Вытаращив глаза на меня, та захлопывает рот. Я прочищаю горло, стараюсь совладать со своими эмоциями и продолжаю уже более спокойно:
— Ты сказала, что ей уже приходилось рожать. Она что, мать, вашу мать?
— Да, Света сказала, что пятнадцать месяцев назад родила близнецов. Мальчиков.
Звездец.
— Странно, она мне ничего подобного не говорила, — заторможенно проговариваю, вспоминая детали нашего разговора.
Может, что-то упустил?
Вряд ли. Я даже предположить не мог.
Выходит, солгала мне. Замолчала.
А смысл?
Дело в деньгах, которые я ей пообещал?
— Ее очень сильно что-то беспокоит, — продолжает Альбина выгораживать Свету. Пресловутая женская солидарность. — Налицо психогенное расстройство, а в таких случаях люди обычно специально отказывают себе в еде. Назар Михайлович, вам нужно срочно что-то предпринять.
"Ой, не пори горячку только", — сморщившись, фыркаю на женщину в белом халате.
Света не психичка. Это ты больная на всю голову!
И вообще у Светы завидный аппетит. В еде не привередлива.
Посмотрел бы я на твое состояние, если бы ты перебивалась одним куском хлеба продолжительное время.
Злость на Свету быстро рассосалась в моей крови. Мне снова хочется защищать эту девочку всевозможными способами. Хочется сделать так, чтобы она забыла о тех временах, когда ей приходилось довольствоваться одним хлебом.
— Да, наверное, ты права, — уклончиво отвечаю.
Сторонюсь женщину и шагаю к кабинету, откуда должна выйти Света.
Альбина бежит за мной вдогонку. Каблуками цокает о бетонный пол, волосы назад.
— В общем, к чему я это? Я назначу Светлане лечение, а вам как будущему мужу, советую следить за ее своевременным питанием, иначе она больше никогда не сможет родить, — бросает камень в мой огород.
Ей только волю дай, она меня с ног до головы камнями закидает.
— Если запустить, то это может привести не только к бесплодию, но и к более печальным последствиям. Светлане нужна помощь. И психологическая в том числе!
— Я за всем этим прослежу, — отмахиваюсь от женщины. — Я найду способ помочь Свете.
Горделиво вздернув нос, Альбина бросает на меня убийственный взгляд, а затем скрывается за дверью своего кабинета.
Что, черт возьми, происходит?
Слышу позади меня носом шмыгают. Я голову вполоборота разворачиваю. Света стоит, откинувшись на дверь кабинета, из которого только что вышла.
Лица на ней совсем нет. Она в расстроенных чувствах. Плакала девчонка снова.
— Вам уже сказали, да? — спрашивает она, смотря себе под ноги.
О, да! И мне не терпится узнать что ты от меня скрываешь!
Почему? Почему Света не сказала мне, что у нее уже есть дети?
Наверное, потому что вопрос был задан мною не совсем корректно.
Я ведь спросил о наличии детей, а не о том, рожала ли она в принципе.
Нет у нее детей. Ввиду своего безвыходного положения она была вынуждена отказаться от них при рождении, чтобы спасти им жизни.
А не призналась мне, потому что стыдно по сей день. Поступок совсем не красит ее.
Совесть загрызла, вот и не рассказала. Посчитала, что я сделаю из этого выводы и прогоню ее.
Зная себя, я мог выгнать безответственную, ведь тогда еще не знал точную причину, которая привела Свету к скитанию по улицам без средств к существованию.
Сейчас мне нужно постараться не усугублять ситуацию. Не напоминать ей о детях.
Для начала необходимо поправить ей здоровье, да с ушлой мачехой разобраться.
Захочет, сама расскажет о сыновьях. А не расскажет — плевать. Меня это не должно волновать.
Я документ у нее из рук забираю, забрасываю свою лапищу ей на плечо и к себе притискиваю. К выходу веду.
Пора уже убраться из этого места.
— Сказали, — говорю как есть.
Взгляд на меня извиняющийся поднимает, а в глазах слезы накапливаются. Не может долго смотреть на меня — опускает голову, давая слезам упасть на грудь.
— И что вы думаете по этому поводу?
Подбородок дрожит, ее тон опасливый, осторожный. Словно она в полной готовности бежать от меня без оглядки.
— Думаю, что нам надо поправлять твое здоровье.
Ноги ее врастают в асфальт. Мы каких-то метров десять не доходим до машины. Света неверящим взглядом на меня смотрит.
— И все? — неуверенно на выдохе.
— А есть еще что-то, чего я не знаю? — подозрительно щурюсь, предоставляю ей возможность самой рассказать мне всю правду.
— Просто я думала, что, — мешкает она, глядя по сторонам, а затем вдруг в застенчивой улыбке расплывается, зубки белоснежные сверкают, ослепляя меня похлеще полуденного солнца. — А хотя не важно! Поедем домой.