Столетовы. Часть 1. Верьте в любовь, девчонки!

– Скажите, а какая именно область нашей деятельности Вас интересует? – Апофеозно спросил он.

И пошел разговор о планах, о стране, о возможности заработать, о перспективах для молодых, о моде. Короче, о многом. Елена слушала, кивала… Вдруг Игорь Николаевич склонился в её сторону и как-то проникновенно прошептал ей на ухо: "Я бы хотел услышать ваш голосок, Леночка". Она от неожиданности отшатнулась и вылупилась на него. Повисла пауза. Костик заёрзал, соображая, как исправить положение. Зная свою подружку, опасался какой-нибудь выходки от неё.

– Пожалуйста, – отмерла она. – Я оставлю вас на минутку.

Расхожая фраза, ни к чему не обязывает. И упорхнула.

Ей было ужасно неуютно в этом шикарном ресторане. Хорошая музыка, вкусная еда, разговор в их пользу. А её как будто кто-то раздевает. Это было так тревожно и непонятно. От усталости, что ли? Пора домой.

Лена стояла перед зеркалом, большим, в пол. Созерцание самой себя не доставило ей никакого удовольствия: круги под глазами, какая-то бледность и что-то она сильно похудела. Кляча, одним словом… В зеркале появился силуэт… Сергея. Елена замотала головой, чтобы прогнать наваждение. Но это был он, живой и невредимый. Стоял у неё за спиной. Господи, что за день, нет никаких душевных сил…

Она, конечно, кое-что о нем знала. Ну, не на Луне же жила. У них был довольно большой круг общих знакомых, оттуда поступали разноречивые сведения. Да и Людка всё пыталась донести свою точку зрения, пока Елена не пригрозила ей удушением.

Сергей учился в машиностроительном, параллельно работал с Виктором в автомастерской. Они там что-то придумывали, изобретали. Ездили на слеты, на гонки, на какие-то сборы, в какие-то командировки. Где-то даже победили. Лютик показывала фотографии, где эти гонщики с улыбками до ушей, с цветами и поклонницами были счастливы безмерно. А на других фотографиях – папа Серёжа и маленький мальчик. Без мамы. Сначала Лена думала, что её подружка специально выбирает фотки, где её нет. Но достоверный источник, Лёня, занимающийся в одном зале с гонщиками, утверждал, что отец этого ангелочка живет один, а мальчика периодически забирает. И что Света не даёт Сергею развод, прикрываясь ребёнком. Что у неё есть какой-то мужик. И если бы Сергей захотел, то мог бы этим воспользоваться. Но уж больно благороден, да и к мальчику привязан.

Благороден, привязан, но не к ней, Елене!

Что такое любовь? Уверена, вариантов ответа будет столько же, сколько людей живет на нашей матушке-планете. Ответ Елены – это зависимость, в её случае – серёжкозависимость, или сергеезависимость. С 14 лет. Она может пыжиться, строить из себя всяческих персонажей, может даже выйти замуж за другого, не общаться, не видеть и не слышать Сергея, но выкинуть из своего сердца не сможет никогда! Это особенно понятно стало сейчас.

– Здравствуй, Леночка! – Первым отмер Сергей. – Неожиданная встреча. Я только сегодня вернулся, и вот – ты.

Он был в красивом крупной вязки свитере синего цвета. Наверное, поэтому в его глазах плескалась синева. У него вообще была такая особенность, иногда серые глаза вдруг становились синими. Ей ли не знать. Она невольно загляделась на мужчину в зеркале за её спиной.

– Лена, всё в порядке? – Голос Константина вывел её из оцепенения.

Она повернулась довольно резко, задев щекой рукав синего свитера.

– Да, всё хорошо! Вот Сергея встретила.

– Привет!

– Привет, Костя, – обменялись любезностями.

– Ты извини, у нас встреча, для нас очень важная, нас ждут. Пойдем.

И она пошла, не оглядываясь, как кобра на звуки костиного голоса.

