Последний день года

Пролог

За городом зима совсем не та, что в огромном мегаполисе, где снег, черный от грязи, постоянно сгребают, собирают, вывозят и плавят, а дороги и тротуары старательно посыпают реагентами, из-за которых даже в морозы на них образуются лужи. Нет, здесь снег ложится слоями, по большей части никем не потревоженный, со временем вырастает в огромные, девственно-белые сугробы и искрится на солнце, если тому вздумается выглянуть.

Конечно, есть в этом и свои минусы: ведь дороги и тропинки все равно приходится расчищать и порой делать это самостоятельно. Как минимум на своей территории и в непосредственной близости к ней. А заодно молиться, чтобы коммунальные службы не забыли про дорогу, ведущую к твоей деревне, иначе после нескольких обильных снегопадов по ней не получится проехать.

Валерий Демин искренне считал, что всю эту разницу в полной мере прочувствовал еще год назад, когда только обзавелся огромным и по-своему роскошным загородным домом в тридцати километрах от Москвы. Тогда он первый раз в жизни встречал Новый год вот так: среди огромных сосен, в блаженной тишине, нарушаемой, кажется, только его собственными гостями. И хотя на тот момент ему уже стукнуло сорок шесть, казалось, что в его жизни начинается какой-то совершенно новый, по-настоящему счастливый этап, который продлится еще очень долго: новый дом, новые друзья, новая женщина рядом…

Однако судьба распорядилась иначе. И теперь уже нет смысла задаваться вопросами «как» и «почему». Новое счастье оказалось недолгим, возврата к прежнему уже нет, как нет и будущего, которое еще недавно казалось таким безоблачным.

Но дом за городом остался. И сегодня в нем снова соберутся друзья. Не новые, а старые, с которыми съеден не один пуд соли.

Демин подошел к окну и выглянул на улицу. Еще не было четырех, но солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в фантастические оттенки красного и оранжевого. Снег искрился под последними лучами, а с запада уже надвигалась туча. Если верить прогнозу, вскоре она принесет с собой обильный снегопад.

В прошлом году снега выпадало мало. В городе его и вовсе не было видно, но даже здесь он едва покрывал землю. Если осадки и случались, то десяти минут хватало, чтобы расчистить все дорожки на участке, а подъездные дороги и вовсе чистили от силы раз в месяц: больше не требовалось.

Этой зимой все оказалось иначе. Демин приехал сюда накануне, не без опаски прокладывая колею по свежевыпавшему снегу. Колеса зарывались в него на половину высоты, а брюхо машины слегка его приминало. Повезло, что дорожный просвет у его «паркетника» все же весьма приличный.

На участке дела обстояли еще хуже: пришлось сразу браться за лопату и расчищать место перед воротами и парковку за ними, а потом освобождать дорожки и калитку. Трактор, сгребающий снег с дороги, приехал чуть позже, сделав проезд по их улице вновь доступным любой машине, но ночью снег выпал опять. К счастью, не так уж много, позволяя отложить очередную уборку до приезда гостей. Не одному же ему здесь горбатиться! Правда, ребята приедут только поздно вечером, а снегопад обещает начаться всего через пару часов и продлиться до самого утра. Тогда им придется буквально откапываться.

Впрочем, ничего страшного. Откопаются. Лишь бы трактор снова приехал. Демина угораздило купить дом на улице, которая формально относилась к деревне, но фактически находилась на некотором расстоянии от нее, отделенная от основного жилого массива широкой лесополосой. Здесь вдоль дороги тянулось всего с десяток участков весьма приличных размеров, что позволяло проживать довольно уединенно. Этим место его и зацепило. К тому же сделку он заключал летом, когда ярко светило солнце, дороги были сухими и надежными, а на соседних участках кипела жизнь.

К середине осени ситуация изменилась. Дорога стала все чаще размокать под проливными дождями, превращаясь в грязное месиво, стройка на соседнем участке так и не завершилась и была заморожена на зиму, а большинство соседей, как оказалось, приезжают сюда только на лето.

Впрочем, в начале улицы семья жила постоянно: в их окнах в любое время года по вечерам горел свет. Основная часть деревни, где в домах разного размера и уровня шика постоянно проживало еще больше людей, находилась поблизости, там же круглогодично работал магазин со всем необходимым. В общем, жить можно. Вот только трактора, как однажды признался ему живущий в начале улицы сосед, порой приходилось ждать пару дней, а то и неделю: иногда почистить их улицу просто забывали.

