Его личный ад

– За то, что убежала на рассвете, не сказав даже слова на прощание?

– Да, я поспешила с выводами. Прости, пожалуйста. Ты был так добр ко мне, а я отплатила грубостью,– к горлу подступил комок, когда на секунду я представила, что пришлось пережить Генри.

– Какие выводы? Ты о чём?– лицо директора смягчилось.

– Я узнала, что у тебя была невеста, которая погибла, но это в прошлом,– я поняла, что Генри был не готов признаться сам. Не хотелось причинять ещё больше боли. С него хватит страданий.

– Прости, что не сказал тебе об этом, если сможешь, поцелуй меня, Анни, скорее,– слегка дрогнувшим, голосом сказал Генри Аллен.

Этот поцелуй был ему необходим, как и мне. Кому больше, я не могла понять, просто чувствовала это.

Приблизившись вплотную, я прижалась к нему, всем телом, всем сердцем, всей душой. Жалость вперемежку с нежностью затопила меня. Пристав на цыпочки, я прильнула к губам Генри. Он яростно впился в них поцелуем. Требовательно, слегка грубо он брал от этого поцелуя всё. Мне хотелось дать ему больше. Запечатать поцелуями раны на его сердце, но в силах ли я? Хочет ли он этого?

Мои пальцы запутались в его волосах, превращая их идеальный порядок в хаос. Бедром я почувствовала его эрекцию. Он хотел меня, я хотела его. Будет ли правильно так быстро переходить к интимной близости? Я была уверена лишь в одном– хочу доставить удовольствие этому мужчине. Хоть как–то облегчить его боль, загладить вину. Это было так волнительно, так ново, что я чувствовала себя первооткрывателем, высадившимся на берег необитаемого острова. Так страшно сделать, что–то не так, но я должна попробовать, ради него. Как обуществить задуманное я знала лишь в теории.

Моя ладонь легла на брюки Генри. С его губ в мой приоткрытый рот сорвался тяжелый, сладкий стон. Слегка массируя, я подтолкнула Генри к диванчику. Он опустился на него, удивлённо глядя на меня. Спустившись на колени перед своим начальником, я откинула волосы с лица. Осторожно расстегнув молнию на тёмно–синих джинсах, я провела ладонью по ткани боксеров. Содержимое слегка дрогнуло под моими пальцами. Генри крепко сжимал подушку. Освободив его достоинство, я с пару секунд разглядывала его. До этого, я никогда не видела ЕГО так близко. Гладкий, со слегка выступающим венками, аккуратной головкой. Директор возбужденно, потемневшими, почти до чёрноты глазами, смотрел на меня. Слегка облизнув пересохшие губы, я коснулась кончиком языка его возбужденной крайней плоти. Я никогда не делала ничего подобного ни с кем, поэтому боялась сделать что–то не так. Решив довериться инстинкту, я осторожно обвела влажным кончиком языка головку и неуверенно взяла её в рот. Где–то над моей головой Генри тяжело дышал. Я продолжила слегка посасывать, постепенно захватывая все больше ЕГО. Он пульсировал, становился все крепче. Это странным образом возбуждало меня. Генри сладко стонал. Его пальцы зарылись в мои кудри, слегка потягивая их, направляя, задавая ритм. Я слегка плотнее сжала губы, и спустя несколько восхитительно долгих минут Генри сильно потянул за волосы и кончил. Тёплая, солоноватая жидкость потекла по моему горлу, оставляя какое–то непривычное, интимное послевкусие. Я подняла глаза на Генри, он глубоко дышал, запрокинув голову.

– Ох, Анни,– выдохнул он, с восхищением глядя на меня, – ты умеешь удивить! Это было волшебно, спасибо.

В душе я понимала, что поспешила, что не стоило делать этого, но мне хотелось снять напряжение с Генри, я была виновата перед ним.

– Прости ещё раз, – я облизнула губы. Генри быстро натянул штаны, возвращая всё в первоначальное положение.

– Я испугался, что больше не увижу тебя, разозлился, потом увидел тебя на работе. Ты была такая бледная и уставшая, но всё же я не смог подойти и обнять тебя. Так злился, хотелось отшлёпать так, чтобы ты неделю сидеть не могла.

Воображение живо нарисовал эту картину, и я опустила глаза.

– Я больше так не поступлю, обещаю,– подняв глаза на Генри, я увидела его улыбку и ямочку. Наконец.

Шаг за шагом, слово за словом, этот мужчина ворвался в моё сердце. Я почувствовала себя такой уязвимой перед ним. Мне хотелось расспросить его о брате невесты, о ней самой, о сестре, но я знала, что это ранит его, поэтому пришлось унять любопытство. Это была красная зона. На неё нельзя заходить, пока он сам меня туда не позовёт. Интерес не был праздным. Я хотела ближе узнать Генри, ведь смерть его близких сделала его таким, какой он есть. Всему своё время. Когда–нибудь всё встанет на свои места, и Генри Аллен сам раскроет свою душу для меня. Возможно, стоит начать с малого.

Глава 11

Вечер. Порог её квартиры. Я смотрю на Анни. Большие карие глаза невинно смотрят на меня. Может ли такое быть? После фантастического минета она выглядит словно ангел. Чёрт, я не хочу уходить. Просто хотя бы смотреть на неё. С каких пор я довольствуюсь малым? Что–то подсказывает, что она не готова к близости другого уровня, а удовольствие хотела доставить мне, потому что чувствовала вину. Даже после того, что она вытворяла несколько минут назад. Она готова прикасаться ко мне, но не готова подпустить меня близко настолько, что обратной дороги не будет.

– Директор, – обожаю, когда Анни называет меня так,– хотела кое–что спросить.

– Конечно, спрашивай,– ответил я и немного напрягся.

