Оценить:
 Рейтинг: 0

Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии

Автор
Год написания книги
2023
Теги
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
3 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Кажется, я не так выразился? – виновато спросил он. – Я веду речь о нашем славном обычае – по достижении примерно пятидесяти лет (либо по обнаружению у себя безнадёжного упадка жизненных сил) сбрасывать своё бренное тело с обрыва, чтобы не мучиться самому и не мучить других; не быть обузой.

– Я прекрасно знаком с традициями и обычаями нордов, – возразил я, – потому как сам краевед. Мне ли не знать? Но в законе сказано также и о том, что человек может отсрочить свой суицид, если он не завершил всех дел.

– Правое ли твоё дело? – Спросил викинг, вперив в меня свой внимательный взгляд. Он наблюдал за каждым движением, за всякой мимикой на моём лице.

Тогда я твёрдо заявил, что пишу научный труд, который будет во благо всей Фантазии; что детей у меня нет, но компенсация есть многократная, ибо я достаточно известный и всеми уважаемый человек, а мой труд – на века.

Тогда и викинг смягчился, и взгляд его стал менее суров; назвавшись Хунардом, он стал более любезен, более радушен. Он сообщил, что зашёл в трактир узнать, нет ли работёнки для них, бравых солдат кронинга.

– Ибо осточертело сидеть, сложа руки – как надоело охотиться на зверя почём зря. А грабить люд есть скверна, мерзость для меня – ведь клятву я давал…

– Где-то я тебя видел, – заметил я, щурясь даже с надетыми на нос очками.

– Верно, – загадочно произнёс Хунард и ушёл прочь.

Спустя некоторое время я, Кердик-наблюдатель, Кердик-испытатель решил прогуляться по селению пешком, так и оставив своего осла в стойле «Дубкрафна» до поры до времени.

Вдруг, проходя по центральной площади, где всегда немало народу (к тому же намечалась ярмарка) я чисто случайно подслушал следующее:

– Супротив честнаго Б-га души лютыя истязаша… – Вопила на всю улицу какая-то девица (кажется, это была Береника – та самая нагрубившая мне горничная из гостиницы).

– Должна нравиться? Боюсь, это невозможно. Почему? Ты – обычная, земная; для тебя (как и для девяноста девяти из ста) главное в жизни – семья и дети (тогда как всё это совершенно неприемлемо для такого странника и отшельника, как я). Нет в тебе искры, изюминки; будешь ты всего лишь женой мужа и матерью чад, но – не подругой жизни для меня. А потому иди прочь, с глаз моих долой, и ищи себе другого дурака – который будет стелиться пред тобою, всячески угождать да содержать. Я же никому не позволю ворочать собою; бо скверна, униженье для меня.

Я обомлел, когда увидел, что сии речи доносятся с уст моего нового знакомого – того самого Хунарда! Который… Неожиданно куда-то делся!

Зато в тот миг, когда вся улица вдруг бросилась врассыпную, наутёк, когда до меня донеслись визги женщин и детей, я сразу понял, в чём дело: с площади, с того самого места, где прежде стоял викинг, в сторону леса бежал огромный белый волк.

– Не познакомлю, – насупился Хунард при очередной нашей встрече, когда я спросил, есть ли у него другъ в качестве волка или собаки. – Ибо это я и есть!

– Как это? – Похолодел я.

– Не пугайся: я не оборотень, не вамп, не варг. Те отравлены «мудрецами»-магократами нашего кронства и превращаются в зверя ночью, против собственной воли и в адских муках, тогда как я – добровольно и в кого угодно, но чаще – в белого волка.

– Расскажи мне о себе! – Начал упрашивать Хунарда я, Кердик-интервьюер, попутно делая записи в своём сокровенном, своём драгоценном свитке.

– Не сегодня, – отрезал тот и опять куда-то сгинул – только его и видели.

В следующий раз я и Хунард снова столкнулись в таверне – обмолвившись парой фраз, мы поднялись наверх спать – каждый в свою комнату.

– Можно ли к тебе, о Хунард? – Осторожно постучав в дверцу ранним утром, я открыл её и вошёл внутрь.

– Входи, я уже кончил… Пошла прочь! – Сказал тот, небрежно сталкивая полуголую женщину с постели – ещё красную и горячую, которая в растерянности постаралась немедля выбежать вон, огорошенная его звериной грубостью, но, несомненно, восхищённая его же мужской силой, его хищной страстью и напористостью.

