Младенцы безумного града

В городе тишина, мир обращен в телевизор.
В кольцо Мёбиуса, в котором
две стороны взгляда и одна сторона пути.

Звук летит обоюдоострый,
но тоже разреженный и тонкий:
это шумят заводы за далекой чертой,
конвейеры скрежещут, транспортеры глохнут, крича,
шаровые мельницы стучат, и воют черные трубы, полные неровного огня.

Там отсвет падает на стены, выкрашенные синим,
там шахты проникают в твердь, выдолбленную для
черных маслянистых колыбелей, качаемых металлом.
Там земля не имеет формы, она вещь и средство,
материал и сырье, недра и полости,
пустота вместо тела.
Там черное и красное, огневое и чугунное,
свист срезаемых заклепок и всхлип измученных клапанов.
Остановись, железо, ты прекрасно,
ты мурашки по коже, ты молох, сжигающий небо,
я трепещу,
я восхищаюсь
этой мускулистой оплетенной плотью,
этой черной мертвенной силой.

Но ты, земля,
разве ты не должна быть покрыта травой,
цветами и влагой,
бесшумно, бесцветно, размыто, осторожно,
почти невидимо.
Едва белым, едва соленым, чуть прозрачным,
трепетным, туманным, неосязаемым?

Мое тело настроено понимать тончайшие звуки,
неуловимые запахи.
Но эти сырые пути в тебе, длинные сквозные коридоры,
скользкие влажные стены,
твое воспаленное сердце,
твои сосуды, заросшее солью и гнилью,
я их слышу – гудящие и стонущие
в этом выцветшем воздухе
далеким звуком, неверным, ненастоящим.
Ноги мои по колено в тебе,
увязаю, глохну, закрываю уши.

Неподъемное небо смотрит мимо нас.

«Песок течет иссохшим горлом…»

Песок течет иссохшим горлом,
И звуки глохнут в тишине.
И этот город, этот город,
Как целый мир, болит во мне.

Его неровное дыханье
Морской пропитано травой,
И небо плещется в лохани
Нелепой пены дождевой.

Мы здесь, наверное, на страже,
Мы отмеряем век земной.
Но что-то снова мелом мажет
И на живую шьет портной.

И все равно концы обрежет
И криво и наискосок.
И переставит нас небрежно,
Когда осыплется песок.

«зеркало…»

зеркало
поднесенное к губам
остается чистым
наконец-то образ ничем не замутнен
но некому это увидеть

«Нет, не дели нас на чистых и не-…»

Нет, не дели нас на чистых и не-,