Убийство, похожее на месть

– Любезная, – с претензией на интеллигентность начал Бельмас, – мы подождем. Вы только доложите шефу.

– Как доложить? – потеплела дамочка. Видимо, нечасто встречала культурных людей.

– Моя фамилия Бельмас. Ваш шеф ее знает.

Он развалился в кресле и закинул ногу на ногу, по бокам стали Держава и Горбуша. В кабинете секретарша находилась достаточно долго, посетители могли даже заскучать, а то и задремать, но Бельмас потратил время на обдумывание стратегии.

– Проходите, – наконец вышла и сообщила женщина.

Бельмас подошел к двери, дернул себя за лацканы пиджака, поправляя его. Скосил глаза налево, затем направо – парни стали на исходную позицию чуть-чуть сзади и по бокам.

– Откройте, – кивнув на дверь, приказал он секретарше.

Та потерялась от внезапно проявившейся важности посетителя, но дверь распахнула. И он вошел. Это вошла значимая фигура, хозяин жизни.

Кабинет оказался большой и по конфигурации длинный, что пришлось кстати, – иначе не получилось бы парада-алле. Пока Бельмас шел к Японцу, он с удовлетворением отметил про себя, что у давнишнего друга вытягивается сытая физиономия, покрываясь багровыми пятнами. Так ведь у любого сердечко в пятки уйдет при виде идущей на него триады. Да, особый расчет Бельмаса был на Горбушу и Державу (он едва доставал им до плеч), одетых в черные рубашки, светлые пиджаки, с золотыми цепями вокруг бычьих шей, не снявших черных очков и шляп. Конечно, шляпу не снять в помещении – признак бескультурья, однако в данном случае это тоже была своеобразная презентационная акция. И означала она, что за Бельмом стоит большая сила, а его люди шляпу снимают лишь перед одним человеком – перед ним.

Бельмас без приглашения уселся на стул напротив Японца. Горбуша и Держава встали за его спиной. Он улыбнулся, будто его появление должно осчастливить Японца, и спокойно произнес, вернее, сообщил:

– А вот и я.

Японец и его предки тоже, естественно, не имели отношения к жителям Страны восходящего солнца. В далекие юношеские годы (а в те годы матом ругаться было не принято) тогдашний Андрейка, веселый паренек с искристыми и хитроватыми глазами, вместо ругательств использовал выражение «япона мать» – так и стал Японцем. М-да, что делают годы с человеком… Японец рожу наел – зашибись! Да и жира накопил во всех частях тела достаточно, чтобы его без очереди отправить на мыло. От того Андрейки остались разве что хитроватые глаза, правда, без веселых искр, зато с ленивой поволокой. За его спиной тоже стояли два парня. Они были в белых шведках и при галстуках.

Итак, старые друзья встретились без объятий и рукопожатий. Японец не встал навстречу, значит, не рад видеть друга. Но ведь между ними пролегли семь лет, которые изменили обоих. Хотя раньше и пять лет их разделяли, и три года, а встречались по-дружески, водку пили. Когда Бельмас входил в кабинет, он еще надеялся. Впрочем, надежда оказалась слишком хрупкой, и в кабинете она сразу разбилась. Японец не просто изменился – переродился в нечто незнакомое, что мгновенно определил Бельмас, вор по призванию, следовательно, неплохой психолог.

– Давно с курорта? – осведомился Японец.

– Месячишко, – продолжал улыбаться Бельмас.

– Выглядишь неплохо.

Мало радовало Японца, что Бельмо выглядит неплохо, а беспокойные глаза он поднял на Горбушу и Державу.

– Мои рынды (то есть, для непосвященных, телохранители), – представил своих парней Бельмо, вскинув кисть руки слегка вверх. После этого он подышал на камень в перстне, потер его о брюки, а то, чего доброго, Японец не заметит небедственное положение друга. – Ты тоже неплохо обставился.

Он обвел взглядом кабинет, дескать, что тут у вас. Остановился на двух парнях Японца.

– Мои референты, – в свою очередь представил Японец мальчиков.

– Потолкуем о деле? – предложил Бельмо.

Японец кинул взгляд назад, референты спешно удалились, Горбуша и Держава остались.

– Дело конфиденциальное, – напомнил Японец и снова уставился на Горбушу с Державой.