– Зачем же так, Хунард? – Мялся я, пятясь к стене и пропуская восвояси девицу, попутно с некоторым любопытством разглядывая её сквозь призму своих очков – ранее я никогда не видел абсолютно голых женщин, и сие было для меня в диковинку.

– А как же ещё-то? – Мрачно, но одновременно и спокойно ответствовал друг, сидя на циновке и взирая перед собой, и взгляд его был в пустоту. – Сказано же в книге: «Дев – оседлаша, а врагов – побиваша; коли кто супротив – так его это неправдоваша…».

– В какой книге, Хунард? – Мигал я непонимающими, ещё сонными глазами, переминаясь с ноги на ногу. Услышав же в очередной раз словеса, какими обычно изъясняются жители княжества Хладь, я и вовсе оторопел от неожиданности.

Похоже, что Хунард не был настроен на полноценный диалог, поскольку так и не разъяснил мне, своему другу, из какой книги почерпнул он крылатую фразу.

Ввиду сильных морозов я счёл за лучшее не выходить сегодня из придорожного заведения – пожалуй, я дождусь существенного потепления: эти холода в значительной степени сказались на моём промедлении, ведь я здесь уже две недели, и мне давно пора идти дальше.

Спускаясь к обеду, я услышал спор нескольких человек, и снова в центре скандала был Хунард.

– Вы считаете, что моя миссия на этой земле заключается в том, чтобы помогать другим людям? Как бы ни так! Я не Годомир Лютояр! – Вскричал он в сердцах и великом бешенстве.

– А кто такой Годомир Лютояр? – полюбопытствовал я, присаживаясь.

Но все мои потенциальные собеседники, точно воды в рот набрали.

Я же, когда на протяжении многих лет собирал материал о Фантазии, что-то слышал о том имени – именно поэтому оно и показалось мне знакомым. Но с годами память неумолимо ухудшается, и всё, что я помнил и/или знал о Годомире, выветрилось с сокрушительным успехом.

– То был славный малый; великий воин своего времени, – начал Гудлейфр Кроекер. – Годомиром его нарекли ещё при рождении, и на протяжении всей жизни он своими деяниями всячески подчёркивал, что имя это дано ему не зря – годами он насаживал мир во всём мире, по всей Фантазии.

– А Лютояром его прозвали позже, когда показал он себя в бою, когда раскрыл силушку свою великую, – с трепетом и почтением молвили другие. – Ибо лют и яр он был на расправу с недругами своими, но честен, справедлив с теми, кто был столь же добр и благороден, как он. И с ним в один ряд такие герои, как его современник Бренн; Эйнар Мореплаватель, Айлин Добрая, Бэн Простой, Робин Хороший, а также Хельга Воительница вместе со своими верными лучницами – Аластрионой, Венделой, Гвендолиной.

– На самом деле их гораздо больше, – задумчиво произнёс мастер Кроекер. – Не стоит забывать, что на другом полушарии нашей Фантазии, в кронствах Кронхейм, Фаннихольм, Эльфхейм и Гномгард жили и творили такие величайшие деятели своей эпохи, как люди Тиль Мергенталер, Вернер Романтик, Роган Мастерок; эльфы Эльданхёрд, Лунная Радуга, Мейленггр, Рилиас; гномы Олвин, Нейн, Зайн, Юнни, Ларуал, Сигрун Победитель, Махенна и многие другие.

– Мастер Кроекер расскажет тебе о них подробнее, коли пожелаешь, – усмехнулся Хунард, видя, с какой учёной жадностью я впитываю на слух каждое имя. – Он мастер в таких делах, и нет рассказчика лучше него.

– В другой раз, – уклонился Гудлейфр. – Но это случится обязательно и скоро, в хорошей компании и за поеданием различных вкусностей.

Хозяин таверны сдержал своё слово, и однажды я записал все пересказанные мной предания в свой записной свиток. Пожалуй, единственное, что меня смущало в этих сказах и былинах – это то, что все их персонажи побеждали зло силой физической (что чаще всего) либо силой магической – будто по-другому конфликт решить нельзя. Похоже, что в древние времена ничего не слышали про дипломатию – а зря, ибо не каждый мужчина – воин и защитник отчизны; увы, не всем написана судьба держать в руке тяжёлый меч… Вот, например, я: даже в свои двадцать я не смог бы назвать себя воином, хотя в мыслях я был солидарен в помощи, заботе и охране своего края. С другой стороны, было приятно лицезреть, что и в современной молодёжи, держащейся дружной семьёй, ещё имеется некоторая крепость, доблесть старины. Взять ту же Беренику, служанку Гудлейфра – сколько в ней силы, удали, хватки, сколько жизненной энергии! Она на раз положила меня в состязании по армрестлингу – ручаюсь, что даже если бы мне было столько же вёсен, сколько прожила она (а годков ей было восемнадцать), то и тогда я не одолел бы её.

