– Я убью тебя за это… Я убью тебя, Назар, – летит свирепо ему в спину и он понимает, что ему будет не так-то просто жить с этим грузом. – Клянусь, ты заплатишь за это…
Как и обещал, Назар был у меня в голове всё то время, пока я вынужденно смотрел на то, как Диана бьётся в истерике. Она не понимала, почему я решил с ней так обойтись, а я не мог объяснить ей, что у нас нет другого выхода. Я был вынужден слушать её отчаянные крики, мольбы о прощении и медленно погибать.
Моё сердце раз за разом разрывалось в клочья, когда она бросалась к моим ногам, а я в это время был вынужден стоять неподвижно и смотреть на неё, потому что мне приказали не двигаться. Меня корежило внутри, но я пытался изо всех сил держать себя в руках, чтобы не сказать ничего лишнего, чтобы Назар не нажал на курок.
Я позволил себе всего раз отойти от правил, позволил себе только намекнуть ей о том, что у нас ещё имеется крохотный шанс. Я не мог сказать ей об этом напрямую.
Нельзя… Слишком большой риск.
В тот момент я услышал как со свистом пронеслась пуля между нами, унося за собой пороховой шлейф.
Одно из двух: либо этот выстрел был предупреждающим, либо Назар промахнулся.
Это убило внутри все надежды на то, что Диана сможет меня понять, сможет разглядеть в моих действиях фальшь…
А потом я увидел, как Диана истекает кровью. Я готов был сорваться к ней, мне было невыносимо трудно управлять своим разумом, который не переставал отчаянно бороться. Я хотел было уже рассказать ей всю правду, заслонить её собой и принять все пули на себя. Все мои мысли были о том, что я поплатился и пуля всё-таки нашла Диану.
Я думал, что всё… Я самолично убил её, но когда пришло осознание… Когда до меня дошло, что Назар здесь ни при чём, что это ребёнок – моя душа разорвалась на части, и рассеялась по ветру.
Я выдавливал из себя слова, за которые вечно буду гореть в аду… Эти слова диктовал мне Назар… Он вынудил меня произнести их, а затем я развернулся от неё и больше не видел ничего перед собой… Только её лицо в тот момент, когда я отказался от неё и от нашего ребёнка… Лицо с тенью жесточайших мук всегда теперь будет стоять у меня перед глазами и напоминать мне о том, что я не заслуживаю жизни. Я не заслуживаю прощения. Я не заслуживаю её. Диану.
Для Назара ад закончился с её уходом, а для меня он только-только начался.
– Они уже уехали? – с довольной миной интересуется Каплан, увидев как я несусь в дом.
Он всерьёз думает, что я решился продать Диану по своей воле, но не тут-то было.
Сжимаю левый кулак, замахиваюсь им и с разбега припечатываю к его морде, разбивая её в кровь. Каплан отшатывается от неожиданного удара и заваливается на спину. Кряхтит, кровяные сгустки сплёвывает на пол, недоумённо глядя на обезумевшего меня, стоявшего у его головы, которую нестерпимо хочется размозжить ботинком.
Никогда прежде я не ощущал в себе столько злости.
– Иди к дьяволу, Каплан! Идите вы все к дьяволу, конченные людишки! – срываю я голос до хрипоты, мечтая спалить всё вокруг, сжечь дотла это змеиное логово.
На мой рёв все сбегаются в холл. Одного только не хватает. Братишки. Чего-то он припозднился.
– Эмир, что на тебя нашло? – верещит София, подлетая ко мне.
Отталкиваю её в стену с резкостью, с отвращением, с ненавистью.
– Вы все отвратительны! И я стал отвратительным! Ненавижу вас всех! Ненавижу того, кем я стал благодаря вам!
Не желая оставаться ни на секунду в этом доме, я сбегаю прочь. Надеюсь, что навсегда.
* * *
Наши дни
Звенящую тишину в доме нарушает звонок. Телефон долгое время пролежал без дела, поэтому стоит только услышать его мелодичную трель, как я тут же отвечаю на вызов, заранее зная по какому поводу звонят.