– От моих гладиаторов я ничего не скрываю.

Гладиатор – не только внушительный типчик, способный к бою, но и тот, кто совершает расправу по заданию воров, и не знать этого Японец не мог. Вот так, легко и красиво, Бельмо сделал намек: вздумаешь подличать – тебе не поздоровится. А ведь Бельмасу явилась неплохая мысль позиционировать себя как главу мафиозной группы. Припугнуть никогда не мешает. Даже друга.

Японец намек понял, опустил предательские очи, губешки поджал. Не хотелось ему отдавать бабки, ох не хотелось… А Бельмо хочет забрать, потому что это его деньги, с огромным риском добытые его головой и его умением, за них и поплатился он годами заключения. Так за что Бельмо на нарах отдыхал? Чтоб в благородном порыве кинуть бывшему другу скромненький презент в виде трехсот пятидесяти тонн? Да, именно бывшему другу, судя по перекореженной афише Японца. А тот, не поднимая глаз, поставил в известность:

– Все деньги не могу тебе отдать прямо сейчас…

– Частями меня не устроит, – слегка двинул шеей Бельмо.

– Но они в деле, их так просто не изъять…

– А, значит, я получу и проценты? – оживился посетитель. – Сколько там набежало за семь-то лет?

– Не раскатывай губы, – наконец хозяин кабинета поднял на него глаза, залитые алчностью. – Я не сразу их кинул в дело, а по прошествии четырех лет. Раньше боялся. Сейчас всяческие инспекции сильно интересуются, откуда бабки.

– Насколько мне не изменяет память, – взял сухой тон Бельмо, – семь лет назад у тебя не было такого роскошного кабинета и офиса. Кстати, чем ты занимаешься?

– Всем понемногу, – уклончиво ответил Японец.

– Не хочешь говорить, – покривил губы в покровительственной усмешке Бельмо. – Ну, ладно, это мы выясним. Только хочу напомнить, что семь лет назад ты торговал на рынке ширпотребом. И как же тебе удалось так раскрутиться?

– Ты разрешил мне взять из суммы…

– Пятьдесят тонн, а не всю сумму, – жестко сказал Бельмо. Внезапно он опять улыбнулся, закинул ногу на ногу. – Но аппетит приходит во время еды, не так ли? Понимаю. И сочувствую. Только у нас договор, его надо выполнять. Мне нужна вся сумма. И как можно быстрее. Теперь я сам вложу ее в дело.

– Тогда через месяц обещаю…

– У тебя было достаточно времени, – перебил его Бельмо. – Без малого четыре месяца назад к тебе приходил от меня человек. Но ты его оставил с носом. И на мои письма ты не отвечал. Мне это не понравилось. Неужели за такой срок не мог собрать сумму целиком, зная, что я приду за своими бабками? Но я добрая душа, цени. Даю неделю. Сегодня пятница? Значит, в пятницу… Назначай время.

– В семь, – выдавил Японец с трудом. – После рабочего дня. У нас пятница тяжелый день.

– Лады. Дай мне свои координаты…

Японец кинул на край стола карточку, ее взял Держава и положил в нагрудный карман своего пиджака.

Выйдя в приемную, Бельмас остановил взгляд на симпатичной и ухоженной брюнетке в белом костюме строгого кроя и бирюзовой блузке. Она нервно ходила взад-вперед, а увидев, что из кабинета выходят люди, поспешно направилась к двери. Бельмас галантно отступил, открыв перед ней створку:

– Мэм, прошу вас…

Женщина была чем-то озабочена, однако поблагодарила и вошла. Бельмас с ходу прикинул, что ей от тридцати до сорока (возраст женщин не поддается точному определению), скорей всего, она одинока и занимается бизнесом. Секретарша запоздало спохватилась, кинулась за ней:

– Ксения, подождите, я должна доложить о вас…

Обе скрылись в недрах кабинета.

Держава толкнул Горбушу, уставившегося на дверь, куда ушла Ксения:

– Рот закрой, а то кишки застудишь. Нам такие дамочки не по зубам.

Андрей Тимофеевич, он же Японец, попросил секретаршу выйти и невольно вжался в спинку кресла – на него шла разъяренная мегера, по лицу которой читалось: сейчас убью. Ксения оперлась руками о стол, наклонилась к Андрею Тимофеевичу:

– Вы обманули меня.