Мор

Люк поднимает руку, из кулака торчат кончики спичек.

Феликс и Бриггс, тоже пожарные, подходят первыми.

Феликс тянет спичку…

Красная головка.

Он выдыхает. Я уверена, что у него ноги дрожат от облегчения, это очень заметно. Но он сдерживается – он ведь мужчина и слишком хорошо понимает, что у нас еще все впереди.

Бриггс тянет спичку…

Красная головка.

Мы с Люком переглядываемся.

Одному из нас предстоит погибнуть.

Я понимаю, что Люк готов пожертвовать собой. Такое выражение его лица я уже видела однажды. Мы тушили большой пожар, и огонь окружил нас почти сплошным кольцом. Пламя приближалось так стремительно, словно в него вселился дьявол, а у Люка тогда сделалось такое же лицо – лицо живого мертвеца.

Тогда мы оба выжили. Может, справимся и с этим дьяволом…

Люк протягивает мне кулак. Из него торчат две спички. Шансы пятьдесят на пятьдесят.

Я не даю себе додумать эту мысль. Просто хватаю одну из спичек.

Чтобы осознать, какого она цвета, мне требуется несколько секунд.

Черный.

Черный означает… черный означает смерть.

Из легких будто выбили воздух.

Я поднимаю голову на товарищей, вижу смесь жалости и ужаса на их лицах.

– Мы все когда-нибудь умрем, правда же? – говорю я.

– Сара… – это голос Бриггса, которому (я в этом почти уверена) я нравлюсь больше, чем полагается просто коллеге и другу.

– Я останусь вместо тебя, – говорит он. Как будто его храбрость сейчас имеет значение. Если ты погибнешь, не сможешь назначить девушке свидание.

Я сжимаю спичку в кулаке.

– Нет, – отступать я не собираюсь. – Все уже решено.

Остаюсь. Я остаюсь.

Глубокий вдох.

– Когда все будет позади, – говорю я, – пожалуйста, расскажите моим родителям, что случилось.

Я стараюсь не думать о своей семье, которую в начале недели эвакуировали вместе с остальными горожанами. О маме, которая, когда я была маленькой, заботливо срезала мне корочки с хлеба, об отце – он ужасно расстроился, когда узнал, что я вызвалась остаться на последнюю смену. Он так на меня смотрел тогда, словно я уже умерла.

Мы с ними договорились встретиться в охотничьей хижине моего деда.

Но этой встрече не суждено состояться.

Феликс кивает.

– Не переживай, Берн, все сделаем.

Я встаю. Остальные не двигаются.

– Уходите, – я немного повышаю голос, – он будет здесь со дня на день.

А то и через несколько часов.

Они наверняка понимают, что я не намерена рассусоливать, потому что перестают уговаривать и больше не медлят. Один за другим они крепко обнимают меня, прижимая к себе.

– Эх, все должно было быть не так, – шепчет мне на ухо Бриггс, подошедший последним, и разжимает руки.

Должно было быть, могло бы, было бы. Сейчас нет смысла в этом копаться. Весь мир должен быть другим. А он вот такой, и важно только это.

Я смотрю в окно на уходящих парней. Люк отвязывает лошадь, Бриггс и Феликс выкатывают велосипеды, прилаживают пожитки.

Я жду, когда они скроются, и только тогда приступаю к сборам. Скользнув взглядом по сумке, набитой тем, что помогает выжить (а еще в ней книга избранных произведений Эдгара По), я смотрю на дедушкин дробовик. Весь в смазке, он выглядит прямо-таки смертоносным.

Бояться некогда, пора делать дело.

Да, я обречена на смерть, но это не просто так: я утащу с собой этого адского ублюдка.

Глава 2

Никто не знает, откуда взялись Четыре Всадника. Однажды они просто появились и стали носиться на своих жеребцах по городам и весям. И по мере того, как они появлялись тут и там, человеческие технологии рассыпались, словно волны, бьющиеся о скалы.

Никто не понимал, что происходит и что все это значит. Особенно, когда, совершенно неожиданно, Четыре Всадника исчезли так же внезапно, как явились.

Электронные приборы так и не удалось восстановить, зато с тех пор мы не оставляли попыток объяснить необъяснимое. Это была сверхмощная вспышка на солнце. Террористы. Синхронизация электромагнитных излучений. И неважно, что в этих гипотезах не было никакого смысла – все же любая из них казалась более приемлемой, чем библейский Апокалипсис. И потому мы, морщась, глотали эти глупые, непродуманные теории.

А потом снова явился Мор.

После ухода товарищей – бывших товарищей – я долго сижу за столом, водя пальцами по отполированному прикладу дедовского дробовика, мало-помалу привыкая к нему.

Не считая последних двух недель, когда я заново знакомилась с оружием, разнося пустые консервные банки, я много лет не держала в руках ружья.

Из этого ствола я убила ровным счетом одно живое существо – фазана, чья смерть долго преследовала в кошмарах меня двенадцатилетнюю.

Придется опять им воспользоваться.