Вкус жизни

– …Говорят, произведение – подлинный шедевр, если его ценят единицы. Правда? – спросила Аня.

– Ты имеешь в виду, что понимают только специалисты?

– Я, например, Хармса не понимаю и его стихи не отношу к шедеврам. У меня с Кирой даже спор на эту тему вышел. А совершенный язык Пушкина люблю. И что из того?

– Речь не об этом…

– Хармс? Он особенный, нетривиальный, тем и интересен. Ты просто не вникла. Его с кондачка не осилить.

– А как тебе Тургенев?

– Ничего… «Почему бы не любить свой народ, сидя во Франции».

– А еще лучше в Америке или в богатой Дании, – сказала Инна, не вникнув в суть разговора.

– …Набоков? Мощное эстетическое потрясение. Он не рвет на груди рубаху, а холодностью и высокомерием закрывается от всех. Его отстраненность мне импонирует.

– Я бы то же самое сказала о Бунине.

– Сноб он. В этом его ущербность. И глазомер его хищный…

– Но это с твоей точки зрения… У Бунина потрясающее слово!

– …Я не о характере, о качестве творчества писателя.

– Часто произведения выше автора. Все подробности личной жизни забудутся, а прекрасные книги останутся.

– Мне Пастернак ближе. Помнишь его «шафрановое утро», «имбирно-красный лес»? Перед глазами стоят…

– …Платонов? Я его «Котлован» читала после операции, и мне казалось, что теперь уже не болезнь, а он меня убивает.

– Недавно читала антифашистский, антитоталитарный роман Гроссмана о внутренней свободе человека. (Мне его по знакомству достали.) Чтение этой книги требует огромных нервных усилий. Тяжелое, надрывное произведение. В нем ярко прозвучала заслуживающая внимание мысль: «Цель Отечественной войны – свобода – превратилась для нашего народа в средство достижения победы», – задумчиво сказала Эмма, не надеясь на отклик.

«Эрудицией блистает», – покривила рот Инна.

– Я согласна с утверждением, что абсолютная смелость начинается в отсутствие размышлений о последствиях своего поступка. И все же истинным геройством можно назвать только осмысленную, целенаправленную смелость человека, защищающего кого-то или что-то.

– Преодоление страха и есть мужество.

– …Я Юрия Казакова люблю. За душу берет тонко, нежно, сочно.

– Он реверансы в сторону власти не делал? – подозрительно спросила Инна.

– О природе писал, – дернулась Лиля.

– А если разобрать его со строгой полицейской логикой, то и у него, наверное, что-то такое… найдется?

– Да ну тебя.

– …А как тебе Веллер?

– Умненький-преумненький и преехидненький! Нравится.

– …Дашкова? Очень даже ничего пишет! Весьма, весьма интересно сюжет закручивает. В этом обаяние ее книг. И язык очень даже приличный. Донцова, мне кажется, несколько жиже будет. Может, конечно, я ошибаюсь. Вкусы у всех разные.

– Зато она полновластно царит на полках книжных магазинов.

– Ну и молодчина! Уметь надо.

Лера и Алла о другом беседуют.

– …Пруста большинству современных школьников не осилить. Пока они проберутся через дебри его длиннющих философствований, от них уйдет суть того, что хотел сказать автор. Сейчас требуется писать коротко и четко.

– В стиле «записки на манжетах»?

– Им теперь подавай роман из эсэмэсок!

– Мы – люди другой начитанности. Мы умели наслаждаться чтением. Это было магическое чувство…

– Роман из эсэмэсок? Не так уж это и смешно. Возникла особая языковая реальность, новая форма письма, новая литература, потому что у современного человека нет времени для книг. И общество не способно помочь удержать нишу для чтения.

– Эсемэски – литература? Мама мия!

– Чтение глубокое и развернутое, когда через книги мы открывали мир, ушло, разрушилось. Интернет дает поверхностные знания. А человек должен не только знать, но и понимать. Он должен думать, размышлять. И этому нас тоже учили книги. Они развивали наши души, воспитывали из нас людей. А сейчас читают только школьники, да и то слишком мало. И еще старики. Интенсивность коммуникации возрастает, а молодежь глупеет, становится бесчувственными роботами, – привычно невозмутимо-серьезно провозглашает Аня.

– Не расчухаю, что ты там бормочешь. Заклинания царя Соломона? – недовольно осаживает ее Инна.

– Нарастание информации приводит к тому, что мы не успеваем ее осмыслить и уже не можем управлять ею. Мы постоянно опаздываем и не понимаем, как жить в этом скоростном мире. Появляется чувство бессилия. Эволюция не всегда положительна?.. – Это Лиля сомневается.

– Молодежь сумеет.

– При условии, что мы будем не только зарабатывать деньги, но и заниматься воспитанием детей посредством литературы.

– …Некоторые ученые видят развитие современного мира как коммуникационное развитие, как абсолютное языковое множество, как текст. И литература сейчас понятие более широкое, чем сто лет назад… – говорит Алла.

– Слишком заумно.

Лена снова прислушалась к разговору Риты с Аней.

– …Как-то читала повесть Виктории Токаревой и недоумевала: отчего там нет длинных размышлений, философствований, лирических отступлений? И вдруг дошло – это же готовый сценарий для фильма. Четко, коротко, ничего лишнего. Вот оно, оказывается, где собака зарыта! – улыбнулась Рита.

– И я как-то книгу в руки взяла. Читаю и не понимаю – Токарева или Маканин? Угадываются общие интонации, напрашиваются параллели… Нет, думаю, все-таки это женщина писала, – сказала Инна.

– Нет, нет и нет! Фантазия чистой воды. Не станет она кому бы то ни было подражать. Она самодостаточна. У нее свой почерк. Это твое болезненное воображение, – возмутилась Аня.

– …Жан Жирардо? Я не разделяю его мнения, что можно находить достаточную глубину на поверхности жизни. Это заблуждение. Копать надо.

– …Нравится сухая, чувственная, безысходная проза Бунина? Как же, литературный аристократ!