– Возьми себя в руки, подруга! Сделай лицо. Нам нельзя сейчас совершать необдуманные поступки. Пожалуйста, прошу тебя. Потом хоть потоп. Ты меня слышишь?

– Слышу. Всё в порядке.

Этот день не закончится никогда… Когда Игорь Николаевич привёз Елену домой, было уже около двенадцати ночи. Он галантно поцеловал ей руку, проводил до подъездной двери. На верхней ступени площадки её этажа стоял Сергей. У Лены подкосились ноги. Он это понял.

– Устала? Извини, я не подумал…А впрочем…Нам нужно поговорить. Где и когда? Пожалуйста, Лена, – он взял её руку, приложил к своей щеке. – Замерзла?

– Я уже давно замерзла. Но поговорить, конечно, можно. Позвони завтра, – и тихонько вытащила руку из его горячей ладони.

Распахнулась дверь, на пороге стояла мама.

– Здравствуй, Серёжа. Вы уже вернулись? Все нормально? – Спросила она каким-то будничным голосом, как будто только вчера виделись.

– Да. Всё в порядке.

– Ну тогда, до свидания. Ленок, вперёд!

Елена заскочила в квартиру, прислонилась к стене. Дверь захлопнулась. Она стала сползать на пол, слёзы душили её, никак не хотели пролиться. Мама Зина испугалась, помчалась за водой. Высунулся папа, мама жестами загнала его назад. Напоила, обняла свою дочь.

– Ну что ты, Ленок, девочка моя. Ты же такая у нас сильная, смелая, красивая, талантливая (мама явно растерялась в этой ситуации). А, главное, любимая- прелюбимая. Мы тебя в обиду никому не дадим!

У Лены перед глазами поплыла картинка: летний вечер, мостки над озером и "я тебя никому в обиду не дам"…

– Мама, я люблю его. Я очень его люблю. И поделать с этим ничего не могу, – через поток горючих слёз, наконец прорвавшихся наружу, вопила Елена на всю квартиру.

Вылетела Ольга. Они с мамой перетащили Лену в гостиную.

– Леночка, успокойся, – ревела рядом младшая сестра.

Они не видели старшую такой никогда. И поэтому перепугались до смерти, пока не поняли, в чем же дело.

Мама пыталась угомонить уже двух сразу. И среди этой какофонии голос отца прозвучал, как раскололся.

– Вон сидит твой ненаглядный с поникшей головой. Хороший парень. Просто запутался немного.

– Где сидит? – Не поняла мама.

– На лавке, вон под окнами. Курит. Вроде не курил раньше. Или это жизнь его довела? Вот что, девки, успокаивайтесь, завтра рабочий день. Утро вечера мудренее. А ты, Елена, шуруй на кухню, попьём с тобой чаю.

Ольга с мамой ретировались, потому что папины слова – закон.

Он посадил свою дочь спиной к окну, к которому её тянуло как магнитом. Налил травяного чайку. И заговорил. Как он увидел маму в окружении ребятишек на площади города, в котором молодые лейтенанты проходили стажировку. Увидел и остолбенел. Веселая, с ясными, зелеными, как сейчас у его дочерей, глазами, яркими губами, естественными, не намазанными помадой (папа подчеркнул это, потому что любил все настоящее, от природы – женскую красоту, окружающий мир, человеческие искренние отношения). Она развлекала детей, прыгала, бегала, вытирала им носы… А он всё стоял и смотрел на красивую девушку. Его тянули куда-то друзья. Он отмахивался от них. И, наконец, решился.

– Здравствуйте! Меня зовут Иван. Я из Москвы. Выходите за меня замуж.

И уже через неделю они ехали вместе к месту папиной службы. И кто может это объяснить? Что тогда, какая молния, какая искра пробежала между ними, что вот уже и серебряная свадьба маячит на горизонте.

