Ментальный факультатив

Ее имя он произнес с особенным смакованием. Значение его слов дошло до Ланы не сразу. И даже когда дошло, она не поверила.

– Вы не можете меня отчислить, – нахмурилась она.

– Могу, – радостно заявил ректор. – Больше того: я безумно жажду это сделать.

Лана села прямее, повернулась к ректору всем корпусом, зло сощурила глаза.

– Вы блефуете! Вы прекрасно знаете, кто мой отец и что будет с вами, если вы меня отчислите.

Теперь заметная улыбка тронула и каменное лицо куратора.

– Боюсь, госпожа Лерой, это вы не в курсе, кто теперь ваш отец, – непривычно мягко заметила она. – Он больше не возглавляет Правительство. Он осужден за коррупцию и находится в тюрьме. Так что прикрывать вас больше некому. И теперь за каждый свой проступок вы будете отвечать по всей строгости, так сказать.

Лана моргнула. Один раз, другой, переводя ошалелый взгляд с ректора на куратора и обратно. А потом рассмеялась. Громко, почти истерично, отчего голова моментально разболелась еще сильнее.

– Ну, вы даете, – простонала она, отсмеявшись. – Не могли придумать что-то более правдоподобное? Я меньше недели назад была дома, все было в порядке! Если бы моего отца сняли или в чем-то обвинили, об этом бы заранее начали шуметь газеты. И уж тем более никто не может осудить человека за пять дней!

Ректор усмехнулся, поднялся со своего места и взял газету, лежавшую на углу стола.

– А это и появилось в газетах сегодня, госпожа Лерой, – с нескрываемым удовольствием сообщил он, протягивая Лане «Столичный Вестник», где уже на первой полосе маячил кричащий заголовок, подтверждающий его слова. – Все произошло быстро. Ваш отец осужден Королевским Судом.

* * *

Ректор еще что-то говорил, рассуждал о том, что «этого следовало ожидать, глядя на Лану». Мол, у порядочного человека не могла вырасти столь беспардонная дочь, но Лана его уже не слушала.

Перед глазами все плыло, она даже не могла толком сфокусировать взгляд на строчках статьи, видела лишь заголовок, отдельные фразы и портрет отца. Тот же самый официальный портрет, которым сопровождались ранее статьи о действиях Правительства.

Королевский Суд. Это означало, что решение о виновности отца было принято единолично Его Величеством. Ни уполномоченного обвинителя, ни защитника, ни разбирательства, ни возможности обжаловать. Король в своих приговорах был быстр и непоколебим. Все решалось буквально в день предъявления обвинения. Стандартные процедуры не действовали, если уж он брался судить и карать сам.

Голос ректора воспринимался Ланой просто как фоновый шум, собственное сердцебиение заглушало его, барабанный оркестр в голове разошелся не на шутку: казалось, та сейчас лопнет. Но как только мозг сумел понять и принять случившееся, в жилах вскипела кровь, прогоняя паралич.

Лана вскочила со стула, оборвав ректора на полуслове, и решительно шагнула к двери.

– Госпожа Лерой! Вас никто не отпускал, – возмутилась куратор Кори.

– Разве я не отчислена? – спокойно поинтересовалась Лана, оборачиваясь на пороге кабинета и глядя только на ректора.

– Безусловно, – сквозь зубы процедил тот. – Это даже не обсуждается.

– Тогда вы больше не можете ни удерживать меня, ни отпускать!

И она с силой захлопнула за собой дверь, так что стены завибрировали.

Следующие события промелькнули как в тумане. Лана смутно помнила, как вернулась в апартаменты, которые делила с подругой чуть больше трех лет. Светловолосая и синеглазая Альма наслаждалась поздним субботним завтраком, и, судя по безмятежному выражению лица, еще не открывала газет. Вообще-то она предпочитала журналы со светской хроникой, особенно тот, которым владела и руководила мать Ланы, но о снятии канцлера наверняка написали бы и в одном из них: их семья всегда фигурировала в хронике.

Безмятежность слетела с Альмы, едва та взглянула на подругу.

– Что случилось? – в ужасе спросила она, поскольку лицо Ланы было даже не бледным, а почти серым.

Лана проигнорировала вопрос, – на самом деле даже не услышала его, – прошла через общую гостиную и скрылась в своей спальне, где принялась резкими движениями срывать с вешалок одежду и комом бросать в чемодан. Ее трясло, в глазах темнело, голова пульсировала болью, и казалось, что она вот-вот хлопнется в обморок. Или, как вариант, ее стошнит.

– Это Кори? Она нашла тебя в подвале? – снова спросила Альма, последовав за ней. – Но тебе же за это обычно ничего не бывает…

Голос ее звучал виновато, но Лане сейчас не было до этого никакого дела. Тот факт, что друзья бросили ее в подвале сгоревшего дома, теперь уже ничего не значил. Она даже радовалась тому, что ее отчислили. В противном случае она не смогла бы сейчас покинуть Лекс: таковы были древние правила самого старого университета мира за Занавесью.

– Лана, поговори со мной, – взмолилась Альма тонким, почти детским, хныкающим голосом.