– Тот парень, что приходил к тебе домой, а затем в офис, это ведь брат твоей нвесты?– её голос звучал встревожено.

– Да,–коротко бросил я. Не хочу, чтобы она знала о моём прошлом. Ей это ни к чему.

– Если ты не хочешь об этом говорить, то я пойму. Прости за бестактный вопрос.

Анни отошла от меня, словно проводя невидимую черту между нами. Неужели я не могу просто сказать, что это брат моей мёртвой невесты и мы ненавидим друг друга до смерти? Конечно нет. Тогда она поймёт,  насколько я изломан внутри, и насколько мои чувства атрофировались, сводясь к физиологическим потребностям. Но именно к этой девушке я начинаю что–то испытывать. Что–то за гранью моего восприятия, давно забытое и от того, как будто новое.

– Мне уйти? – спросил я, протягивая руку к её вьющимся, темным как грозовая туча волосам.

– Останься, не хочу быть одна,– Анни улыбнулась так печально, что где–то в недрах окаменевшего сердца что–то едва неуловимо треснуло.

Анни направилась принимать душ. Её фигурка была очень чувственной. Слегка широкие бедра, выделяющаяся талия, упругая грудь, державшая форму. Я определённо хотел её.

– Располагайся, как тебе удобно, я быстро приму душ, и приготовлю ужин,– Анни лёгким и быстрым движением собрала волосы в высокий пучок, открыв изящную шею. Во впадинке между ключиц лежал фианит на тонкой серебряной цепочке. От чего–то мне показалось, что серебро идёт ей больше золота, хоть оно и дороже.

– Можем заказать ужин, если ты устала, – предложил я.

– Нет, я сама,– ответила Анни, и в этом была вся она. Слишком самостоятельная и упрямая, словно не знает, как это быть слабой.

– Помочь хоть можно?– с улыбкой спросил я.

– Так и быть,– лицо Анни просветлело, преображаясь.

Я еще раз оглядел квартиру. В ней всё было так же лаконично. Те же милые детали, придающие уют. Было видно, что в обстановку вложено много тепла и любви.

Бездумно листая журнал, лежащий на столике, старался игнорировать мысли о Даниэле. Он не должен был вторгаться снова в мою жизнь. Между нами достаточно боли и претензий. Он винит меня в смерти Грейс, я виню себя не меньше. Он не может меня ненавидеть больше, чем я сам себя. После случившегося он слегка помешался, был убит горем. Я хорошо понимал, его чувства, ведь моей сестры тоже не стало. Я так же умер внутри. Уйдя в работу и бизнес, я не позволял себе думать об утрате. Был слишком труслив для этого. Даниэль выбрал иной путь. Он был уничтожен, и в отличие от меня не скрывал этого. Их семейный бизнес оказался под угрозой, так как его отец был уже не молод, и вести дела ему удавалось с трудом. Мы почти не общались с похорон Грейс, но я знал, что добрая душа мистера Грина не держит злобы. Тот день разделил наши жизни на "до" и "после".

Дани тратил деньги на выпивку и наркотики, не вылазил из реабилитационных клиник. Его мать и отец за эти несколько лет заметно сдали, здоровье из без того подкосившееся после смерти Грейси, стало совсем некудышным. Даниэль исчез с поля зрения всех наших общих знакомых на два года, и как оказалось, приводил себя в порядок. Вопрос в том, в порядке ли его разум? В последний раз когда я видел его, года три назад, он был похож на сумасшедшего бездомного. В тот день моё сердце разбилось еще раз. Дани был моим другом. Возможно единственным. Глядя на него, я будто снова видел Грейс, ведь они были близнецами. Оттого боль потери он ощущал ещё сильнее. Никто и никогда не может указывать и говорить другому как страдать. У каждого своя глубина горя. Дани озлобился. На весь мир, на меня. Все попытки помочь, он отметал, брыкаясь и упираясь.

Сидя в моём офисе он выглядел собранным. Такая собранность ограничила с маниакальной, но я просто был рад его видеть практически таким, каким запомнил. Разве что тени под его глазами стали темнее и он сильно похудел. Лицо,некогда пышущее здоровьем было отмечено печатью усталости. Годы реабилитации, несомненно, сказались на нём. Мы молчали. Пили черный кофе и молчали. Где–то за дверью легкий гул рабочего дня казался чем–то нереальным и далёким.

– Сколько лет прошло?– неожиданно спросил Дани, отстранённо глядя в окно.

– Пять,– ответил я, будто мог забыть.

– Пять лет, двести пятьдесят пять дней,– все так же безэмоционально сказал Даниэль. Меня это очень насторожило.

– Да, ты прав, долго…

– Как один миг,– перебил меня он.

– Как ты живёшь, Дани?– спросил я.

– Если это можно назвать жизнью. Как видишь, цвету и пахну.

– Не стоит так говорить, я совершенно серьёзен. Переживаю о тебе, ты не перестал мне быть другом!

– Конечно нет,– Даниэль улыбнулся. Я не видел прежде у него такой улыбки. Она пугала.

– Ты должен жить дальше, понимаешь?

– Как ты?!– неожиданно вскрикнул Даниэль, и с его лица на миг слетела напускная маска спокойствия.

– Дело не во мне!

– Дело всегда было только в тебе, Генри Аллен! Всегда…ты очаровал Грейс, запудрил ей мозги! Она никого не видела, не слушала! Где она теперь?! Гниёт в земле! Точнее то, что от неё осталось, то что можно было назвать её останками! В то время как ты сидишь тут, весь такой прекрасный и тебе еще хватает наглости трахать своих сотрудниц дома! Там, где была она! Ты предал её, память о ней! Ты был её не достоин! Ты должен был умереть!

– Я желаю этого больше всего, с того проклятого дня!