Я за твоей спиной

Николай Павлович открыл нам двери седана, каждой помог устроиться и пристегнуть ремни. А потом повёз нас в самый центр города. Туда, где квартиры стоили, как пол чугунного моста. Во дворе он чем-то звякнул и проехал за поднявшийся шлагбаум.

Машина юркнула в подземный паркинг и уже через минуту мы поднимались в просторном лифте с зеркалами. По огромному коридору дошли до двери в квартиру, и я испугалась. Не повернула обратно к лифту, но чуть отодвинулась от двери.

– Не бойся. Андрюша тебя уже ждёт. – Мария Сергеевна решительно постучала в дверь. А когда она распахнулась, помахала хозяину и, взяв под локоть Николая Павловича, и не дав ему опомниться, направилась к лифту. А я осталась одна в коридоре. С пакетом и сумкой, как беженка на таможне.

На пороге новой жизни

– Лиза, привет! Я думал, мама шутит, что встретила тебя. А ты совершенно реально тут! Как здорово! Заходи скорее!

С той стороны двери на меня смотрел брутальный молодой мужчина в джинсах и футболке. С крепким подкаченным телом. А кого я планировала увидеть? Щуплого высокого паренька 15 лет? С непослушной чёлкой и приятным смехом?

С этого времени прошло 15 лет. Сейчас на меня смотрит заматеревшая версия Андрея. Крепкие руки, короткая стрижка. Из-под рукава змеится рисунок наколки. И взгляд, как вселенная. Такая же старая и такая же понимающая до последней клеточки.

– Привет. Это и правда я.

Он распахнул дверь сильнее, и когда пригласил в квартиру, шагнула навстречу. Андрей подхватил мою сумку для больницы и поставил её на тумбочку. Сгрёб меня в охапку и закружил, как в детстве. А потом потащил на кухню. Смотрел при этом восхищённо.

– Булочка моя, как же ты выросла. Стала такая красавица. Только тебя что, все эти годы не кормили совсем?

– Кормили. Я на диете сижу, чтобы не растолстеть.

– Какая глупость! У тебя были такие чудесные щёчки.

– Ага-ага. Такие расчудесные, что ты меня называл Булочкой. Потому что толстая. И сейчас вот называешь, хотя я и похудела.

– Дурёха какая! Булочка, потому что мягкая. И это не про щёчки. Это про тебя. Про взгляд твой тёплый, про характер спокойный. С тобой рядом всегда уютно. Как в пекарне, где пахнет сдобой. – Он аккуратно дотронулся указательным пальцем до моего носа и улыбнулся, как в детстве открыто. Только глаза были немного грустные.

Андрей поставил чайник, выложил из коробки с бантом непонятные пирожные, чем-то похожие на трубочки. Тоже с кремом, но крохотные и открытые с обоих концов.

– Канноли сегодня свежайшие. Ты какой чай любишь?

– Я люблю кофе.

– Ты идеальная, Булочка! Сейчас сварю.

Андрей подхватил две чашки и двинулся к внушительному агрегату в углу. Машина помигала огонёчками, побулькала, и потекла кофейной амброзией. Аромат был таким восхитительным, что я моментально начала захлёбываться слюной.

– Ты голодная, Булочка? Может тебя покормить? Правда я ничего не готовил. Но бутерброд с сыром и бужениной сделаю за минуту.

– А давай! Я сегодня не завтракала ещё.

Он порезал багет, сыр, ветчину. Один кусочек получился неровным. Я подхватила его пальцами и проглотила почти не пережёвывая.

– Ну, наконец-то! Узнаю нашу Булочку! Ешь. – Он поставил передо мной тарелку с бутербродами, кофе, конфеты, канноли. – Пока жуёшь, расскажу я. Потом настанет твоя очередь делиться мемуарами.

Я согласно промычала заталкивая бутерброд в рот почти целиком. Вспомнила, что не ела не только сегодня, но ещё и вчера.

Сыр был вкусным. Люблю твёрдые сорта, типа Пармезана. Кофе горячий и ароматный. Странно, но здесь было всё так, как я люблю.

Я сидела на чужой суперсовременной кухне, похожей на космический корабль, а чувствовала себя, как дома. Мне было уютно и тепло. А ещё спокойно. Как будто кто-то мне сейчас выдал гербовую бумагу с печатью, на которой написано, что всё будет хорошо. Мои размышления прервал голос Андрея.

– Тогда поехали. Мне уже брякнуло 30 лет. Закончил профильный институт, устроился в нефтедобывающую компанию. Женат не был, детей нет. Была постоянная женщина 3 года. Она погибла. Вопрос до сих пор болезненный, прошу не расспрашивать. Работаю на буровой в море. Инженер. Как-то больше нечего рассказывать.

– Хобби? – Это я скорее промычала с набитым ртом, чем сказала внятно.

– Иногда играю на синтезаторе в наушниках. Музыка тебе не будет мешать. Ещё книжки читаю, фильмы смотрю. А! Бью себе татуировки.

– Покажи.

– Нет уж. Такой милашке эти ужасы не надо видеть. Но если я с повязкой и говорю, что трогать меня не надо, то это я не образное выражение. Там болит и жжёт пока не затянется.

– Понятно.

– Теперь твоя очередь, Булочка.

– Поступила в педагогический. Работаю в лицее, преподаю деткам английский, иногда немецкий по замене. Лет уже 26. Замужем тоже не была.

– Это удивительно. Такая красавица и, пока, одна. А с жильём у тебя какая беда?

– В смысле?

– Мама сказала, что тебе жить негде, ситуация безвыходная. Что случилось-то?

Он смотрел легко и спокойно. Откусывал пирожное и запивал кофе. Облизывал пальцы от сахарной пудры и ждал продолжения. А я застыла.

Аккуратно поставила чашку на блюдечко и отодвинула от края стола.

– Я рассталась с молодым человеком, с которым прожила почти три года. Он дал мне неделю, чтобы я освободила жильё.

– Так это ещё помиритесь, милые бранятся, только тешатся. – Он улыбнулся мне подбадривая.

– Нет, Андрей. Есть причина, по которой ни Егор, ни я не сможем помириться.

– Лиза, что случилось?

– Я… Понимаешь, я думала, что Мария Сергеевна тебе всё рассказала. А ты ничего не знаешь. Мне стыдно признаваться.

– Ты ему завтрак пересолила? Перца в чай насыпала? – Андрей смотрел благожелательно, старался шуткой разрядить атмосферу. Как-то меня успокоить. А мне не хотелось ему рассказывать о том, что жду малыша, и что пока эта новость мне приносит только стыд, ужас и страх.

Но Андрей не сдавался. Протянул ко мне руку через стол, но я не смогла к нему прикоснуться.

– Лиза, ну что такого ужасного случилось? Ты рассыпала урну с прахом его бабушки? Наступила на лапу любимому коту?

– Я от него забеременела. – И заплакала. Навзрыд, как маленькая. Размазывала слёзы по лицу и громко всхлипывала.

Он встал рядом. Сначала прижимал к себе и гладил по голове. Потом предложил воду. Я отказалась, а он стал промакивать слёзы бумажным полотенцем. И в конце концов застыли молча.

Мою голову он прижимал своими сильными руками к груди. И от биения его сердца становилось спокойнее. Андрей уткнулся мне в макушку. От ощущения дыхания в волосах было тепло.