Одна ночь – Две тайны

Он зверь. Прирожденный хищник.

И волчьи голубые глаза с чрезмерно большой радужкой видят меня насквозь или даже больше. Видят все мои страхи, нутро, всю душу.

Однако именно сегодня под этими рентгеновскими лучами его глаз я не ощущаю себя так, как будто меня рассматривают через окуляры микроскопа.

Сегодня его глаза излучают тепло. Каждая клеточка моего тела наполняется теплотой, пока он стоит в проходе и смотрит на меня.

Мне порой так не хватало этого. Банального человеческого тепла.

— А, проснулась уже, — завязывает диалог рокочущим басом, глядя на меня, пялящуюся на него безо всякого стыда.

Смаргиваю с глаз пелену задумчивости и киваю.

— Ага.

С пятки на носок перекатываюсь.

Неловко, что он застал меня в гостиной.

Я точно не знаю, разрешается ли мне выходить из комнаты, когда в доме нет никого, кроме собаки, которая в настоящий момент вьется вокруг своего хозяина и напрашивается на ласки. А хозяин тем временем безжалостно игнорирует ее.

— Завтракала?

— Нет еще.

Нахмурив брови, Назар поглядывает на свои наручные часы.

— Тогда идем обедать! — звучит не как приглашение на обед, а как призыв к расстрелу.

К его командирскому, леденящему тону еще необходимо привыкнуть.

— Сейчас, только отлучусь ненадолго в ванную.

Через минут десять вхожу в кухню, принюхиваюсь к изумительному аромату запеченой картошечки и тушеного мяса с овощами, аккуратно разложенных по тарелкам. Выглядит аппетитно. Как шедевр искусства — кусочек к кусочку, словно этим занимался какой-нибудь знаменитый кулинарный блогер.

В застывшей позе Назар восседает за столом. К еде не притрагивается. И тепло больше не излучают его глаза.

Неужели где-то накосячила?

Аж не по себе становится. Я ведь заставила его ждать.

Быстренько проскальзываю за стол, вооружаюсь вилкой и ножом, скрещиваю их, подняв над своей головой.

— Приятного аппетита! — получается театрально, как боевой клич.

Таким образом я надеялась разрядить обстановку и вызвать у Назара хотя бы подобие улыбки, но не вышло.

Угрюм, как старуха у разбитого корыта.

— Готовить умеешь? — интересуется Назар, вздевая на вилку кусочек мяса.

— Умела… когда-то. Не так вкусно, конечно, — неуверенно.

— Теперь у тебя будет уйма времени. Попрактикуешься недельку-другую, а там и доведешь свои умения до идеала, — намекает он на то, что я попала далеко не в санаторий.

Этого зверя мне нужно будет кормить до сыта, а ест он, как я погляжу, за троих.

Я нисколько не против. Мне будет приятно ухаживать за ним. Как-то иначе отплатить ему за помощь и проявленную ко мне доброту я больше ничем не смогу.

Доедаем мы в тишине. Разве что приборы изредка лязгают о керамику.

Стараюсь жевать как можно тише и проглатывать, чтобы лишний раз не напарываться на его взгляд исподлобья. Временами он смотрит на меня так, будто в чем-то подозревает.

Отобедав, Назар загружает посуду в посудомойку, я протираю стол. Как только он разворачивается, тогда мне становится ясно, почему его взгляд казался мне подозрительным.

— И кому ты звонила? — после заданного вопроса внутри ощущается колоссальное давление.

— Извините, что воспользовалась без спроса. В следующий раз я…

Назар обрывает меня на полуслове, приблизившись ко мне на расстояние вытянутой руки.

— Я разве сказал, что тебе запрещается пользоваться телефоном? Я всего лишь спросил "Кому. Ты. Звонила"?

Сглатываю вязкую слюну.

Вообще-то я не собираюсь лгать. Но на всякий случай отвожу в сторону глаза. Склонив голову, говорю как есть:

— Домой.

— Дом, в котором ты была прописана? — указательным пальцем поднимает мою голову за подбородок, прищуривается, выискивает что-то на дне моих глаз. Киваю неубедительно, пока он не добрался до содержимого души. — Что заставило тебя оттуда выписаться?

Я разеваю рот в изумлении.

Откуда он знает?

— Это довольно сложная история.

— Так и я не так прост. Рассказывай!

Вижу, что не отстанет.

Не тот он человек, чтобы не добраться до истины. Такие, как он, под кожу залезут, душу выпотрошат, но свое получат.

— Вам знакома история Золушки?

— Не увлекаюсь, — отрезает он.

Отходит от меня, присаживается на край стола и руки на могучей груди скрещивает.