Чёрная сказка, или История одного королевства

– Что ж вы делаете, люди?! Как же так… – Плакала сиротка, завидев удаляющиеся силуэты. – Это ж самосуд! Тугодум – не людоед…

И схватилась за сердце, и повалилась оземь.

«Какая же я несчастливая и невезучая! Почему меня покидают все те, к кому я привязываюсь?», царапала ногтями землю Меченая.

И пошла к бурному потоку ледяному, дабы утопиться, покончив раз и навсегда, и увидела отраженье своё в воде.

– Уродина! Уродина! Уродина! – Драла она седые космы и била ладонью по шраму. – От тебя шарахается всё живое…

Наревевшись вдоволь, Сильбина понуро, уныло, беспристрастно, отстранённо зашагала прочь от пепелища, некогда являвшегося ей жилищем, не раз тоскливо оборачиваясь.

И надо ж было такому случиться – спустя некоторое время, уже поздним вечером дорогу деве перегородил какой-то слащавый на вид мужчина лет тридцати пяти от роду, с ярко-алыми губами, заострёнными ушами и мощной шеей, хитрыми глазёнками и мощными скулами; черноволосый, жгучий, обаятельный брюнет. Такие однозначно альфонсы, ловеласы и невесть что ещё; Сильбине этот тип сразу не понравился.

Сиротка всё же попыталась прошмыгнуть мимо симпатичного нахала, но не тут-то было: тот, недолго думая, схватил её за руку.

– Далёко ль путь держишь, о красавица? – Овеял, очаровал тот муж своими сладкими речами. И его вовсе не смутил внешний вид Сильбины, её изуродованная физиономия, ведь сорвал наглец с сиротки капюшон.

Сбил с ног и повалил он деву прямо на тропе, хоть та отчаянно сопротивлялась. И видели сие и лесник, и дровосек, и грибник и хлебопашец, проходящие мимо, возвращавшиеся этой тропой в свои дома, но и пальцем не пошевелили, чтобы вызволить несчастную.

– Не та ли это золушка, что свела в могилу Уго? – Задал вопрос один.

– Не та ли это девица, что подстелила людоеду? – Задал вопрос другой.

– Не та ли это сирота, что испекла принцессе яблочный пирог отменного и запаха, и вкуса? – Спросил тут третий.

– Не та ли это выпь, что всех в своё болото окунает, ведь несёт одни несчастья? – Прозвучал следом четвёртый.

И не сделали ничего, и вот: пыль от них уже вдали.

Отчаянно, но, всё ещё успешно отбиваясь, Сильбина получила кулаком в лицо, и вот, левую щеку не отличить теперь от правой. А злопыхатель всё не унимался. И ведь надкусил уже сочную, спелую шейку своими клыками, впившись накрепко и страстно, как вдруг почувствовал почти равную себе. Отпрянул он в глубоком разочаровании.

– Отчего ж умолчала, что в роду твоём имелись красные ведьмочки? – Раздосадовано протянул вампир (а ведь это был именно он), помогая деве встать.

– Клянусь, я не знала. – Отряхиваясь после упорной борьбы, ответила ничего не понимающая Сильбина.

Глянул мучитель на неё как-то очень странно. И вот: страшно обиделся вампир; весь как-то сразу осунулся. Он посчитал, что его самым наглым образом обманули и предали. И заторопился вампир в отхожее место, и ныне оно ему самая вотчина.