Крылья демона

– Чтобы я был спокоен и смог вовремя заметить появление ангела возле тебя, раз уж ты так беспечен.

– Обойдусь без пса, – возразил я.

– Собака останется с тобой, – властно повторил он, давая понять, кто же все-таки хозяин Ада.

Бороться с Сатаной не под силу и десятку демонов. Это уже было проверено исчезнувшими из мира смельчаками, получившими наказание за свое непослушание. История с Прометеем тому наглядный пример. Мне ничего не осталось, как пожать плечами в знак покорного согласия с Дьяволом.

– Пока, – коротко бросил на прощанье Иблис перед тем, как раствориться в воздухе. Напряжение в воздухе спало.

Я остался наедине с бесом, ненавидящим меня больше, чем кого-либо. Коварный старый Иблис поссорил меня с бедной собакой, чтобы я никак не мог ее приручить. Теперь о каждом моем подозрительном шаге будет сообщаться быстрее, чем я буду успевать совершить этот самый шаг. А ведь ему ненавидеть стоило бы Сатану, заключившего свободного беса в тело уродливого пса, да еще и наградившего кличкой Барс, которая шла ему, как соответствовало бы имя Мурзик гремучей змее.

Весь мой день прошел в безрезультатных попытках придумать, как бы отомстить Сатане за его коварство. Но что я мог придумать? Срывая злость на случайных прохожих, я прошатался целый день по городу. Барса я не кормил из принципа – пусть с голоду подохнет, или Сатана сам носит еду. Так эта скотина за день сожрала голубя и двух кошек, пойманных им в те моменты, когда я за ним не наблюдал! Ну как жить с таким животным утонченному сибариту и эстету, коим я себя считал?

Наступил вечер. Я заказал добрую треть меню из приличного ресторана, накрыв стол таким образом, чтобы казалось, что эти все кушанья приготовлены мною самостоятельно. Барса я закрыл в одной из комнат, предварительно предупредив, что если он хоть раз чихнет, то я выбью ему все зубы, а кошек ему придется глотать целиком. Барс, не будь дураком, улегся в дальнем от двери углу и прикрыл нос лапами, злобно взирая на меня. Конечно, бес не нуждался в кошках как в пище, но его телу нужна была еда. Выйти из тела, погибнув по глупости, ему нельзя было потому, что так он мог разозлить Сатану. А Сатану бесы боялись чуть ли не больше всего на свете. Единственно, что я помню, как бесов гонял Иисус, причем бегали они от него как те же кошки от Барса.

Когда Кира позвонила в дверь, я уже был при полном параде: по всей квартире на подсвечниках горели свечи; зеркала в коридоре создавали эффект бесконечной глубины, отражая друг в друге огни свечей; сам я был во фраке, кружевной манишке, с идеально повязанной бабочкой; мои полированные ногти и лакированные туфли сверкали страстным светом, словно подчеркивая причастность каждой мелочи в этом доме к таинству высокого искусства. В руках моих была скрипка и смычок. Едва она вошла, как я заиграл мой любимый каприччо Паганини, слегка изменив его под свой стиль. Играл я с таким чувством, словно выступал на конкурсе перед строгим композиторским жюри, а не перед неопытной девочкой, которая не отличит альт от скрипки.

– Марк, я такого даже во сне представить себе не могла, – зачарованно вымолвила она, после того, как я окончил игру. На ее глазах блеснули слезы.

Ну, что ты, вот она, реальность. Все в жизни может быть и даже того, что мы не представляли себе, пока оно не случилось, – ответил я, галантно кланяясь благодарной публике в глазах Киры. – Проходи, сейчас мы будем ужинать.

Я провел ее через зеркальный коридор в столовую, которая по своим размерам, интерьеру и сервировке стола напоминала обеденный зал дипломатической миссии.

– После такого приема, я другого ужина и не ожидала, – увидев мой стол, восторженно произнесла Кира. – Похоже, ты обеспечил солидную выручку хорошему ресторану.

Ну, вот опять она меня раскусила. Что ты будешь делать с такой девчонкой? Я постарался сделать вид, что не услышал ее комментарий.

– Для тебя все что угодно. Какое будешь вино? – сажая за стол Киру, спросил я.

– Мне все равно, я же в них не разбираюсь как ты.

– Тогда к нашему ужину лучше всего подойдет смесь Мерло с Совиньоном, – подытожил я, доставая из холодильника Шато Лафит. Намеренно опустив в составе еще два сорта винограда, я «унизил» весьма приличное вино. Что делать, не могу себя заставить в удовольствии пить то, что мне лично нравится.

Кира проследила взглядом за моими манипуляциями со штопором, от чего у меня появилось смутное подозрение, что она понимает цену этой бутылки, учитывая ее нынешнюю подработку официанткой. Я украдкой посмотрел в ее мысли, но там был лишь безмятежный интерес ко мне и полное безразличие к элитному напитку.

Разлив по бокалам вино, я провозгласил тост:

– Давай выпьем за то, чтобы сбывались наши мечты, и даже те, о которых мы не смели думать! Даже не так – пусть счастливые мечты обгоняют наши мысли о том, что они невозможны!

– Элегантно, как и все, что тебя окружает, – сказала Кира и пригубила вино.

Я скромно потупил взгляд. Конечно, во мне боролись демоническое желание поощрять восхваление меня, но в то же время и понимание, что это будет крайне глупо.

