Дневник замужней женщины

«Это неприемлемо! Мы жадны до ощущений, мы «творчески» неуспокоенные люди. У нас одномоментные взлеты, потом резкие спады… А тут каждый день вкалывать надо… алименты платить…» Считали себя героями, только оказались крысятами, маленькими, съежившимися, скукожившимися мозгляками. Они даже не попадают в категорию «любовники по рабочим дням, по выходным – отцы».

Я заканчиваю выражать свое мнение на абсолютно «провальной» ноте? Ах, простите! Зачем вспоминать о плохих папочках? Остальных же, брошенных непутевыми отцами деток, женщины нормально «вытягивают». Хвала им. Мне иначе построить свой монолог? Посоветуйте как, господа-товарищи-отцы! Может, сместим куда-либо смысловой центр этих гнилых историй о безответственных папашах или вообще запихнем в дальний темный пыльный угол, до которого пресса за всю жизнь не доберется? Любые предложения приветствуются. Что, мысли на исходе? Вопрос не актуален? Но ясно одно: безответственный мужчина – не мужчина. Мне приберечь свои нападки на будущее? Дальше будет еще хуже, когда эти «индивиды», расплодятся. Уже сейчас семьдесят процентов разводов. Половина детей воспитывается матерями. Это не «показатели»? Эта проблема социальная, философская или вы ее вовсе не видите? Я допускаю различные толкования этой темы. Я не носитель правды. Я просто неравнодушный посторонний наблюдатель. Но что же делать? Такие вопросы с кондачка не решить.

В который раз Митя ругает меня за то, что он, открывая кран с холодной водой, ошпаривает руки. Зная, что у меня после химий случаются моменты забывчивости, я тщательно слежу за своими действиями. Вот и сегодня после обеда подошла к раковине и руки ополоснула холодной водой с мыслью о том, что муж не обожжется, и не станет материться и обвинять меня в том, что я сначала закрываю холодную воду и только потом горячую. Я привычку такую стала вырабатывать: когда муж дома, не пользуюсь горячей водой, чтобы исключить ругань хотя бы на эту тему. Мне и самой не раз приходилось ожигаться, но я философски отношусь к подобным мелочам. Порезала палец, ударилась головой о вытяжку над плитой, обожглась паром – не велика беда, можно потерпеть. Заживет. Сама была неосторожна.

Смотрю, муж пошел в ванную помыть руки. Мы рыбу ели. Слышу матерные восклицания и упреки в свой адрес. Спокойно отвечаю: «Опять я у тебя виновата. Я не пользовалась сегодня горячей водой. Разберись в причине этого странного явления, чтобы оно больше не повторялось или прими вину на себя. Мы оба многое делаем автоматически, и ты иногда можешь не заметить, каким краном пользовался. Что в том особенного? Всем случается ошибаться. Стоит ли такая еренда наших нервов?».

Опять шквал криков, обвинений. И чем дольше, тем сильней. (А мужчины говорят, что настаивать там, где этого делать не нужно – женская черта.) Наконец не выдержала и завелась, правда, спросила тихо и внешне спокойно:

– Ты мужчина или женщина-истеричка? Когда ты кричишь, мне кажется, что тебя создали на тридцать шесть вольт, но ты себя включаешь в розетку на двести двадцать, а иногда и на триста восемьдесят. Пожалуйста, подскажи, какие правильные слова мне к тебе подбирать, чтобы я могла вовремя тебя отключать от высокого напряжения.

И, конечно, получила по полной программе. Сама виновата. Надо было зубы сцепить. Пора на рот застежку-молнию пришивать.

Самое интересное, что муж сам продолжает пользоваться водой неправильно и, конечно же, винить меня. Ждет, когда я начну его обругивать? Не дождется.

– …Я раньше много раз жаловалась, что твоя мать издевается надо мной, когда ты вне дома. И ты тоже не верил мне, утверждал, что она на такое не способна. То есть, по сути дела, считал, что я лгу. Умный человек может менять мнение, упрямый – никогда. Своим неверием ты испортил всю нашу жизнь. Ты поступал, как тебе заблагорассудится, не помогал справляться с проблемами, постоянно обижал и незаслуженно оскорблял меня даже при детях. Создавал невыносимую обстановку в семье и считал такое отношение к жене нормальным. И когда многократно убеждался, что мать лжет, ты продолжал верить ей, а не мне. Считал, что все врут, потому что сам врал? Но умный человек должен хотя бы пытаться понять другого. На каком основании ты и сейчас свысока на всех нас смотришь? В чем ты видишь свое превосходство? Видно Фрейд строил свои теории на тебе подобных.

– Ты хочешь сказать, что я тупой, упертый и лживый?

– Вывод ты сделал сам. Только будет ли в том толк? Последуют ли позитивные изменения?

– Зачем ты впариваешь мне прошлое?

– Затем, чтобы ты хотя бы теперь, будучи на пенсии, задумывался о причинах своего неадекватного поведения и корректировал его. Тогда и поводов ссориться не будет. И я хоть немного дольше проживу, – с грустной усмешкой закончила я разговор и ушла в спальню, предоставив мужу возможность одному поорать на кухне с полным удовольствием.

«А проблема-то и выеденного яйца не стоит, – печально думала я под аккомпанемент обычных оскорблений, проникающих через закрытую дверь. – На себя ему надо обижаться. Но ведь не понимает. А я ничего поделать не могу. У нас разные характеры. Мне достаточно тихо сказать и я все сделаю. Я долго взвешиваю, а потом отрезаю. Он же спокойного тона не приемлет. Ему по всякому пустяку скандал требуется. И подладиться под него не получается. Непредсказуемо вспыхивает, не поймешь, что его в следующий момент заведет.