Демин отошел от окна и направился в кухню. Следовало уже начать готовиться к приезду друзей: ужин сегодня на нем. Он все предусмотрел: накупил готовых салатов, нарезок и прочих закусок, которые требовалось только достать из банки или упаковки и куда-нибудь выложить. Он также прихватил с собой мясо, уже заботливо замаринованное и сложенное в пакет, в котором его следовало запекать, и теперь включил духовку. Инструкция на этикетке велела держать его там при среднем жаре два с лишним часа, так что лучше уже начать. А на гарнир непосредственно перед застольем можно приготовить замороженный картофель фри, это быстро.

Конечно, будь с ним сегодня Надя, его бывшая жена, она приготовила бы что-нибудь поинтереснее. Минимум два варианта горячего на выбор: мясное и рыбное. И парочку гарниров: посытнее и полегче. И салаты нарезала бы сама. Его, конечно, тоже припахала бы. Он бы ругался и ленился, пытаясь сбежать к телевизору, но все равно делал бы необходимое.

Но Нади в этом доме никогда не было. Он купил его для Наташи – его несостоявшейся второй жены. Купил заранее, чтобы в случае чего не пришлось потом делить дорогую недвижимость при разводе как совместно нажитое. Теперь и не придется. Что ж, детям достанется.

Духовка еще не нагрелась до нужной температуры, но Демин уже засунул внутрь противень с пакетом и захлопнул дверцу, вымещая на ней вновь охватившую его злость – на себя и на судьбу, подложившую ему такую свинью. Он думал, что принял верное решение. Трудное, но верное. Не сломав старое, не построить новое – так он рассуждал тогда. А в итоге остался один.

Забыв включить на духовке таймер, Демин ринулся в гостиную, где в баре теснились бутылки для новогоднего стола. Некоторое время выбирал между коньяком и виски, в итоге предпочел последнее. За льдом не пошел, разбавлять тоже не стал, выпил так – залпом, не смакуя и не раскатывая во рту. Сейчас он воспринимал это как лекарство. Просто хотел, чтобы отпустило и не было так тоскливо.

Вообще-то прописанное ему обезболивающее, которое он регулярно принимал, не очень хорошо сочеталось с алкоголем. Откровенно говоря, инструкция запрещала их смешивать, но какое ему теперь дело? Последние полгода научили его одному: обезболивающего много не бывает, а думать о том, как это скажется на его здоровье в будущем, уже нет смысла. У него и будущего больше нет.

Взгляд зацепился за медицинские документы, лежавшие на нижней полке журнального столика. Он сам не знал, зачем притащил их сюда. Врачей среди его друзей не было, так что не ради консультации. Рассказывать о своей ситуации и показывать их для иллюстрации он тоже не собирался. Наверное, ему просто не захотелось оставлять это в городской квартире: у детей были от нее ключи, вдруг кто-то из них случайно нашел бы папку?

Но и здесь не следовало оставлять подобные документы на видном месте. Поэтому Демин взял папку и понес ее на второй этаж – в хозяйскую спальню. Там предыдущие владельцы, у которых он купил этот дом, догадались установить сейф. В нем документы будут в безопасности.

Поднимаясь по лестнице, Демин слышал, как поскрипывают под его весом ступеньки. В доме висела такая пронзительная тишина, что от нее уже немного болели уши. Надо хотя бы телевизор включить. Или радио.

Он как раз добрался до второго этажа и остановился, чтобы слегка отдышаться, когда внизу раздался неожиданный звук. Показалось, что открылась и закрылась дверь, но это едва ли могло быть так: шума подъезжающей машины он не слышал и никто не обещал приехать так рано.

– Эй, кто там? Столяровы, вы, что ли, уже здесь?

Ему никто не ответил. Вокруг снова висела лишь звенящая тишина. Померещилось, должно быть. Врач предупреждал, что такое возможно, но речь вроде бы шла о перспективе через несколько месяцев: могли начаться слуховые и даже визуальные галлюцинации.

«Опухоль мозга – это вам не шутки, – сказал он со скорбным видом. – Вам стоит заранее иметь это в виду».

