Башня гоблинов

– Да, насколько я понял.

Офицер повернулся к Джориану:

– Ты собираешься подавать жалобу на этого человека?

Ванора приподняла голову Босо, уложила к себе на колени и тонкой струйкой вливала ему в глотку вино. Босо судорожными всхлипами втягивал в себя воздух; лицо его понемногу розовело. Джориан мешкал в нерешительности.

– Не надо… м-м… отправлять юношу в тюрьму, – попросил Карадур. – Не надо, Джориан.

– Никко.

– Да-да, как я мог забыть! Не отправляй беднягу в тюрьму. Он уже и так наказан, ты его чуть до смерти не задушил. – Откуда мне знать, что он, отдышавшись, не кинется на меня опять со своей колотушкой?

– Ты должен обезоружить его добротой. Помни, лучший способ избавиться от врага – это сделать его своим другом.

– Расчудесно. Может, ты еще хочешь, чтоб я ему новую работенку подыскал?

– Прекрасная мысль! – Карадур всплеснул сухонькими ручками; офицеру он сказал: – Думаю, сударь, мы можем оставить этот случай без последствий. – Затем, обращаясь к Рюйсу: – Этот человек годен на что-нибудь, кроме как работать вышибалой?

– Ни на что он не годен! Слишком туп, – отозвался трактирщик. – Он мог бы таскать корыто с раствором на какой-нибудь большой стройке, но таковой пока не предвидится,

– Здоровенный тугодум мне как раз и нужен, – произнесла седая женщина. – Он сможет копаться в саду и работать по дому и вдобавок будет служить охраной от невежественных дураков, что, едва завидя меня, начинают вопить: «Ведьма, ведьма!» А сами не могут отличить ведьмы от такой уважаемой волшебницы, как я.

– Сударыня, я прежде не имел удовольствия встречаться с тобой, – галантно сказал Джориан. – Меня зовут Никко из Кортолии.

– А меня Гоания, дочь Аристора. – Она наклонилась и потрепала Босо по плечу: – Вставай, парень!

Босо и Ванора, поддерживая друг дружку, не без труда поднялись на ноги.

– Босо, ты меня хорошо понимаешь? – строго спросила Гоания. – Должность в трактире ты потерял.

– А? – просипел Босо. – Хочешь сказать, я потерял работу?

– Вот именно. Пойдешь работать ко мне? Условия те же, что у мастера Рюйса: шесть пенсов в день на всем готовом.

– Мне пойти к тебе?

– Да, ко мне. Может, надо повторить?

Босо поскреб ногтем заросший щетиной подбородок:

– Да нет, думаю, сговоримся. Вот только сперва отверну кочан этому сукиному сыну часовщика, а то ходят здесь всякие, лишают честных людей заработка.

– Ничего ты никому не отвернешь. Сядь и успокойся.

– Послушай-ка, дамочка! Женщины мне не указ…

– Я не дамочка, я волшебница: будешь безобразничать, превращу тебя в жабу. Никаких больше ссор, говорю в последний раз. С этой минуты мы все добрые друзья.

– Он-то? Добрый друг, да?

– Он самый. Он мог отправить тебя в тюрьму, но не захотел – решил, что здесь от тебя больше пользы, чем там.

Босо сердито зыркнул на Джориана, сплюнул на пол и что-то пробормотал себе под нос, однако покорно поплелся за Ванорой в дальний угол распивочной. Усевшись там, Босо мрачно цедил пиво и время от времени ощупывал саднящее горло, а девушка хлопотала вокруг и, как могла, утешала его.

Джориан, Карадур и Гоания устроились в противоположном конце зала.

– Куда ты запропастился, парень, сорок девять мальванских преисподних на твою голову? – спросил Карадура Джориан. – Мы здесь целую вечность торчим.

– Мне достали пропуск в библиотеку великого герцога, – отвечал Карадур, – и я так… ах… зачитался, что забыл о времени. Но у тебя, сынок, такой вид, будто тебе несладко пришлось. Ты похудел, хоть, может, это и к лучшему.

– Да, мне пришлось несладко, мне пришлось убить Ритоса…

Ахнув от неожиданности, собеседники Джориана придвинулись к нему вплотную.

– Мастер Никко, говори потише, – сказала Гоания. – Я знаю твое настоящее имя, но думаю, здесь не место его произносить, если не хочешь, чтобы трактирщик навел ксиларцев на твой след. Рассказывай же, как стряслось несчастье.

Джориан поведал все без утайки.

– По знакомым Ваноре тропам, – закончил он свою повесть, – мы двинулись в Оттомань, и вот мы здесь. Осла я поставил на заднем дворе.

– Девчонка оказалась хорошим попутчиком? – поинтересовалась Гоания.

– Ой! – округлил глаза Джориан. – Она как-то раз сказала про себя «пьянчужка с ненасытной дыркой» – прошу прощения, сударыня, – боюсь, так оно и есть. Ванора любит блуд и не делает из этого тайны, поэтому мои слова не могут ее очернить. Днем мы только и делали, что ругались да мирились. Ночью она приставала, чтоб я ей вставил фитиль, а потом насмех алась и хвастала прежним любовником, который, мол, три раза успевал, пока я на один решаюсь. Я, когда королем был, гордился, что все пять жен мною довольны, а тут одной не смог угодить. Она к тому же и не предохраняется вовсе. Короче… Ну, сам знаю, второго такого дурака, как я, во всем свете не сыщешь, чтоб в шлюху влюбился, только ничего не попишешь.

– Судя по твоим словам, – заметила Гоания, – ты ее раскусил. Как тебя, который мог выбрать лучшую женщину королевства, угораздило влюбиться в такую вздорную проститутку?

Джориан поскреб пробивающуюся бородку:

– Какое-то болезненное наслаждение. В ней что-то есть – бесстрашная прямота, неиссякаемая энергия и ум, который, ежели б им заняться, не уступил бы ученым докторам… Когда нападет охота подурачиться, она вас рассмешит почище, чем клетка с мартышками. И потом, разве можно любовь разложить по полочкам? Хоть последние два-три дня меня почти излечили. Я сочинил на эту тему стишок, но он ей совсем не понравился.

Красавица,
Зачем со мной
Быть колкой, злой?
Мне тон такой
Не нравится.
Чтоб лаяться,
Дразнить, пилить
Да поносить,
Не нужно быть
Красавицей.
Нет, не к лицу
Тебе жужжать,
Зудеть, кусать
И отравлять
Жизнь молодцу.
Исправиться
Тебе совет,
А если нет,