После болезни я стала нервной, но стараюсь держать себя в руках. Сколько уже лет я сдерживаюсь?.. А муж по-прежнему вспыльчивый. Решения на эмоциях принимает. Даже в мелочах непреклонный. Сначала психует, потом думает? Если бы-то. Думает, конечно, но не о том…Эта свистопляска когда-нибудь закончится? До болезни меня трудно было сильно обидеть, потому что я всё быстро прощала, а теперь не хочу. Устала. Обидевшись, я опять-таки прощаю, но теперь иду параллельно обидчику.

– Зачем материшься?

– Жизнь свою украшаю яркими образными выражениями.

– Кто-то вкус самогона усиливает ацетоном, запах табака – кизяком, а кому-то хочется очищенного от примесей качественного вина. Слабо жить без мата, так хотя бы научись применять заменители. Сколько можно осквернять наш дом и мой слух? А как мне предложишь высказывать пренебрежение к тебе? Может, тебя лупить надо?

Тамара спросила, как я выдерживаешь такую психологическую нагрузку, как разряжаюсь?

– Музыкой. Не знаю, что было бы со мной без нее. Она спасает меня от людей, которые делают мне больно. Она уносит мою боль, лечит, поднимает и возвышает.

– Ты представляешь под музыку какие-то ситуации, образы и события?

– Нет, я поглощаю ее, наполняя душу счастьем и красотой. Каждый раз я пытаюсь получить от нее то, что мне в данный момент больше всего нужно. Музыка помогает мне восстанавливать внутри себя гармонию.

Горячая вода из «холодного» крана текла по причине неполадок в смесителе у соседа, живущего под нами.

На работе многие мужчины с уважением относились к моему трудолюбию, ответственности, чувствовали мою положительную ауру, мое обаяние, а муж глух ко всему, что есть во мне тонкого, интеллигентного, умного. Во мне он видит только домработницу.

Готовлю еду. Спиной «слушаю» женский оркестр «Вивальди», заряжаюсь положительно, «балдею». Какая прелесть! Мне нравится, что они исполняют только шедевры и только радостные и оптимистичные мелодии. Музыку люблю слушать вне дел, чтобы отдаваться ей полностью, но это редко удается, только когда болею.

Иногда полезно приобщиться и к народному творчеству, чтобы сохранить в себе свою собственную самость, еще оставшуюся во мне на генетическом уровне. У внуков ее уже нет. Моя вина или причина в том, что они не в мою породу пошли?

*

Опять разнервничалась. Митя если и сделает что-то хорошее, так тут же руганью и упреками все испортит, будто жалеет, что совершил доброе дело для нас, а не себе.

Слушаю сантехника и по привычке сразу анализирую, что за каждой его фразой стоит, куда он клонит. Ясно, пришел денег просить. Я отзываю мужа на кухню и тихонько шепчу:

– Ты думаешь, он и правда беспокоится о том тепло ли тебе? Не давай ему денег.

– Не думай о людях плохо.

– Я так не о всех думаю. Я об этом человеке говорю, потому что вижу его уловки, а ты их не замечаешь.

Приписка. «И, конечно же, муж занял ему. Полгода прошло, а о нем ни слуха, ни духа».

Включила телевизор. Священник выступает, красиво говорит, молодежи высокопарные нотации читает. Мол, такой-то последователь Учителя то-то говорил, а такой-то апостол то-то. Я, конечно сразу анекдот про экзамен по научному коммунизму вспомнила, потому что прекрасно знала, что этот священник торгует сигаретами, молодежь никотином травит, огромные площади незаконно в наем сдает. А им не положено бизнесом заниматься. Если только получил высочайшее разрешение…

– Возьми кусочек судака.

– Не хочу.

– В прошлый раз тебе понравился.

– Сейчас мне не хочется рыбы. Я неважно чувствую.

Муж кладет мне на тарелку кусок.

– Я же сказала, что не хочу. Ты же знаешь, если стану есть насильно, меня стошнит. Я возьму жареной колбасы с картошкой.

– Тебе вредно жареное.

– Тебе тоже, но ты себе не отказываешь.

– Возьми судака и обжарь.

– Ну что ты привязался ко мне с этой рыбой! Сколько раз тебе надо повторять, что не хочу я сегодня ее ни жареной, ни вареной.

– Не капризничай.

– Ты же видел, с каким трудом я готовила ужин. Я устала. Я только что пила лекарство для сердца, а ты принуждаешь меня обжаривать рыбу, которую я не желаю есть. Не приставай ко мне, – через силу говорю я.

– Не кричи.

– Мне даже возражать тебе трудно, не то что кричать. Не настаивай, пожалуйста. Не заставляй меня нервничать, не вынуждай огрызаться. Не делай из меня овчарку, я хочу быть покладистой болонкой. Мне бы скорее поесть да лечь в постель. Давление скачет. Час назад было сто девяносто на сто тридцать, а сейчас девяносто на шестьдесят. Тошнит, перед глазами все плывет, ноги дрожат и подгибаются. Ты понятия не имеешь, как тяжело бывает от резких перепадов давления.

– А раздражаться так есть силы.

– Раздражение у больного человека как раз и бывает от бессилия. Это у здорового от плохого характера.