– Скажи, Марк, – вдруг спросила Кира. – На вид тебе лет тридцать, говоришь ты, словно воспитывался при дворе, играешь так, как будто только концертами и занимаешься. Кстати, когда ты вчера играл на рояле в ресторане, я заметила, что их пианист был в полуобморочном состоянии от твоего исполнения. Телосложение у тебя атлетическое – как ты это умудряешься в себе сочетать? Кто ты на самом деле?

Задав вопрос, Кира отставила бокал и посмотрела прямо мне в глаза. И я куда-то провалился. Я видел свет и чувствовал блаженное тепло, моя черная бесконечная жизнь показалась мне какой-то ничтожной. Это непрерывное вековое одиночество, броня самовлюблённости – все стало мелким, по сравнению с тем огнем любви, что был в ее глазах. И это не была влюбленность в меня как в самца, это было что-то присущее ей самой, ее часть души. То, что я собирался уничтожить в ней.

– Видишь ли, Кира, – пробормотал я, собираясь с мыслями. – Я старше тридцати лет и мое воспитание далеко не образец для подражания. Просто получилось так, что я всю свою жизнь старался понимать то, что я делаю. Например, фортепиано я изучал со стороны струн, натянутых внутри, слушая и вникая в каждый нюанс звука. А потом, играя на нем, я погружался в музыку настолько, что я становился пространством, в котором она существует. Вот, послушай…

Я вскочил и бросился к спасительной скрипке, оставшейся в прихожей. Нужно было менять тему, а потому я заиграл любимый отрывок из «Времен года» Вивальди.

Маневр удался, после музыки было как-то нелепо говорить о себе, а потому я завел разговор о разнице исполнений классической музыки, потом об отличии в подаче музыки от дирижеров. Вино помогало, и Кира все больше погружалась в рассказы о себе.

Она поведала мне о своем желании окончить вуз, в котором она училась заочно, заработать денег и открыть свое дело, может быть и ресторан. Я, конечно, обещал ей помочь во всех ее начинаниях. Собираясь завтра ее бросить, я мог обещать все что угодно, не заботясь о последствиях.

– Кира, а как ты думаешь, – поинтересовался я, – какова твоя цель в жизни?

Минуту она изучала узор на тарелке, а затем ответила:

– Понимаешь, я задаю себе этот вопрос вот уже лет десять. Ответа я не нахожу. Не думаю, что Бог создал меня для того, чтобы я открыла ресторан или что-нибудь в этом роде.

– Ну, а таланты у тебя есть какие-то, склонности к чему-либо?

Она улыбнулась, поскольку скромность не позволяла ей отзываться о своих способностях, как о талантах.

– У меня есть склонность к языкам. Еще в школе я достаточно легко выучила английский, самостоятельно освоила немецкий, и сносно понимаю по-французски, знаю основы испанского и итальянского. Одноклассники удивлялись – как это мне удается, ведь занималась я без репетиторов. Помню изумление на лицах подруг, когда они узнавали, что вместо любовных романов я предпочитаю книги по лингвистике.

– Действительно? – я изобразил удивление, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на один из перечисленных языков. Хватит уже с меня демонстраций своих навыков.

– Да. С трудом помню, о чем писали Стендаль и Бальзак, но зато прекрасно разбираюсь в специфике грамматики французского языка.

– Знаешь ли, Кира, – заметил я. – Не думаю, что эти классики особо злоупотребляли написанием чисто женских романов.

– Нет, Марк, – засмеялась она. – Читаю я и художественную литературу. Я имею в виду то, что, скажем, Толстой и Бунин оставили в моей душе гораздо больший след, чем вышеперечисленные авторы. А романы Бальзака не приносят мне такого удовольствия, как изучение особенностей этимологии различных языков.

– Почему же ты не учишься по этой специальности?

Мне казалось, что юридическое образование дает более широкие возможности. Сейчас уже не уверена- все эти кодексы и подзаконы кажутся слишком большим нагромождением поверх здравого смысла.

– Что ж. Если б я знал, что у тебя страсть к языкам, то приготовил бы чудесный заливной говяжий или свиной…

Меня перебил смех Киры.

Наш беседа шла уже третий час, как вдруг она сказала:

– Ты знаешь, я никогда в жизни не была так счастлива, как с тобой. Странно, два дня мы знакомы, а я тебя ощущаю так, словно ты самый близкий мне человек. Удивительно, но я никогда не подпускала к себе парней настолько близко. Ну, флирт, иногда вожделение, но все слишком поверхностно. Только теперь я поняла, что мужчины были для меня просто самцами без души.

– Ты хочешь сказать, что чувствуешь мою душу? – спросил я заинтригованно.

– Да, – ответила она, опять посмотрев не на меня, а в меня. Это я смотрю внутрь людей, а теперь какой-то человек проделывает такое со мной. Не знаю, как такое могло быть, но я был полностью растерян.

– И что же ты можешь в ней чувствовать, какая она? – еле выдавил я из себя.

– То, что я вижу, я ощущаю как чистый свет. Но все остальное во мраке. Может быть, ты слишком глубоко меня впустил в себя? – тихо закончила она.

– Думаю, что…

– Молчи, – перебила она мою попытку возразить. – Что бы ни было, знай, что ты лучший из всех, кого я знала до сих пор. Завтра может не наступить для нас таких, какие мы сейчас.