– А тебе нравится, Карина? – провёл пальцами между ножек, поверх трусиков.
Они были влажными, и это меня раздраконило ещё сильнее. Сам не понял, как наказание переросло в извращённую прелюдию. Оттопырив край трусиков, я коснулся самого запретного, того, что даже в своих фантазиях не позволял себе трогать – складочек Карины.
Бог ты мой, она текла, как голодная сучка!
Пальцы с лёгкостью проскользнули по её смазке к тугому узелку клитора. Карина всхлипнула и сжала бёдра, но мои пальцы уже достигли заветной цели.
– Отвали от меня! Не трогай! – жалобно простонала Карина. – Я ещё девственница! Я ещё ни с кем…
Глава 20. Карина
– Блять! – выругался Громов и резко выдернул руку из моих трусиков, как будто обжёг пальцы.
Он поправил на мне платье и рывком усадил меня на свои колени, обнял, заключив в кольцо своих рук, и прижался щекой к моей макушке. Пару секунд я всё ещё пребывала в диком шоке, а потом начала опять вырываться.
– Пусти! – толкала его в грудь руками, но он держал крепко.
– Отпущу, когда успокоишься, – пообещал Артур.
Я почувствовала себя грязной и униженной. Всё ещё не верилось, что Артур надавал мне по жопе. Вместе с пожаром, полыхающем на заднице меня затопило чувством вины и дикого стыда. Радость оттого, что я нагадила отцу, сменилась сожалением о содеянном. Это шоковая терапия на меня так повлияла?
Дёрнувшись ещё раз, я поняла, что Артур действительно не отпустит. Это стало последней каплей. Уткнувшись в его шею, пахнущую одеколоном, я разрыдалась от горя и отчаяния.
Всё смешалось в кучу: унижение от наказания, боль, ревность Артура к Лизе, ощущения его пальцев в самом сокровенном моём местечке, стыд за свой поступок, тяжесть безысходности оттого, что ничего уже не вернёшь и не исправишь…
Меня рвало на части от мыслей и эмоций. Я полная неудачница и тварь! Артур прав, и от этого так плохо.
– Поплачь, Карина, поплачь, – приговаривал Громов, гладя меня по волосам и спине. – Станет легче.
Откуда ему знать? Сомневаюсь, что он рыдает по ночам в подушку.
– Я запуталась, – громко всхлипнула я, ужаснувшись тому, что сказала это вслух.
– Так бывает, Карина. Ничего страшного. Всё ещё можно исправить, – продолжал меня утешать Артур.
Я чувствовала себя беззащитной перед ним, будто вся моя подлая душонка вывернулась перед ним наизнанку, и он теперь копается вместе со мной в этом дерьме.
– Ты просто молодая и импульсивная девочка. Все люди ошибаются, поверь. Ты мне веришь?
Возможно, он был прав, но это я в очередной раз облажалась, а не он, поэтому ему так легко рассуждать. Что же мне теперь делать? Я не могу признаться отцу в своём предательстве, не могу! Это будет означать, что он во всём был прав по отношению ко мне, а я неправа. Как смотреть в глаза Кристине, я вообще не представляла. Если она узнает, что это я всё подстроила, будет у меня не жизнь, а ад. Она же скоро станет папиной женой, господи!
– Ну, всё, Кариночка, успокаивайся! Все живы, никто не умер. Я поеду с тобой, и мы вместе расскажем всё Давиду, – предложил Артур. – Хорошо?
Надо что-то решать. У него я больше не могу оставаться и домой идти боязно, но позориться перед отцом на глазах Артура ещё страшней.
– Я сама, – приняла я, наконец, решение. – Я сама поговорю с папой. И с Кристиной тоже.
– Уверена?
– Да.
– Тогда завтра с ним и поговоришь. Я сейчас позвоню Давиду и предупрежу его. Хватит с тебя на сегодня.
– Нет. Нужно сегодня, Артур, – тяжело вздохнула я, понимая, что и папе, и Кристине сейчас тоже несладко.
Чем скорее они помирятся, тем меньше будет моя вина. Я себе места не найду, если буду тянуть резину.
Артур поймал мой подбородок и заглянул в глаза. Я дышать перестала, думала, он меня сейчас поцелует. Задницей я чувствовала его твёрдый член, всё ещё подпирающий меня снизу.
– Поговорим о том, что случилось, когда вернёмся домой. Хорошо?
– О чём именно?
– Ты знаешь, о чём.
Я покраснела от смущения и слезла с его колен. Артур не держал меня больше. Он устало потёр лицо ладонями и поднялся на ноги.
– Оставь чемодан, – сказал он, когда я ухватилась за его ручку. – Или ты не собираешься сюда возвращаться?
– Я хочу жить с папой.
– Карина, останься. Тебе будет лучше со мной. Ты только начала взрослеть. Давид тебя снова задавит.
Я знала, что так и есть, но не могла сказать Артуру настоящей причины своего бегства от него. Я и так достаточно накосячила, чтобы ещё ему в любви признаваться. Лучше уж слушать нравоучения отца, чем смотреть на то, как любимый мужчина счастлив не со мной.
– Не задавит, если я не буду брать у него деньги, – упрямо ответила я.
– Если что, можешь вернуться сюда в любое время. Хорошо? А мольберт? Ты не будешь его забирать?
Я не собиралась дорисовывать портрет, потому что хотела порвать с Артуром насовсем. Я ещё не сказала ему, что не собираюсь у него работать, но это и к лучшему, потому что мне теперь нужна была эта грёбаная работа.
– Ладно, я потом привезу, – пообещал Громов, не дождавшись от меня ничего вразумительного.
Он забрал у меня чемодан, и первым вышел из комнаты. Я окинула спальню взглядом, навсегда прощаясь с этим местом. Жалко было уезжать. Не только плохое, но и хорошее со мной случалось в этом доме. Я всеми силами пыталась здесь задержаться, а теперь мне не терпится уйти.
По дороге к дому отца мы с Артуром почти не разговаривали. Я прокручивала в голове фразы, которые собиралась сказать отцу и его будущей жене, а о чём думал Артур, мне было неизвестно.
– Презираешь меня? – осмелилась на вопрос, как будто мне было мало унижений сегодняшним вечером.
Я хотела, чтобы Громов накидал мне ещё говна напоследок, помимо того, что он отхлестал меня, по заднице и залез в трусы, чтобы ненавидеть его всей душой, чтобы не думать о нём без негатива, не вспоминать без боли.
– Уже нет. Ты осознала свою ошибку, и прямо сейчас едешь её исправлять. Я горжусь тобой, Карина! Ты молодчина!
Сука! Зачем он это сказал? Резал сердце без ножа! Лучше бы наорал снова или сказал, что я дура набитая! Теперь я не могла на него злиться, и мне от этого было только хуже.
Когда мы приехали, папа был уже дома. Артур припарковался у крыльца и достал из багажника мой чемодан.
– Может, мне всё же пойти с тобой? – на всякий случай поинтересовался он, как будто папа меня сейчас будет убивать.