– То, что я скажу тебе сейчас, ты, доча, послушаешь, сделаешь свои выводы и забудешь. И если ты думаешь, что у нас с мамой не было сложных периодов, ты ошибаешься. Когда тебе исполнилось всего десять месяцев, Зина уехала от меня. Написала, что навсегда. У меня тогда было все хорошо: красавица-жена, лапочка-дочка, любимая служба и друзья, в основном, неженатые. Служба по гарнизонам не располагала к личной жизни. И не каждому повезло встретить такую женщину, как моя Зина. Я был страшно горд. Но не мог не заметить, что на мою жену часто заглядываются. Конечно, ревновал. Дежурства по три-четыре дня не давали покоя. Как она там? Мой друг, Иван Макаров, ты его знаешь, очень любил фотографировать. И, в основном, мою Зину. Поэтому у нас так много маминых фотографий. Но на одной из них я заметил нашего зама по политчасти за спиной у моей жены, потом на другой они танцевали, а на третьей он чмокал её в щечку. Допрос Ивана ничего не дал, он утверждал, что Зина ведет себя как подобает жене бравого комбата. И точка. Но не тут-то было. Я стал следить. Да, доча, потерял голову. Наша мама от природы весёлый и добрый человек, я бы даже сказал, лёгкий. Она, конечно, что-то почувствовала и пыталась меня разговорить. А этот гад всё крутился и крутился вокруг. А я всё больше замыкался в себе. Мне тогда казалось, что женщина должна уметь вести себя так, чтобы этих крутежей не допускать. И когда, будучи на дежурстве, я узнал, что он возил мою Зину в город, хотя у нас был рейсовый автобус, я еле додежурил и явился, такой павлин, пред её очи. Не хочу даже вспоминать, что я говорил. Моя жена молчала. И это еще больше меня разозлило. И я ушел. Пить. С неженатыми друзьями со всеми вытекающими последствиями. На следующий день Зины и Леночки уже не было. Когда до меня дошло, что я натворил, мир рухнул. А когда прочитал записку и выслушал рассказ соседки о том, что моя дочка чем-то отравилась и ей было очень плохо, а наш замполит повез её с Зиной в город к врачу, готов был убить себя, прямо не вставая с места. К чему я это сейчас тебе поведал? Я очень тебя люблю, Ленок! Беленький мой ленок. И, конечно, хочу, чтобы состоялось твоё женское счастье. Когда я вымолил прощения у своей жены, приехал и забрал вас, Зина просто спросила: "Зачем человеку язык? Надо было просто спросить у меня. И послушать своё сердце, а не разум, который у тебя, где не надо, за разум заходит…" Так я потом и поступал. И на службе, выслушивая всех подряд, и с друзьями, и с вами, мои дорогие девочки. Надо уметь слушать. А теперь спать, спать.

Лена проснулась совершенно разбитая. Несколько раз ночью порывалась подойти к окну. Останавливала себя и опять тяжело засыпала. "Значит, надо поговорить". Она и хотела и боялась одновременно. Ну просто не переживёт, если вдруг… А что вдруг? Ведь ей никто, кроме него не нужен. Значит, надо бороться за свою любовь. А как? Как бороться? С маленьким мальчиком, который ни в чем не виноват? Но поговорить надо!

Еле оторвав голову от подушки, встала.

–Мам, я в четыре вставала воды попить, он ещё сидел, – услышала олин голос.

– А в пять уже не было. Дворнику не спалось, весь дом перебудил. Ой, Ленок, умывайся, у меня всё готово к завтраку.

Вот такая она, наша мама. У неё всегда всё готово. И следов бессонной ночи на лице нет. Утренняя зарядка, если нет возможности пробежаться, контрастный душ и морковная помада. Может еще карандаш для бровей и ресниц. И вуаля – сияющая женщина. Обожаю, люблю, преклоняюсь и даже завидую белой завистью. Мамочка моя… Стоит, улыбается, хотя все понимает.

Зеркало отразило нечто, хуже некуда: круги под опухшими глазами, мятая физиономия, плечи как-то опустились, и даже спина совершенно забыла про осанку. В душ. Надо памятник поставить тому человеку, который придумал душевую насадку. Силы прибывали, а контрастная процедура довершила гуманное дело. Посвежело и в голове, и на сердце.