Мартин начал рисовать, медленно и тяжело двигая рукой. В темноте он плохо видел, что у него получается. Мартин всмотрелся на рисунок. Перекладина с одного конца вышла длинноватой.
Поколебавшись, Мартин – сам не понимая зачем – пририсовал вторую перекладину.
Из-за валиума ему казалось, что он утратил волю. Мартин снова поднес уголь к бумаге и изобразил рядом с первым еще один столб.
Заштриховал балки и продолжил рисовать, хотя веки у него отяжелели.
Мартин взял новый лист. Крест вышел кривым, Мартин начал заново, но бросил: из прихожей донесся торопливый шепот.
Мартин бесшумно отполз назад, прижался спиной к стене и уставился в темноту.
Вот они, мальчики. Идут.
Один из них случайно задел ногой поводок – звякнули стальные звенья.
Мартин старался дышать потише.
Он вдруг увидел, как в проеме, ведущем в прихожую, что-то задвигалось. В гостиную шагнули две фигуры.
Одному мальчику всего три года, второму лет пять.
В жидком голубом свечении, исходящем от диода телевизора, Мартин видел, как желтоватая, оттенка серы, кожа натянулась на черепах, как она собралась складками под подбородком.
Острые кости выпирают под тканями и оболочками, вырисовываются под кожей, вот-вот прорвут ее.
Мартин взглянул на рисунки, оставшиеся на журнальном столике, но не решился потянуться за ними.
На младшем мальчике были только пижамные штаны в горошек. Он взглянул на старшего и, улыбаясь, повернулся к Мартину.
Медленно двинулся к нему, наткнулся на столик; ручки со звоном посыпались на стекло.
Мартин скорчился на полу.
Малыш остановился перед ним: его фигура едва угадывалась в тусклом свете. Голова немного свесилась вперед. Мартин понял, что мальчик стягивает штаны. Промежность и ноги ему залила струя холодной мочи.
Памела проснулась еще до звонка будильника. Ее трясло, болела голова. Страстно хотелось позвонить на работу и сказаться больной, налить в кофейную чашку водки и остаться в кровати.
Часы показывали четверть седьмого.
Памела спустила ноги на пол. Мартина в кровати не было.
Уже выгуливает Бродягу.
Памела натянула халат. Испытала приступ дурноты, но сказала себе, что справится.
Выйдя в прихожую, она увидела на полу поводок и заглянула в гостиную.
Торшер горит, столик стоит косо, под кроватью – пустая упаковка валиума.
– Мартин?
Мартин спал, скорчившись в углу и привалившись к стене. Подбородок собрался гармошкой. От мужа несло мочой, штаны были мокрыми насквозь.
– Господи, что случилось?
Памела бросилась к мужу, обхватила его лицо ладонями.
– Мартин!
– Я заснул, – пробормотал Мартин.
– Идем, я тебе помогу…
Мартин тяжело поднялся, Памела поддерживала его. Идти ему было трудно; Мартин пошатнулся и сел на диван.
– Сколько валиума ты принял?
Мартин не хотел выходить в прихожую; он отворачивался, но Памела не сдавалась, и он последовал за ней.
– Ты же понимаешь, что должен мне ответить, – настаивала Памела.
Мартин остановился возле ванной, провел рукой по губам и опустил глаза.
– Если ты не скажешь, сколько таблеток принял, я вызову «скорую», сию минуту, – резко сказала Памела.
– Всего четыре, – прошептал Мартин, испуганно глядя на нее.
– Четыре? Не шути так.
Она помогла мужу раздеться и повела его в душ. Мартин опустился на шероховатый пол, привалился к кафельной стене и закрыл глаза. На него полилась вода.
Не спуская с Мартина глаз, Памела позвонила в токсикологический центр и сказала, что муж случайно принял четыре таблетки валиума.
Ей объяснили, что если человек в остальном здоров, то доза неопасна. Памела сказала «спасибо» и извинилась за звонок.
Она знала, что Мартин принимает много снотворного и транквилизаторов, но раньше передозировок не случалось.
Вчера Мартин был беспокойнее, чем обычно, и то и дело оглядывался через плечо, словно чувствовал на себе чей-то взгляд.
Памела повесила свой халат на сушилку. Стоя в одних трусах, она намылила мужа, смыла пену и вытерла его.
– Ты же понимаешь, что если ты и дальше будешь так делать, то мы не сможем заботиться о Мии, – напомнила она по дороге в спальню.
– Прости, – прошептал Мартин.
Памела уложила его в кровать и поцеловала в лоб. Сквозь ночные шторы пробивался солнечный свет.
– Спи.