– Я добрался до посёлка затемно. Понял, что всё плохо, когда свернул с шоссе и увидел всполохи пламени. Горели дома. Это было одно из первых нападений банды. Они похитили всех молодых женщин, а остальных просто пристрелили. Мужчины, дети, старики, они особенно не церемонились. И никто защитил их, ни военные, ни полиция, – он стряхивает пепел в сложенную ковшиком ладошку. – Говорили, что много полицейских перешли на сторону банд. Продажные твари! Никогда не доверял полиции, туда идут служить одни болваны, – он резко замолкает и смотрит на меня. – Прости, я не хотел тебя обидеть.
– В чём-то ты прав, – усмехаюсь я. – Но всё же среди болванов встречались и хорошие ребята.
– А почему ты вообще решила служить в органах? – он переводит тему.
– Если тебе интересно, расскажу позже. Если в одном предложении, то я хотела насолить своему отцу.
– Хорошо понимаю тебя, – говорит Ксандр и некоторое время молча курит, стряхивая пепел в ладошку.
Я фанатка со стажем и потому знаю о его прошлом. Мать Ксандра погибла, когда ему не было и пяти и до совершеннолетия он жил с отцом – известным виолончелистом и склочным сукиным сыном, которого тяготили заботы о ребёнке. Слышала: его отец пил и распускал руки, но сам Ксандр никогда этих слухов не подтверждал. За всё время он дал лишь одно интервью на эту тему и признался, что согласился петь в группе лишь затем, чтобы позлить отца.
Когда сигарета догорает почти до фильтра, он встаёт, открывает настежь окно и швыряет окурок в темноту, а следом выбрасывает пепел и отряхивает ладони. Я поднимаюсь и подхожу к нему так близко, что касаюсь плечом. Смотрю на него снизу вверх, делаю одну затяжку и тоже выкидываю окурок в окно.
Ксандр берёт меня за плечи, наклоняется и целует в губы. Его дыхание пахнет виски и табаком. Я отвечаю на поцелуй со всей страстью, на которую способна. Я думала, что смогу устоять, но это невозможно. Внизу живота разливается мучительная нега и я стягиваю с него футболку, покрывая его тело поцелуями.
Через полчаса мы лежим в его кровати совершенно голые. После секса и алкоголя меня клонит в сон. Я прикрываю глаза и практически проваливаюсь в приятное тепло, когда Ксандр говорит:
– Прямо на дороге были свалены трупы. Гигантский курган из людей, и они все горели. Я никогда не забуду этот запах обгорелой плоти, смешанный с едким запахом бензина.
Я вздрагиваю, открываю глаза и поворачиваю к нему голову. Он не смотрит на меня, уставился в потолок и будто говорит сам с собой, а может, так оно и есть.
– Это было невыносимо, меня мутило, но я заставил себя подойти. Я боялся, увидеть среди них Нину, но, к счастью, её там не было. Зато там было много других, помню девочку возраста моей дочери, со вспоротым животом и лицом перекошенным ужасом. Она лежала поверх остальных. Я не знал её лично, но видел пару раз в посёлке, она обожала собак и.., – он умолкает, в полной тишине слышу порывистое дыхание. Осторожно нахожу его ладонь и крепко сжимаю. Ксандр громко сглатывает и продолжает: – Никогда не отличался слабым желудком, но тут меня вырвало. Не помню, как уехал оттуда, очнулся у себя дома с бутылкой виски в обнимку. От одежды воняло гарью. Я выкинул её, принял душ, лёг в кровать и пролежал до утра без сна, а наутро дал себе слово отыскать и спасти Нину. И я смог, только искал слишком долго, когда я пришёл, Нина не захотела со мной уйти.
– Не понимаю, – я чуть хмурю брови.
– А что тут непонятного, – он нервно выдёргивает ладонь из моей. – Нина стала любовницей главного и вполне этим довольна.
