Конечно, он согласился. Это обещало ему всеатавскую известность, кучу денег и теперь уже окончательно и бесповоротно блистательную политическую карьеру.
Между делом он повидался с агентом страховой компании, в которой были застрахованы и «Розовый флаг» и госпожа Раст. Агент заверил безутешного предпринимателя и супруга, что дело его бесспорное и что, как только снова наладится бесперебойное железнодорожное сообщение с Эксептом, господин Раст незамедлительно получит сполна причитающиеся ему страховые премии за обе потери полноценными кентаврами.
Словом, все оборачивалось для Андреаса Раста в высшей степени благоприятно.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Вернемся теперь к нашим старым друзьям – профессору Гроссу и его супруге.
Как помнит, вероятно, читатель, мы расстались с ними в тот неприятный момент, когда они, выскочив из-под обстрела заградительного кордона, впервые услышали из уст Онли Наудуса, которого они только что обнаружили в своей машине и перевязали, страшное слово – «чума».
– Вы, кажется, сказали «чума»? – переспросил профессор, сразу перестав доверять своим познаниям в атавском языке. – Чума, это такая болезнь, насколько я понимаю?
– Конечно, – удивился его неосведомленности раненый. – Это любому ребенку известно, что чума – болезнь.
– Кажется, заразная? – продолжал уточнять профессор, чувствуя, как у него начинают шевелиться волосы на голове.
Наудус утвердительно всхлипнул:
– Очень… Страшнее холеры…
– И много уже от нее умерло? – спросил профессор после затянувшейся паузы.
– Не знаю… Я ничего не знаю… Эта чума, как снег на голову… Наудус разрыдался, как ребенок.
Фрау Гросс, плохо знавшая атавский язык, все еще не понимала страшного смысла этого разговора. Она хотела успокоить раненого, погладить его. Но муж с таким ужасом крикнул «не трогай!», что она чуть не лишилась чувств.
– Гросс, голубчик, что это с ним такое? Почему его нельзя трогать?.. Что он, зачумленный, что ли?..
– Именно!.. Зачумленный! То есть очень может быть… То есть, кажется…
Фрау Гросс ахнула, побледнела, покраснела, снова побледнела и стала торопливо вытирать свои руки о пальто, потом о носовой платок, потом схватила руки мужа и их тоже стала вытирать тем же платком, потом выхватила из сумки флакон с одеколоном…
А Наудус все бормотал сквозь всхлипывания:
– Я ведь просил не дотрагиваться до меня… Я ведь так вас просил!..
– Да перестаньте вы, наконец, хныкать! – прикрикнул на него профессор. И уже другим тоном спросил: – Вы из Монморанси?
– Из Кремпа, – отозвался раненый. – Я ездил по делам, а проживаю в Кремпе…
– И много там больных чумой?
– В Кремпе?
– Там, куда вы ездили.
– Не знаю, сударь, честное слово, не знаю… Кажется, пока ни одного…
– То есть как это ни одного?.. Да вы говорите все как есть… Теперь уже скрывать ни к чему.
– Я ничего не скрываю… Говорят, будто бы из Кинима вчерашней ночью разбежались чумные крысы…
– Крысы? – Гросс вспомнил стайки крыс, недавно перебежавшие автостраду.
– Крысы, – подтвердил Наудус. – И майские жуки…
Гросс с облегчением подумал: как хорошо, что он не занялся ловлей майских жуков.
– А я-то просила тебя поймать жука! Ах, дура старая! – заохала госпожа Гросс.
– …И вот сейчас весь наш округ объявлен угрожаемым по чуме, виновато заключил Наудус и снова стал всхлипывать.
Профессор оживился:
– Слушайте вы, нервная барышня, не сможете ли вы мне объяснить, зачем вы хватали этих крыс руками?
Наудус вздрогнул от отвращения:
– Что вы! Я, может быть, год вообще не видел ни одной крысы… И никто из тех, кто со мной бежал, не видел… И этих майских жуков…
– Ну, это уже немножко веселей, – пробормотал Гросс по-немецки не столько для себя, сколько для жены… – А вы не врете? Впрочем, зачем вам врать… Нет, право, оказывается, совсем не так уж и страшно. – Профессор повеселел. – И возвращаться нам как раз через Кремп… Вот мы вас и подвезем… Торопиться некуда. Тем более, что, судя по всему, мы и сейчас уже находимся вазоне карантина.
– Зачем вы так шутите! – взмолился Наудус. – Если бы здесь был карантин, нас бы свободно пропускали сюда, а не расстреливали бы как, – он поискал сравнение, – как каких-нибудь корейцев.
– А корейцев расстреливать можно?
По правде говоря, Наудусу как-то не приходилось задумываться над этим вопросом. Но по тому, как мрачно усмехнулся профессор, задавая этот пустой, как казалось Наудусу, и совершенно посторонний вопрос, он сообразил, что следует ответить отрицательно. Так он и сделал.
– Так вот, – сказал профессор, – как это ни печально, но скорее всего я все-таки не ошибаюсь. По дороге сюда, ближе к Кремпу, я совсем недавно видел и бегущих крыс и летящих майских жуков… Только, пожалуйста, без паники!
– М-м-м! – страдальчески промычал Наудус. – Все, все пропало!
– Паника! – неодобрительно заключил профессор. – При ваших плечах и бицепсах вы могли бы быть больше мужчиной и меньше истеричкой. Есть на свете, слава богу, медицина, имеются врачи, противочумная вакцина, больницы…
– А деньги? – тихо спросил раненый и вдруг сорвался на визг. – Деньги на свете тоже имеются?.. Не у Перхотта, не у Падреле или наших кремпских богачей, а у Онли Наудуса, у вас, у этой старой дамы… Хотя нет, у вас, пожалуй, хватит. Ишь как разоделись! Настоящая шерсть. Английская, наверно… И машина у вас дорогая… А у меня?.. У меня и вовсе нет никакой машины… Что прикажете продать, чтобы раздобыть кентавров на вакцины, на докторов? Да еще на двоих!
– На жену? – заинтересовался Гросс.
– На невесту, – смутился Наудус и покраснел как мальчишка. – Но это все равно… Я имею в виду данный случай.
– Конечно, – согласился профессор. – В данном случае это все равно.
Фрау Гросс посмотрела на раненого с удвоенной симпатией.
– Что я продам? – повторил Наудус с отчаянием в голосе и сам себе ответил: – Нечего мне продавать.