– Что? – хрипло уточнила я, слишком подавленная его грозным видом и уже не ожидавшая, что мне дадут высказаться.
– Что ты можешь рассказать мне о случившемся. Почему решила сбежать? Где взяла деньги?
Я растерялась, поскольку готовилась отвечать на совсем другие вопросы. Шелтер сделал еще пару шагов, сокращая расстояние между нами. Отступать назад было некуда: за моей спиной находилось лишь раскрытое окно, а нырять в него вниз головой совершенно не хотелось. Поэтому я попыталась скользнуть в сторону, но поняла, что сделала только хуже: теперь за моей спиной оказалась стена.
– Генерал Шелтер, клянусь вам, я не замышляла против вас ничего дурного, – выпалила, просто чтобы не молчать. Ведь на его вопросы положено отвечать. – Не вступала в сговор с отступниками или с кем-то еще. Я ничего не знаю о проникновении в ваш дом, если оно вообще произошло.
– Разве я спросил тебя о сговоре, отступниках и проникновении в мой дом? – Новый вопрос он почти прорычал, тихо и угрожающе. Расстояние снова сократилось. – Почему ты решила сбежать?
Еще несколько его шагов – и я окажусь в ловушке. Ища выход из ситуации, я скользнула взглядом вдоль стены, просчитывая, успею ли добраться до ванной комнаты. Глупая затея, конечно. Уж если Нейб смог заставить меня окаменеть артефактом, то самому Шелтеру это и вовсе не составит труда. Да даже если добегу… Разве остановит его такая дверь?
Узнать наверняка я не успела. Едва подумала о маневре, как Шелтер сыграл на опережение: в два шага оказался рядом, на расстоянии вытянутой руки. Почему-то только теперь я вспомнила, что на мне одна лишь ночная сорочка, которая скрывает меньше, чем демонстрирует.
Я выставила перед собой руки как последнюю надежду остановить генерала, но он грубо перехватил их за запястья и прижал к стене чуть выше моей головы, вдруг оказавшись почти вплотную. Меня вновь окутало его запахом и теплом, но сейчас такая близость скорее пугала. Потому что вблизи стало видно: Шелтер едва сдерживает рвущуюся наружу ярость. Он тяжело дышал, темные глаза сверкали молниями, зубы стискивались, а губы сжимались в тонкую линию.
– Что, настолько была противна мысль оказаться в моей постели, когда вернусь? – спросил Шелтер тихо и хрипло.
Его лицо замерло в нескольких сантиметрах от моего, прерывистое дыхание обожгло кожу, и на мгновение мне стало по-настоящему страшно. Показалось, что сейчас он просто переломит меня, свернет шею или порвет в клочья. От злости.
Но когда Шелтер заговорил снова, страх резко схлынул, как откатывается назад только что набежавшая на берег волна:
– Что тебе еще от меня нужно, а? Я готов был дать тебе все, что мужчина может дать женщине: красивый дом, чудесный сад, платья, украшения, развлечения… Стабильность, покой, защиту. Делай, что хочешь, живи, как нравится. Пальцем ведь тебя не тронул, был готов ждать, пока ты привыкнешь, созреешь, увлечешься… Я ведь не старик, не урод, не извращенец, тебе было бы хорошо со мной. Тебе этого мало? Обязательно нужна свобода? Официальный брак? Не могу я их тебе дать, понимаешь? Не в моей власти. Я же не Магистр… Это не повод бежать в никуда. Ты вообще представляешь, что с тобой сделали бы, если бы поймали? Я уже не смог бы тебя защитить, бестолочь ты неблагодарная.
У меня перехватило дыхание: столько горечи слышалось в его словах. Горечи и обиды, а еще немного – ужаса. Кажется, об отступниках он совсем не думал.
– А теперь я должен наказать тебя, понимаешь? Выволочь из комнаты и выпороть, так чтобы все видели. И заодно того, кто тебе помог. Где ты взяла деньги? Кто их тебе дал?
– Никто, – выдохнула я с трудом, только сейчас замечая, что меня колотит крупной дрожью.
– Тогда откуда они у тебя?
– Сама взяла!
– О, значит, ты еще и воровка… Прекрасно! Ты вообще не осознаешь, девочка, в какое положение меня поставила. Что теперь прикажешь мне делать? Наказать всех слуг в доме? Назначить кого-то одного? Или выпороть тебя, а потом отправить на каторгу за воровство? Знаешь, что с тобой там сделают охранники? Будешь жалеть, что не в бордель попала.
Снова каждое слово било наотмашь. Еще хуже становилось от того, что генералу самому было больно их произносить, сегодня я это чувствовала. Он гораздо лучше меня понимал перспективы. А запястья уже ныли так, что становилось понятно: останутся синяки. Но это, судя по всему, сейчас было самой маленькой из моих проблем.
Я резко втянула воздух, шмыгая носом, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза, то ли от боли, то ли от страха, то ли от обиды. Но все же смогла не разреветься, а выдавить:
– Делайте, что должны, господин генерал, но я повторю: деньги взяла сама. Да, я воровка. Воровка и беглая рабыня. Только, пожалуйста, не думайте, что я от вас бежала. Я другого боялась.
Жесткая хватка в одну секунду ослабла, Шелтер выпустил мои запястья, но не отодвинулся ни на сантиметр, его ладони просто уперлись в стену по обе стороны от меня. Я опустила руки, обхватывая себя за плечи, одновременно пытаясь прикрыться и утешиться. Шелтер продолжал прожигать меня холодным взглядом, но его дыхание постепенно успокаивалось.