– А остались ли ещё в нашей Фантазии герои, подобные Годомиру? – спросил я и затаил дыхание в ожидании скорого ответа.

– Несомненно, – молвил Гудлейфр и многозначительно кивнул на Хунарда. – Просто некоторые из них не могут (или не хотят) принять свою судьбу.

Утомлённый длительною беседою, я пожелал всем доброй ночи, и поднялся в свой номер, дабы предаться цветным картинкам – а то и целому видеоряду, который называется «сон». И в одном из диафильмов моего фантастического калейдоскопа мне явились Вернер и Эрика – пара влюблённых, о которых рассказывал мне трактирщик. Эта счастливая двоица, направляясь на Край Света, в рай, летала над морями и лесами, иногда погружаясь в глубины первых и густые кроны других, попутно расследуя что-то опасное и серьёзное; в это время они превращались в каких-то неведомых птиц или зверей, и в течение всего их бесконечного полёта играла красивая, завораживающая, успокаивающая музыка, пробуждающая в душе что-то светлое, доброе и хорошее.

Вскоре мне улыбнулась удача: наконец-то погода переменилась, и лютые морозы ушли далеко на восток – в сторону Хлади, Сиберии и Нордландии. Это означало только одно: мне пора возвращаться назад, пора в обратный путь. Конечно же, я не оставил своих замыслов по полному и тщательному анализу Фантазии; однако я весьма посредственно подготовился к этому мероприятию, и если меня так потрепало в родных краях – что же будет со мною в землях инородных?

Распрощавшись с мастером Кроекером и всеми прочими, я запряг своего осла, а у самого в душе скребли кошки оттого, что я нигде не нашёл Хунарда.

Будучи уже в пути, я услышал протяжный вой. Разумеется, я испугался, ибо не мне, седовласому и малость хворому старику, тягаться с лютоволками Севера. Однако, едва завидев белого волка, который ждал меня на вершине холма, я испытал неописуемое облегчение: Хунард снова явился пред мои очи.

Когда я на осле добрался до холма, там уже сидел мой викинг и пронзал глазами небесное пространство. Он смотрел на звёзды и о чём-то размышлял.

– Мне бы не хотелось, чтобы мнение твоё было превратным относительно меня, – начал Хунард Лютоволк, не прекращая наблюдать за холодным мерцанием столь далёких от нас объектов космоса. – Моему дурному обращению с женщинами есть объяснение.

– Ты не обязан передо мной отчитываться, – поспешил успокоить его я, Кердик-путник, Кердик-странник, Кердик-бродяга.

Но Хунард оказался непреклонен:

– Происхожу я из хладичей – оттого и мой акцент. Мое життя же таково: имел я жену, любил её весьма. Но случилось так, что недруги обложили весь мой дом – ни выйти, ни зайти. Я бился до последнего – до тех пор, пока у меня не порвалась тетива на луке. Тогда я воззвал к супруге своей, дабы она отдала мне свой волос – чтобы я смог натянуть лук и сыпать во врагов своих стрелы. Но женщина моя предала меня, и не сделала ничего, чтобы помочь нам обоим. Мне не ведом страх, хотя на дом мой напала целая рать. В конечном итоге меня повалили на землю – но и тогда суженая не сделала навстречу ни шага, хотя владела и мечом, и топором. Предательница стала женой ярла, завистника моего, который приказал поджечь мой дом и стереть его с лица земли. Меня же, избив всей дружиной, обессиленного бросили в канаву, сочтя мёртвым. Ворон чёрный, кружа надо мною, смилостивился, сжалился и не выклевал мне глаза, не распотрошил до конца и без того бередящие раны. Наоборот, этот неправильный вран, сорвав одно из растений, что собирает в свой цветок влагу, полил меня живительной росой. Тогда восстал я заново, и как переродился. И последовал я за враном в Тронн, ведь символ он страны той братской – хоть и вражда средь нордов извечно, постоянно. И с той поры минуло уж десять лет, и вот он я, перед тобой.

Хунард умолк, и горечь на сомкнутых устах его. А я давался диву его выносливости, его стойкости, его храбрости, его смелости, его отваге, его доблести, его силе, его бодрости духа. Здесь и сейчас передо мною реинкарнация Рагнара Лодброка – настоящего викинга, настоящего берсерка, настоящего хёвдинга…
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
3 из 4