Он и она минус он и она

– С кем разговаривала Надежда Артемовна?

– Так моя мама может говорить только с одним человеком – моим отцом, – в тон ему ответила она.

– Отцом?! У тебя есть отец?

– Но я же есть, по логике отец у меня тоже есть.

– Я думал… Ты никогда не говорила о нем.

– Потом, потом…

В этот миг Надежда Артемовна развернулась, а дочь и Платон, как школьники перед строгой учительницей, выпрямили спины. Она не обратила на них внимания, потому что в кухню вбежал Ваня, рванувший с порога, никого не замечая, к столу у плиты, там стояло блюдо с пирожками, один он схватил и – в рот. Бабушка, конечно, переключилась на внука:

– О! Вот и наш Иванушка. Почему такой грязный?

– Мы ужиков искали, – ответил мальчик с набитым ртом.

– Понятно. Посмотри, кто приехал…

– Мама! – кинулся к Камилле с визгом Ваня, обнял ее за шею, не выпуская пирожка из рук. – Ма-а-а-а…

Мальчик явно не страдает отсутствием аппетита, он здоров физически и морально, набегавшись, примчался с красными щеками, будто их намазали свеклой, со спутанными темными волосами. Камилла обнимала его, целовала личико в грязных потеках, оба смеялись, радуясь встрече.

Всякий раз, когда она обнимала сына, одновременно вспоминала, как намеревалась избавиться от Ивана. В то время она не соображала ничего, а сейчас ее терзала жгучая вина за те мысли, продиктованные страхом остаться наедине с маленьким ребенком. Почему-то Камилла сразу отсекла помощь излишне принципиальной и строгой матери, боялась навлечь на себя ее гнев, а как было стыдно… словно она последняя шлюха из притона.

Надежда Артемовна уловила: с дочерью что-то не так, наблюдала за ней и поймала с таблетками – какая пошленькая тривиальность, безответственность. Мать не позволила ни умереть ей, ни избавиться от ребенка, поймав за руку дурочку. Без сюсюканий, а со свойственной прямотой Надежда Артемовна объяснила, что за удовольствия тоже надо платить, так устроен мир, платят все абсолютно. Кто-то дальнейшими успехами – если не нарушит законы мироздания, а кто-то крахом амбиций, когда переступит через все запреты. Расплата Камиллы – ребенок, она обязана его принять, и это не наказание, а наука. Впавшей в депрессию бедняжке сложно было понять, о чем шала речь, тем не менее суровая и бескомпромиссная Надежда Артемовна поддержала ее и окружила заботой опять же без сюсюканий.

– Боже мой, Ваня… – отстранив от себя сына, рассмеялась Камилла, забыв на минуту о двух смертях за плечами. – Какой ты грязнущий… а чернозем под ногтями… Мама, он легко одет, ведь на улице прохладно.

– Ничего, пусть иммунитет тренирует, – сказала бабушка.

Ваня лишь шмыгнул носом, спрятав руки за спину, и, нахмурив брови, уставился на маму серо-голубыми глазами, показывая своим видом, что его устраивают потеки и грязные руки.

– Ма, а где папа? – вдруг вспомнил мальчик.

Папа… и болезненный толчок в сердце на миг перехватил дыхание Камиллы. Она погладила его по щеке, натянув улыбку, но ответить… А что отвечать ребенку?

– Он уехал, – подсказал Платон.

– Дядя Платон! – наконец заметил Ваня гостя, несмотря на то, что тот сидел рядом с мамой. Но мужчины однозадачные существа, Ваня пусть маленький, но тоже мужчина. – Привет, дядя Платон.

– Привет, дружище, – протянул тот ему руку.

Мальчик по-мужски и со всего маха ударил своей ладошкой о мужскую ладонь, затем снова повернулся к Камилле, задав следующий вопрос:

– Ма, а папа надолго уехал?

– Очень надолго… – вымолвила едва слышно она, гадая, как долго придется врать сыну. – А что у тебя под футболкой шевелится?

Ваня запустил руку за пазуху и вытащил… Камилла, инстинктивно вскрикнув, подскочила с места, увидев змею, сын поспешил успокоить всех:

– Это ужик! Ужик! Мама, не бойся, он не кусается, только щиплется. Я же говорил, мы ужика искали… и нашли.

– Что, страшно? – злорадно ухмыльнулась Надежда Артемовна. – Да, так и живу с лягушками, ужиками, ящерицами. Постель проверяю перед сном, чтобы не лечь рядом с рептилией. Привыкай, Камилла, он у нас натуралист, главное, чтобы крокодила не завел.