– А если бы созналась, – произнес он неожиданно ровно, – отделалась бы только поркой. Не реви, милая. Все это случилось бы, только если бы тебя поймали. Скажи спасибо Нейбу: он вовремя тебя вернул. Если бы ты попалась полиции, я бы ничего не смог сделать. Особенно если бы ты заявила им, что украла деньги. Закон есть закон, никто не посмотрел бы, что ты моя награда. Тебя у меня забрали бы.
Я недоуменно посмотрела на него: на едва заметную горькую усмешку на губах, тревожную складку на лбу. Поймала неожиданно усталый взгляд, торопливо вытерла глаза и снова шмыгнула носом.
– Значит, вы не будете меня наказывать?
– Не буду. В моем доме никто этого не ждет, а никто чужой не узнает. Галии я передам, что ты ее не выдала. Полагаю, она тебя еще больше любить станет. Между прочим, она сразу прибежала виниться, что сама тебе денег дала, я едва в двери войти успел.
– То есть вы не думаете, что я вступила с кем-то в сговор против вас?
Его усмешка стала более заметной и менее горькой, складка на лбу разгладилась.
– Прости, милая, – вздохнул Шелтер, – но на коварную шпионку ты не тянешь. Керам просто очень мнительный. И плохо тебя знает.
Я сомневалась, что дело в этом, но сейчас у меня просто не хватило бы сил спорить. Дрожь постепенно отпускала, но одновременно все тело становилось ватным. Мне казалось, что вот-вот я сложусь пополам как тряпичная кукла. Сейчас меня держал лишь взгляд Шелтера, в котором окончательно исчезли молнии, зато вновь разгорелся огонь, который генерал даже не пытался скрыть. Усталость отступила на второй план, но никуда не делась.
– И вы не… – я смущенно осеклась, не зная, как спросить о главном. – Вы не будете… то что обещали…
– Насиловать тебя в духе Магистра? – холодно уточнил он. Но тут же его тон смягчился: – Мира, если бы я действительно собирался, я бы это сделал еще перед отъездом. Никто никуда меня не вызывал. Просто я ляпнул сгоряча, а потом от греха подальше уехал в свой столичный дом, там и провел последний день отпуска.
– Но почему?
Он вздохнул, оттолкнулся от стены и отступил на шаг назад, восстанавливая между нами дистанцию. Его взгляд на мгновение скользнул вниз, но тут же вернулся к моему лицу.
– Потому что меня тоже можно обидеть, милая. Особенно если назвать подлецом и мерзавцем и заявить, что тебе было бы лучше у Магистра.
Я не выдержала, опустила глаза. В его тоне и сейчас прозвучала обида. Видимо, в тот день я ее не заметила, слишком глубоко погрузившись в собственную боль.
– Простите, это было несправедливо с моей стороны, – пробормотала я. – На самом деле я так не думаю.
– Неужели?
Я снова вскинула голову и посмотрела на него, глаза в глаза.
– Генерал Шелтер, я, безусловно, не так умна и образована, как вы, и порой веду себя глупо, но я не совсем уж дура. Я прекрасно осознаю, что мне следует каждый день благодарить Тмара за то, что во всей этой ситуации, в которой я оказалась, мне повстречались вы. И я благодарна, действительно благодарна.
– Благодарна… – повторил он за мной с ноткой разочарования в голосе. – Хороша благодарность.
Его голос прозвучал ровно, но я откуда-то знала, что Шелтер не испытывает и половины того спокойствия, какое пытается демонстрировать. Истинное состояние отражалось в его глазах: разочарование переплеталось с волнением. Или мне только так казалось?
– Просто я почувствовала себя преданной, – попыталась объяснить я. Голос прозвучал жалко и тихо.
– Из-за того, что я не остановил Винта, – скорее констатировал, чем уточнил он, но я на всякий случай кивнула, добавив:
– И из-за того, что вы сказали ему, когда я вышла…
– Мира, никогда не слушай, что я говорю другим, – быстро и резко перебил Шелтер. – Пойми, мое положение накладывает на меня некоторые… ограничения. Иногда я вынужден вести себя так, как того ожидают окружающие, это не всегда зависит от моего настоящего мнения или желания. Или того, как я на самом деле чувствую. Я не могу тебе сейчас объяснить, почему так. Просто прими как данность, что существует ряд обстоятельств, с которыми мне приходится считаться. Это не оправдывает меня, понимаю. И мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это. Но если бы ты дала мне объяснить…
Он вдруг осекся, вздохнул и покачал головой, глядя на меня.
– Впрочем, неважно. Просто знай, что я никогда не позволю ничему по-настоящему плохому случиться с тобой. Я, наверное, мог бы предотвратить и это, но я не ожидал, что Винт позволит себе зайти так далеко. Обычно он ведет себя скромнее, видать, был сильно пьян.
Мне стало немного легче. Фактически он подтвердил, что притворялся не со мной во время нашей поездки, а со своим армейским приятелем. Однако вслед за облегчением я сразу испытала болезненный укол в самое сердце: даже если так, это не меняет очень важного для меня обстоятельства.
– Но то, что вы сказали тогда на террасе, ведь правда? Я могу быть при вас только наложницей, верно?