Столетовы. Часть 1. Верьте в любовь, девчонки!

Они молчали. Люсьена понимала, что разговор должна начать гостья. Сама. И то, если ей это нужно. Хозяйка дома была очень тактичной, особенно к любимым людям. Ей было уже 55 лет, подтянутая, моложавая, лёгкая, жизнь из неё била ключом. Дважды бабушка, мать двух морских офицеров. И рядом с ней почти 25 лет её муж, младше на 12 лет. Как ей это удаётся? В чём её секрет?

Лена взглянула на Люсьену.

– Как живёшь, подруга? Ничего не рассказываешь.

– По сравнению с твоими страстями, тихо, спокойно.

– Как-то грустно говоришь.

– Да нет, правда, Лёна. Просто скучаю по детям, по внукам особенно. Моя ж умотала, живёт в Китае, занимается спортивным миссионерством вместе со своим чемпионом. Стали редко приезжать. Пацаны в море, в своей стихии. Мой очень ими гордится, а я молюсь. Чтобы чем-то себя занять, закончила курсы психологической разгрузки для женщин, получила второе образование психолога в нашем университете. Много работала.

– Как бы я хотела пройти у тебя этот курс.

– Тебе не надо, у тебя слишком независимый нрав. Тобой командовать нельзя. Я могу только что-то подсказать, но перелопачивать не возьмусь никогда. Тем более, что моя репутация подмочена. Около трёх лет у меня была любимая работа. Всё шло своим чередом, пока одна из моих девочек не покончила с собой. И в этом обвинили меня и мои курсы.

– Господи, ты ничего не рассказывала об этом.

– Лёна, о чём? Как меня таскали по всем инстанциям? Как били стёкла в доме? Как мне пришлось уехать в глушь, в деревню? О чём? Вот тогда Игорь Борисов встал на мою сторону. Он не дал делу сильно разрастись, нанял правозащитников, не дошло даже до суда. Он оказал моей семье неоценимую услугу. И это правда. Своих он не бросает. Если хочешь, я расскажу тебе всё, с самого начала, чтобы уже вся картинка перед тобой нарисовалась.

– Люсенька, я готова слушать тебя всю жизнь, если только тебе это нужно.

– Я думаю, нам обеим это нужно. Мне выговориться, чтобы окончательно отпустить восвояси это грузило, а тебе, чтобы расставить приоритеты в своей жизни. Ведь когда ты вдруг так неожиданно смылась, никто толком ничего не понял. И Игорь тоже, как мне тогда казалось. Нет, я понимала, что всё не так просто, но ничего же не знала. И мы жалели его. Ты знаешь, он пытался остановить взлёт самолёта. И у него бы получилось, если бы он чуть раньше добрался до аэропорта. Пару дней Игоря не видел никто. Мой только звонил удостовериться, что тот жив. А когда он появился у нас, на нём вместо лица была маска. Борисов известил, что едет за тобой, что сделает всё, чтобы тебя вернуть. Просил присмотреть за портом. Вернулся с фингалом под глазом. Сказал: "Я потерял Лену". И ушёл в работу. Зверствовал, поувольнял много народа, набрал других, заработал кучу денег. Ну а когда ему сообщили о беременности его жены, позеленел. Обычно, этому радуются. И, опять же, возможность вернуть жену. Вот тогда у меня и возникли первые подозрения. Как-то поздно вечером припёрся пьяный в дупель, уселся и стал вещать, лакая прямо из бутылки. Это было такое неправдоподобное зрелище: Борисов – проповедник ЗОЖ, которого я даже выпившим никогда не видела, который ввёл во всех своих владениях сухой закон – и такое… Просто жуть… А он вещал, что жизни ему без тебя нет, что простить его нельзя, что дорога ему теперь только одна – в монастырь, отмаливать грехи. Мы кое-как его утихомирили, а утром, выпив рассольчику, он с такой душевной болью произнёс приговор самому себе, просто мурашки по коже…

– Вы видите перед собой человека, нет, придурка и психа, который своими руками угробил свою же жизнь. Поздравьте меня с новым статусом. Урод Борисов, извольте познакомиться.

Ну, а когда у тебя появился ребёнок, он снял твою фотографию и перевесил её в мансарду. Там, кстати, долго ничего не трогали. Валя вообще не ходила туда. А Леся хотела там что-то своё сделать и стала выносить вещи, так он ей устроил. Это я узнала от домработницы, она ко мне на курсы ходила. Так что, Лёна, ты по его жизни прошлась кирзовым сапогом. Я так думала тогда. Но не осуждала. И со временем всё поняла.

– Люсь, я до сих пор не могу объяснить, как добралась домой. Дорогу не помню. Помню только, что маме звонила. Я была разбита и уничтожена.

– Почему ты мне ничего не рассказала? Я бы помогла тебе. Но во всяком случае не допустила бы этого.

– Стыдно было. И потом, как бы ты не допустила? Посадила бы его в тюрьму?

– Ну не знаю. Убила бы.

