.

Пронырливый паренек изрядно попотел, прежде чем влиться в ряды тогдашних коммерсантов под общей подпольной фирмой – фарцовщики. Спекулянтов гоняла милиция люто, но риск оправдывал себя, Ленчик поправил материальное положение, прибарахлился, напялив сплошной импорт, и… на юношу стали поглядывать с любопытством девочки из его грез! Это несмотря на коренастую и непропорциональную фигуру (хотя со спортом он дружил, имел приличные бицепсы), несмотря на средненький рост и лицо бульдога, скрещенного с дворянкой бездомной стаи. Стоп, стоп! Бульдог – псина породистая, стало быть, дело не в красоте. А секрет прост: чувак, способный содержать себя на уровне дипломата, вызывал уважение.

Однако следовало каким-то образом и обкультуриться. Когда его заносило (от рождения он темпераментный и взрывной), Леонид вовсе не соответствовал шикарному джинсовому костюмчику и дубленке с пыжиковой шапкой. Из него во всей красе лезла Погореловка – район в городе, сравнимый разве что с зоной.

Познакомили Леньку с бабкой, она шарила «в поведении на людях» и много открыла тайн. К примеру, научила пользоваться ножом во время еды, не жрать, а кушать, не ковырять спичкой в зубах, когда другие едят, что делать с салфетками и т. д. Конечно, Ленчик сообразил бы, как одновременно орудовать ножом с вилкой, понаблюдав за другими, но времени ушло б много, к тому же неудобно, если вокруг едят, а ты сидишь и по сторонам зыришь. В общем, нахватавшись азов за десяток уроков, он решил: хватит, дальше соображать буду по ходу концерта.

И что же? Вроде и с культурой стало нормально, а девчонки после второй-третьей свиданки потухали да мягко эдак намекали, что в дальнейшем будут заняты до глубокой старости. Не понимал Ленчик, что им не так, чего им надо? Безусловно, злился, а как иначе?

Но однажды случайно услышал мнение о себе от очередной кандидатки в подружки. Она дала ему от ворот поворот не напрямую, конечно, но он понял. И пошел. Да вспомнил, что забыл на подоконнике в музыкальном классе шапку с кожаными перчатками – девочка училась не где-нибудь, а в музыкальном училище! Ленчик вернулся, приоткрыл дверь и услышал, как ее однокурсница спросила:

– Что это за тип был?

– Быдло, – коротко ответила та.

Слово емкое и знакомое, главное, с собой у Ленчика не ассоциировалось. Обидное слово. За него недолго и по морде схлопотать, как и за вопрос: «Что это за тип?» Что, а не кто! И совсем уничижительно ударило по ушам «это». Будто Ленька ни то ни се, неодушевленный предмет. Следовало бы обеим… Но он, извинившись, гордо вошел в класс, забрал шапку с перчатками и отчалил. Как давно это было…

2

А в настоящем Шатунов быстро и нервно выдвигал ящики бюро, шарил рукой внутри, чертыхался, одновременно говорил в трубку:

– Ты где?.. Ксюша, скажи, где ты сейчас?

– Ну, скажу, и что? – вымолвила она дрожащим полушепотом. – В загородном доме, как видишь, далеко. Убежала на третий этаж, оттягиваю свою смерть. Глупо… Все в этой жизни у меня получилось глупо. Жаль!

И неудачно в данном контексте хохотнула, после мизерной паузы она шмыгнула носом, вздохнула. А Шатунов перебирал варианты срочной помощи. В голову ничего не пришло, кроме дурацкого упрека:

– Надо было сразу в ментовку звонить!

– Полиция далеко, а эти близко. Они так близко, Ленька, что у меня шевелятся волосы. Лучше последние минуты я с тобой… потреплюсь. Должна же я сказать тебе…

– Есть еще, где спрятаться? – перебил Шатунов, понимая, что третий этаж – не потайная комната, где можно переждать нашествие. – Надо немного потянуть время, я все же попробую…

– Приехать? – прошипела она, а через секунду взяла тон командующего армией во время боевых действий, притом не повысив голоса: – Не смей этого делать! Не смей!

– Дура.

Только в четвертом ящике он нашел пистолет, а то уж думал, его стащили. Рядом кто-то глухо вскрикнул, Шатунов вскинулся, а, это его дочь с испуганными глазами, глядевшими на пистолет, пытается что-то сказать.

– Хочешь, чтоб и тебе досталось? – тем временем огрызнулась Ксения в трубке. Это в ее характере: чуть что – огрызается, и смертельная обстановка не помеха.

– Ты еще здесь? – рявкнул он Сабрине, сунув пистолет за пояс. – Мне не до тебя!.. Ксюша, это я дочери… Так…

Шатунов потер лоб, остановившись, будто сороконожка, вычисляющая, с какой ноги следует делать главный шаг, чтоб не запутаться.

– Может, это грабители? – блеснула в его сознании надежда.