Захотелось дать ей подзатыльник, но Лана только швырнула подруге смятую газету, которую бессознательно утащила из кабинета ректора.

– Меня отчислили, – рыкнула она хрипло. Странно, что получилось хотя бы так: она боялась, что голос совсем откажет.

Альма что-то запричитала в ответ, отчего еще сильнее разболелась голова. Пришлось вытолкать ее обратно в общую гостиную и захлопнуть дверь. К счастью, подруга не стала рваться обратно.

Еще какое-то время Лана бессмысленно металась по комнате, собирая вещи, зло пиная кровать и стараясь не расплакаться. Противопохмельное снадобье она выпила слишком поздно, теперь его эффекта не стоило ждать немедленно, но хотя бы перестало мутить.

Когда вещи были собраны, Лана замерла в нерешительности. Порталы в Лексе почти всегда заблокированы ректором, войти и выйти можно только с его личного разрешения. И что-то подсказывало: он будет ждать, когда она придет просить выпустить ее. Просить не хотелось. Лана Лерой вообще не привыкла что-то просить.

На ее счастье к тому времени, когда она все-таки заставила себя покинуть апартаменты, ректору уже пришлось впустить в университет господина Обермана, поверенного семьи Лерой. Он и забрал Лану с собой, избавив от необходимости общаться с ректором.

Она шагнула в портал так торопливо, что едва не забыла утянуть за собой болтающийся в воздухе чемодан. Ей хотелось как можно скорее оказаться в стенах родного столичного дома, где она сможет успокоиться и выяснить у Обермана, что делать дальше. Должен быть способ помочь отцу!

Однако вместо привычного портала, открывающегося в холле дома, она вышла из портала общественного, городского, находящегося на площади Перемещения. Вообще-то ее так назвали в честь Великого Перемещения, произошедшего много веков назад, когда маги покинули мир людей и ушли за Занавесь, в свой новый мир. Но теперь это была одна из наиболее оживленных площадей города с наибольшим количеством общественных порталов.

Лана от удивления замерла на месте, у выхода, поэтому сначала об нее стукнулся последовавший за ней чемодан, а потом едва не снес поверенный. Лишь чудом ей удалось вовремя почувствовать его приближение и отскочить в сторону. Где ее задел мощным плечом незнакомый парень.

– Смотри, куда прешь, – огрызнулся тот вместо извинений.

В обычной ситуации он услышал бы о себе много интересного, но сейчас Лана была в плохой форме: все слова вылетели из головы. Она лишь повернулась к Оберману и вопросительно уставилась на него.

– Идемте, госпожа Лерой, – мягко велел тот, деликатно подталкивая ее вперед. – Мой дом недалеко отсюда, там я вам все объясню.

Лана послушно поплелась в указанном направлении. Боль частично улеглась, но голова все еще ощущалась так, словно в нее набили ваты.

Прогулка по свежему воздуху и узким аккуратным улочкам Аларии, умытым ночным дождем, немного привели ее в чувство, поэтому, когда Оберман открыл перед ней дверь небольшого, но красивого дома, к Лане уже вернулось ее обычное боевое настроение.

– Так что произошло? И почему это произошло? Отца кто-то подставил? Или это сам король на него за что-то ополчился?

Вопросы вылетели из нее один за другим вместо ответа на предложение чая и завтрака. К чести Обермана, он не стал повторять свой вопрос, разыгрывая учтивость.

– Едва ли причина в отношении Его Величества, – осторожно ответил он, внимательно следя за реакцией насупившейся и гневно скрестившей на груди руки Ланы. – Если бы он просто хотел избавиться от вашего отца, он бы его снял с должности. Очевидно, ему были предоставлены достаточные на его взгляд аргументы и свидетельства. Сорроу редко берет на себя судебные функции, а в случае вашего отца все произошло очень быстро. Его арестовали после очередного заседания Правительства, в тот же день доставили к королю и через два часа все было кончено. Господин Лерой отправился в тюрьму, а Легион начал арестовывать счета и имущество вашей семьи. Каким-то образом два дня все удавалось скрывать от прессы и общественности, но ночью вышел выпуск оппозиционного «Ястреба», в котором Ралм Ле Крок обо всем рассказал. Так что властям пришлось срочно давать официальный пресс-релиз, который и появился во всех утренних газетах.

Лана покачала головой, прикрывая глаза. Значит, уже все знают, без последствий дело не замять. Если вообще можно замять…

– Что-то можно сделать? Как-то изменить мнение Сорроу или добиться освобождения отца? Он ведь невиновен!

Лицо поверенного странно дернулось. Он был уже не очень молодым, но все еще довольно привлекательным мужчиной. Высокий рост, респектабельный вид, благородная седина, лишь тронувшая черные волосы. Его лицо всегда оставалось спокойным, уверенным и доброжелательным. По крайней мере, именно таким обычно видела его Лана. Поэтому сейчас она поняла: Оберман не верит в невиновность ее отца.

– Королевский Суд необратим, апелляций тут не предполагается, – неожиданно холодно напомнил он. – Норд Сорроу не меняет своих решений. Король не может ошибаться.