– Ванечка, сынуля, – зачирикала дочь, не решаясь приблизиться к нему. – Ты не хочешь выпустить змейку на волю? Ей там будет хорошо…

– Не хочу, – заявил Ваня с вполне взрослой категоричностью, характер у него, по всей видимости, бабушкин. – Мы с пацанами полдня искали его, палочками норки ковыряли. В аквариум посажу, там ему будет хорошо, я подготовил среду обитания. Буду наблюдать, как он в спячку впадет.

– Ладно, – сдалась Камилла. – Тогда давай в аквариум ее… его… ага? И пойдем руки мыть?

Мальчик с места не сдвинулся, на помощь пришла бабушка:

– Ива-ан… Что мама сказала?

И хотя Надежда Артемовна не повысила голоса ни на полтона, ребенок понял: несмотря на приезд мамы, бабушка здесь все равно остается генералом. Вздохнув тяжко, Ваня подчинился и отправился с ужиком в свою комнату, Камилла последовала за ним. Лишь только затихли на втором этаже шаги и голоса, Надежда Артемовна подошла к столу, села напротив Платона, получив возможность высказаться:

– Пока нет Камиллы и Вани, хочу кое-что сказать тебе… Видишь ли, герой-любовник, у моей красавицы дочери и внука была нормальная, благополучная жизнь, был любящий муж, а у Ваньки любящий отец, но вдруг явился ты… Не перебивай! – подняла она ладонь, упреждая желание Платона возразить, но опять не повысив голоса. – Появился ты и снова навалились проблемы: твоя жена убита, но почему-то убит и муж Камиллы. В один день! То есть вечер. Тебе не кажется это чересчур странным?

– Кажется, – наконец и он вставил слово. – Я пока не знаю, не понимаю связи, но обещаю разобраться.

– Да уж попытайся. Не хочу, чтобы моя дочь угодила в тюрьму. Один раз ты едва не убил ее, кстати вместе с Ваней, я не позволила ей умереть, следила за каждым шагом. Так вот, если ты задумал что-то дурное, если хитришь и снова обидишь мою Камиллу, тем более нашего Ваньку, я тебя в порошок сотру. Запомни, Платон, хорошо запомни, я не шучу.

Уф, ее слова – просто серпом по одному очень болезненному месту, но Платон прекрасно понимал, чем они вызваны, чай не дурак. Вина-то лежит на нем, он ее осознает, отсюда, затолкав обиду глубоко внутрь, Платон предпринял попытку направить диалог в мирное русло:

– У меня нет задней мысли, Надежда Артемовна, поверьте.

Куда там мирно – она огрызнулась:

– Трудно мне верить тебе, трудно.

А как трудно ему говорить с ней, она не только не принимает его, но даже не скрывает этого хотя бы из вежливости! К тому же они в неравном положении, у Надежды Артемовны преимущество: она на своей территории, а потому нападает, предъявляет претензии таким образом, что Платон вынужден помимо желания оправдываться. С другой стороны, если бы он сейчас находился на своей территории, было бы иначе? Вряд ли, воспитание не позволило бы хамить, а потому он придерживался умеренной тональности:

– А вы поверьте. Я много раз просил Камиллу переехать ко мне вместе с Ваней, для этого купил квартиру, кстати, на свои заработанные деньги, а не на деньги жены, – на всякий случай уточнил. – Но она всегда отказывалась…

Он осекся, так как Надежда Артемовна закачала головой, причем выражение ее лица стало кислым-кислым. Этой женщине что-либо объяснять – легче головой потолок пробить.

– А тебе не приходило в голову, – заговорила она после паузы с упреком в интонации, – что у нее есть моральные границы? Да, она не смогла, встретив тебя, пройти мимо, но Костя… Это он женился на беременной Камилле. Он встречал ее из роддома, потом растил Ваню, заботился о них тоже он. Ютились в одной комнате, Константин пахал, как папа Карло, чтобы создать условия жене и сыну. Кстати, Камилла не работала ни дня в своей жизни, институт по твоей милости бросила, занималась домом, воспитанием сына, ей нравилось. Считаешь, за все это она обязана была заплатить черной неблагодарностью только потому, что появился ты? Если б я знала раньше, что у вас снова интрижка…

На этот раз Платон позволил себе перебить ее:

– У нас не интрижка. Я люблю Камиллу, Ваню само собой…

– Опять: я… я… я… А тогда, выходит, не любил?

– Любил! Но… дурак был молодой. Мама истерику закатила… Растерялся я, понимаете? Не знал, где и на что жить, я еще учился…

– А сейчас мама не закатит истерик?