– Ты хочешь, сказать её забрали не силой?
– Силой, конечно, но потом что-то изменилось. Я говорил с ней всего несколько минут, но могу поклясться, в ней не осталось ничего от того человека, которого я знал.
– Синтетик, – тихо говорю я.
– Что?
– Та дурь, которую все они курят. Новый синтетический наркотик, он вызывает привыкание почти сразу и полностью меняет человека. Экспериментальный препарат, который разрабатывали военные для своих целей. Он делает людей агрессивными, сексуально озабоченными и совершенно бесчувственными. Только проект зарубили, ведь препарат не делал главного – он не подавлял волю. Они хотели сделать армию управляемых роботов, а получили толпу озабоченных маньяков, каждый из которых отлично соображает.
– И ты узнала всё это, копаясь в интернете? – в его голосе слышится неверие.
– Нет конечно, у меня был надёжный источник, – отвечаю я и на это раз не лгу.
Ксандр поднимается на локте, приближает ко мне лицо и говорит шёпотом:
– Я, как и ты, хотел убить главаря, но это чуть не погубило меня. Ката, брось эту затею, давай выберемся отсюда вместе. С машиной и оружием мы сможем добраться до аэропорта и улететь.
Он замолкает и смотрит пристально. В этот момент я очень люблю его, но всё равно не могу согласиться. Не знаю, как объяснить ему. Ксандр не ощущает вины за смерть всех этих людей, погибших от рук байкеров, а я же чувствую вину постоянно. Мне следует искупить это кровью, пускай даже эта кровь будет моей собственной.
Я слышу, как стучит собственное сердце. Тишина оглушает. За окном, в непроглядной черноте июньской ночи, не раздаётся ни звука. Здесь и раньше было тихо, но сейчас тишина кладбищенская. Я делаю глубокий вдох, чтобы ответить Ксандру, постараться объяснить, почему не могу уехать с ним и в этот момент отчётливо слышу рёв двигателей нескольких десятков мотоциклов. Я резко соскакиваю с кровати и подлетаю к окну. Через минуту ощущаю, что Ксандр встал позади. Его руки на моих плечах, но сейчас это успокаивающий жест, а не приглашение к сексу.
– Они не знают что мы тут, – говорит он приглушённо.
Я напряжённо всматриваюсь в темноту. Шоссе далеко, но и звук неблизкий, словно раскаты грома дальней грозы.
– Даже если бы узнали, это не проблема, – отзываюсь я. – Им сюда не проникнуть. Дай сигарету.
Ксандр отходит от окна, а возвращается уже с двумя тлеющими сигаретами. Одну отдаёт мне. Мы молча курим и пытаемся увидеть огоньки фар мотоциклов. Но их нет. Звук становится тише и вскоре я уже почти не различаю его.
– Уехали, – говорю с досадой и швыряю недокуренную сигарету в окно.
– Может оно и к лучшему, – Ксандр повторяет мой жест, а потом широкой ладонью выгоняет остатки табачного дыма из комнаты.
– Я не уеду с тобой, Ксандр, – говорю твёрдо и он перестаёт махать рукой и смотрит мне в глаза. – И ты не уедешь, пока не поможешь отыскать этих парней. А после можешь делать всё что хочешь. Я не вправе просить тебя о помощи.
Я несколько секунд молчу, а потом добавляю то, отчего лицо Ксандра мгновенно меняется.
– В конце концов, мы с тобой чужие люди. Ведь секс ничего не значит, не так ли?
Его челюсти плотно сжимаются, а ноздри чуть раздуваются. Если бы в комнате горел свет, я бы наверняка могла увидеть ярость в серо-зелёных глазах, а так мне остаётся только догадываться о том, что он чувствует. Парни всегда злились, когда я говорила такое и только Стефан ответил: «Нет, это не так, секс значит очень многое. Он значит, что я люблю тебя». Наверное, потому я и вышла за него замуж. Но Ксандр не говорит ничего подобного. Он, как и другие парни до него, лишь смотрит с немым укором. Мужчинам не нравится, когда женщины говорят такое, хотя многие из них уверяют, что мечтают о сексе без обязательств.
