Старик Хоттабыч

Вася послушно посмотрел на небо, тоже испуганно заморгал глазами, тоже сделал равнодушное лицо и отвечал более или менее спокойным голосом:

– Так что я, Никитушка, ни-ничего не вижу.

Они так и не сознались, что видели, как по небу один за другим пронеслись четырнадцать многоэтажных домов. Под каждым домом тоненькими, еле заметными усиками болтались обрывки телефонных и электрических проводов и торчали обломки водопроводных труб. Из труб еще капала вода. Одна из капель как раз и упала на нос Никитушке.

Примерно в это же время Николай Никандрович Богорад проснулся от какого-то резкого толчка, спросонок решил, что уже пора вставать, и направился на кухню умываться. Но вода из крана не текла. Тогда он решил зажечь свет, чтобы сподручней было поправить водопровод, но свет не зажегся.

– Пробка перегорела, – догадался Николай Никандрович.

Он притащил из коридора стремянку и полез проверить пробку, но пробка была в полной исправности.

– Что за безобразие! – возмутился он и снял телефонную трубку, чтобы сообщить управдому, что сразу испортились и электричество, и водопровод.

Но и телефон бездействовал.

Тогда Николай Никандрович решил разбудить управдома, чтобы сообщить ему о странных авариях. Открыв двери парадного, он увидел, что дом стоит не в Первом Спасоболвановском переулке, как обычно, а в совершенно неизвестном месте, где-то далеко за городом.

Было не больше четырех часов утра, когда Вольку разбудило легкое прикосновение чьей-то руки. Он недовольно хмыкнул, повернулся на другой бок и, натянув на голову одеяло, попытался снова заснуть. Это ему, однако, сделать не удалось. Неизвестно каким путем пробравшийся в комнату сильный ветер сдул с него одеяло.

Тогда Волька огорченно открыл глаза и увидел прямо над собой торжествующее лицо Хоттабыча.

– В чем дело? – сварливо спросил Волька. – Не мешай, пожалуйста, спать. Это просто не по-товарищески – будить человека чуть свет…

Старик сделал вид, что не заметил упрека. Он важно разгладил руками свою бороду и низко-низко поклонился:

– Если ты, к искренней моей радости, чувствуешь себя здоровым, то соблаговоли встать и почтить своим присутствием Первый Спасоболвановский переулок.

– В такую рань?

– Ты осчастливил бы меня, если бы выполнил мою покорнейшую просьбу, не откладывая ее.

– Скажи хоть, в чем дело?

– Да позволено будет мне не ответить на этот вопрос, ибо я осмелился уготовить тебе, о Волька, скромный сюрприз.

– Ну, разве что сюрприз, – сурово сказал Волька и, позевывая и потягиваясь, начал одеваться.

Спустя несколько минут они вышли из дома и зашагали по широкому пустынному тротуару. Одинокие шаги далеких пешеходов звонко раздавались в утренней тишине. Город еще спал; румяное солнце лениво поднималось из-за крыш, расталкивая толпившиеся у горизонта желтые, розовые и оранжевые облака. Высоко в небе еле слышно гудел самолет, и его крылья на солнце тоже были розовые.

По мере приближения к Первому Спасоболвановскому переулку Хоттабыч проявлял все большие и большие признаки волнения. Он то забегал вперед, то отставал, непрерывно утюжа свою бороду. Канотье он сдвинул на самый затылок и был теперь похож на старомодного гуляку.