– Неужели… – вдохновенно выдыхаю я, и Анастасия звонко перебивает меня:
– Да, она позвонила! Сказала, что Рифат выгнал её из дома.
Хмыкаю озадаченно, вскочив из кресла.
– Это западня, – озвучиваю я свои мысли, носясь из угла в угол. – Передай ей, чтобы она оставалась на месте. Шах отследит звонок, и тогда мы будем знать, где она находится. Мне нужно время, чтобы обдумать новый план.
– Ты уверен?
– Да. Рифат ждёт, когда кто-то из нас оступится. Статьи в газетах, вечеринка по случаю их помолвки, приглашение на семейный ужин – всё это лишь повод позлить меня и заставить совершать ошибки.
– И ты согласился пойти на семейный ужин? – посмеивается Анастасия в трубку, я закатываю глаза, стоит только представить себе это.
– Конечно! – восклицаю, улыбнувшись своим мыслям. – Как я мог отказаться от такого приглашения?
– Ой, блин, тебе же снова придётся идти туда с этой стервой?! Диана будет не в восторге.
При упоминании Софии все мои внутренности сжимаются в заледенелый комок.
– Таков наш план. Пусть Рифат и дальше продолжает думать, что мы с Софией связаны узами брака.
– А если София проболтается о том, что ты её шантажируешь в своих коварных целях?
– Тогда она больше не увидится с дочерью, – смотрю на наручные часы, отмечая позднее время. – Всё, звони Диане. Скажи ей, чтобы она набралась терпения и подождала до следующей недели. На этом семейном ужине всё и закончится. Конец связи.
Как бы ни было заманчиво встретиться с Дианой уже сегодня, но я как никогда уверен в том, что всё это лишь очередной продуманный ход Рифата. Я на него не куплюсь. Достаточно и того, что он всё в моей жизни перевернул с ног на голову, перетасовал все карты. Он ко всему приложил свою руку.
Отныне мы будем играть только по моим правилам.
7. Границы стёрты, рамок больше нет
Я стою у окна своей комнаты и прокладываю примерный маршрут в голове, разглядывая дали, раскинувшиеся на многие километры вперёд.
Свобода замаячила мне где-то там, над сгустившимися сумерками, под бесконечной цепочкой городских огней и звёздной россыпью.
Если всё время двигаться только вперёд, если не подвергать сомнению свои силы, рано или поздно я приду к цели, я обрету свободу. Но как только наступает момент осмысливания, как только я задумываюсь о возможных рисках, то уже начинаю колебаться в логичности такого поступка.
«Это, возможно, мой единственный шанс», – убеждаю я себя, но мысль о ребёнке заставляется меня отказаться от представившейся возможности и не высовываться из своей спальни.
«Нет, я не могу. У нас всё получится», – погладив себя по животу, успокаиваю малышку, на которой отразились мои волнения.
Анастасия передала мне слова Эмира, в которых он попросил меня потерпеть ещё неделю. Он пообещал меня спасти, вырвать из лап чудовища, позабыв о том, что сам чудовищем и является. Терпение – это то, что заставляло меня держаться на плаву и не сдаваться. Терпения во мне было с лихвой, но за какой-то миг оно превратилось в крошечный мыльный пузырь и лопнуло. Терпение кончилось, доверия больше нет.
Единственное, что движет мною сейчас – мысли о свободе, где не будет ни Рифата, ни Эмира. Где все они останутся лишь неприятным воспоминанием, которое никогда уже не сотрётся. Они станут вскрывшимся нарывом на сердце, который никогда уже не заживёт.
Заставив себя оторваться от созерцания моего спасительного маршрута, я запихиваю в сумку вязаный свитер с тёплыми носками, где на изодранном в клочья дне уже припрятан телефон и фальшивые документы.
Я кутаюсь в плащ, обуваю ботильоны на низком каблуке и обматываю шарф вокруг ручки от сумки, чтобы в случае дождя повязать его на голову.