– Всё, Люсенька. Дела давно минувших дней…

И рассказала, как её встретил Сергей, как лечил, как обхаживал, как ненавязчиво своей нежностью и заботой вытаскивал из этой пучины. Как хотел её как женщину, но не давал себе воли, понимая, что сейчас нельзя, не по-мужски. И чем больше Люсьена слушала, тем основательнее ей становилось понятно, что эти двое совершенно точно созданы друг для друга. Она видела Сергея два раза, когда приезжала к ним, и невольно сравнивала с Борисовым. По внешним данным Сергей проигрывал. Так сказать, в эктерьере. Но в нём угадывалось настоящее мужское начало, такой кремень, сама надёжность и опора. Улыбнётся, нельзя глаз отвесть, что-то делает, любо-дорого наблюдать, как всё ладно и споро. При этом постоянно шуточки, и все ему в рот заглядывают. А главное, он любил Ленку, это было видно невооружённым глазом. Она всё время находилась в поле его зрения, он угадывал её желания на раз, легко и с удовольствием исполнял их. Его жизнь, повседневные заботы и праздники – только для неё. Как же так случилось, что в их жизнь ядовитой змеёй вползла измена? Нет, понять это невозможно. Значит, надо прощать, если есть ещё чувства и силы. Но как же их собрать в кучу? Как помочь Ленке понять, что таких мужиков уже не делают. Ведь тоже не дети: ей 43, а ему 50.

У великого психолога всех времён и народов голова шла кругом.

А на следующий день они повели детей в океанариум. Люся с Надюшкой, Лена с Андрюшкой медленно передвигались вдоль стеклянных витражей. Дети верещали от радости, всё время что-то выспрашивали, долго стояли, наблюдая за животными. В одном месте были сооружены подмостки, на которые можно было поставить детвору поближе. Они запихали туда Надюшку, а Андрея никак не получалось. Тяжеловат, батенька. Кто-то подхватил его и легко подсадил, в стекле отразилось лицо Игоря.

– Ну здравствуй.

– Здравствуйте, Игорь Николаевич, – у Елены сердце упало в пятки, она сама не ожидала от себя такой реакции.

– Я очень рад тебя видеть. Правда, очень рад. Не надеялся уже.

– Я же не на Луне живу, вопрос видимости решается элементарно.

– Я прошу тебя, не надо этого язвительного тона. Мне и так непросто, хоть и столько лет прошло. Я не мог, не имел права влезать в твою новую жизнь. А ты не изменилась, просто стала настоящей дамой. А мне скоро 60, сам не верю.

Ему и правда, на вид было лет 45-50. Всё так же красив, по-спортивному подтянут, одет с иголочки, дорогой парфюм… Только совсем седой. Но даже это не старило его, а придавало какой-то шарм.

– Мне надо многое сказать тебе, – продолжал Борисов, – сделай мне такой подарок. Где и когда, выбирай сама.

Елена молчала. Ей не хотелось ворошить прошлое, она так далека сейчас от этого. Её проблема не решается – Сергей не звонит, хотя она очень просила всех передать ему, что ждёт его звонка. Как найти его, знал только Виктор, но он молчал.

– Я даже не знаю.

– Она сделает тебе такой подарок. А сейчас, уважаемый, нам не до вас, у нас детское время. Сними их, пожалуйста.

Игорь схватил Андрюшку, потом Надюшку и задержал её в своих руках. Все муки мира застыли на его лице, глаза заблестели. Люсьена дёрнула его за локоть.

– У неё твои глаза, – опустив девочку, прошептал Игорь Николаевич Борисов, владелец заводов, портов, пароходов.

И глубоко несчастный человек.

Приехав домой, вопрос был задан, довольно холодно.

– Что это было? Что за подарки? И почему ты за меня решаешь?

– Лёна, прости меня, но вам надо поговорить. Ему надо. Он очень хороший человек. За то, что сделал с тобой тогда, он сам себя наказал. И живёт с этим. Надо давать людям возможность повиниться. Простить, в конце концов.

Да, она сто раз права, любимый психолог.

За Еленой пришла машина. И она почему-то со злорадством отметила: "Такой же мерс, как и у Серёжки".

В ресторанчике над рекой, который был перестроен и осовременен, и в который они с Игорем больше всего любили ходить когда-то, в полумраке Елена не сразу увидела Борисова. Поняла по розам. Роскошный букет белых роз… Так захотелось уйти. Тем более, что он не встретил её, даже не поднялся.

– Я не могу пошевелиться, – объяснил он. – Прости, до конца не верил, что ты придёшь.

Они с ним, как договорились, оба были в свитерах, не по-вечернему. Она в своём любимом цвета мяты, а он в белом, очень похожим на такой же, связанный Еленой для него когда-то.

– Я заказал твои любимые морепродукты, только без устриц. Или ты их уже ешь?

– Нет. Так же не люблю.

Они перекидывались ничего не значащими фразами. Разговор не шёл.

– Можно мне чашку кофе?

– Да конечно.

В ресторане царил полумрак, играла приятная музыка, круглые столики и очень удобные стулья-кресла, и хороший кофе. С корицей. Не забыл ленины вкусы Игорь.

– Если я сниму обувь, это будет очень неприлично? Целый день на каблуках.