– Ты ведь знаешь, где их искать? – спрашиваю я, чтобы нарушить молчание.
Ксандр кивает и говорит:
– Да, знаю. Но попасть туда непросто.
– Это мои заботы. Тебе нужно только показать мне место и сможешь отправляться в свой аэропорт. Я тебе даже машину оставлю.
– Но тебя же там прикончат, неужели не понимаешь? – он чуть повышает голос.
–Не раньше, чем убью их главаря, – отвечаю я с холодной улыбкой.
– Безумие, – Ксандр отворачивается.
Молча поднимаю свою одежду с пола и иду к себе. Ксандр не останавливает меня. Впервые с момента нашего возвращения запираю дверь на замок. У меня странное чувство, словно в самое сердце вкололи лидокаин, и он постепенно замораживает его, превращая в камень.
Когда, через полчаса ложусь в постель, я уже ничего не чувствую. Слёзы, если и были, давно смыты водой, зарождающиеся ростки чувств вырваны с корнем. Как-то давно моя мать сказала, что мы с ней родились под несчастливой звездой. Я не верю во всю эту псевдонаучную ахинею и глупые гороскопы, но в этом с ней полностью согласна. Я не заслуживаю любви. Но зато я умею убивать, не содрогаясь, и это делает меня сильнее других.
Глава 6
Наутро завтракаю в одиночестве, и это давит на меня сильнее, чем могла бы предположить. Ксандр не спустился, возможно, после вчерашнего он не хочет меня видеть, и я могу его понять. Я даже думаю, что это правильно, но вот больно от этого ничуть не меньше.
Варю себе кофе в медной турке. Здесь есть крутая кофемашина, но я не хочу включать её. Расход кофе там выше, а у нас осталась последняя пачка и я понимаю, что пополнить запасы будет негде. Хотя мне не стоит об этом переживать, через пару дней мы покинем замок, и я очень сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь сюда. Ксандр сказал – меня ждёт смерть, и я с ним согласна. Как японский лётчик камикадзе, я с радостью отдам свою жизнь, но лишь захватив с собой как можно больше врагов.
Наливаю кофе в большую фарфоровую кружку, добавляю сухих сливок из банки и иду к столу. На завтрак три галеты с консервированным паштетом из индейки и половинка персика в сиропе. Благодаря погибшему водителю «порше», мы пока можем себе позволить такую роскошь, как фрукты, пускай они и из банок.
В прежние времена в этом доме на завтрак подавали исключительно свежайшие яйца Бенедикт, воздушные омлеты больше похожие на суфле и тёплые булочки, за которыми каждое утро ездил помощник повара. Нина признавала только один сорт. Их выпекали в соседнем посёлке. Рудольф, долговязый неуклюжий парень, сын садовника, который помогал на кухне, вставал каждое утро в четыре, чтобы успеть до завтрака, привезти их к столу. Родители Стефана свято верили, что благородное происхождение даёт им право издеваться над людьми, а деньги подкрепляли эту уверенность. Стефан был другим. Ему были чужды и даже неприятны взгляды родителей. В детстве он дружил с детьми прислуги, а когда вырос, перебрался в небольшую квартирку в городе и тщательно скрывал своё происхождение. Он всей душой ненавидел классовое неравенство и вовсе не удивительно, что его так увлекли идеи анархизма. Удивительно другое, Стефан не был наивным болваном, и я до сих пор не понимаю, как он мог так долго не замечать очевидного – его соратникам было глубоко наплевать на свободу, равенство и братство, им требовалось лишь свергнуть власть, чтобы встать на их место. Он был жестоко обманут, а потом также жестоко убит.