Новые звуки появились, когда Демин уже открыл сейф и кинул туда папку с документами. На этот раз это был не единичный шорох, тишина после которого заставляет сомневаться в его реальности. Это был голос радио, разнесший по дому какую-то очень веселую, но чрезмерно однообразную мелодию.

– Да что ж это такое? – раздраженно пробормотал Демин, толкнув дверцу сейфа так, чтобы она закрылась, но забыв ввести запирающий замок код.

Он торопливо вышел из комнаты и спустился по лестнице, озираясь по сторонам в поисках шутника, решившего его попугать. Однако холл первого этажа, гостиная, в которой стояла, переливаясь новогодними огнями, наряженная елка, и кухня были пусты. Даже входная дверь оказалась заперта, хотя днем он частенько не утруждал себя лишними поворотами замка. Сегодня просто еще не выходил.

Тем не менее задорная музыка – уже новая композиция – на внушительной громкости лилась из радиоприемника в гостиной и неприятно била по ушам. Демин подошел и крутанул ручку, делая звук тише. Рука сама потянулась к оставленной на журнальном столике бутылке виски, но ее там не оказалось. Как и стакана. Парочка обнаружилась на кухне, но Демин совершенно не помнил, чтобы переносил их туда.

В голове моментально застучал болезненный молоточек, вторя ускорившемуся ритму сердца. Должно быть, это тоже проявление болезни. Он ведь думал о том, что в доме слишком тихо, возможно, вернулся сюда, включил радио, переставил бутылку со стаканом, а потом снова пошел наверх и забыл обо всем этом. Про возможные в будущем провалы в памяти врач тоже предупреждал. Неужели все это уже началось? Неужели ему осталось даже меньше, чем он предполагал?

Но как бы там ни было, а этот Новый год у него никто не отнимет. И последний день года обязательно пройдет именно так, как он задумал.

За окном начало темнеть, и Демин решил, что надо бы успеть сходить за дровами для камина, пока не стало совсем ничего не видно. Сарай с дровником находились позади дома, и там предыдущие хозяева не стали заморачиваться с освещением. А у него так и не дошли до этого руки.

Выйдя на террасу через дверь в кухне – так было ближе идти – Демин недовольно отметил, что накануне опять забыл запереть ее. Не стоило так делать, ведь позади дома, точнее, за забором участка – лес. Забор, конечно, достаточно высокий, а калитка с этой стороны заперта и сейчас засыпана снегом, но все же, когда он вернется с дровами, надо бы не забыть повернуть замок.

Однако Валерий Демин так этого и не сделал.

Глава 1

– В общем, как мне кажется, доказательная база вполне достаточная, Тагаев под замком, после праздников передам дело в прокуратуру – и все!

Майор Васин довольно улыбнулся и посмотрел на подполковника Морозова, ожидая то ли его одобрения, то ли просто хоть какой-нибудь реакции. До того момента начальник слушал его доклад с отстраненным выражением лица и машинально чертил треугольники на полях записной книжки, о чем-то глубоко задумавшись. Лишь когда в помещении повисла тишина, он наконец кивнул и коротко прокомментировал:

– Вот и славно.

– Жаль, младший Тагаев ушел, – заметила Вика Розанова, сидевшая напротив Васина. От Морозова не укрылось, как они обменялись многозначительными взглядами, хотя подчиненные наверняка думали, что он ничего вокруг себя не замечает. – Чует мое сердце, мы еще огребем с ним проблем.

– Ну, это уже не ко мне вопрос, опера недоработали, дали ему уйти, – проворчал Васин, недовольно поморщившись.

– Ничего, далеко не уйдет, – ровным, слегка даже равнодушным тоном отозвался Морозов. – Рано или поздно найдем. Его же подали в розыск?

– Конечно, – отозвался Васин таким тоном, что в нем четко слышалось непроизнесенное «обижаешь». – Но до тех пор нам всем надо бы быть повнимательнее.

– Боишься мести? – чуть насмешливо поинтересовалась Розанова.

– А вы, можно подумать, не боитесь! – отозвался тот обиженно, переводя вопросительный взгляд с нее на Морозова и обратно.

– Если бы боялся, я бы тут не работал, – хмыкнул Морозов. И решительным движением захлопнул записную книжку. Место на полях наконец закончилось, и рисовать треугольники стало негде. – Ладно, все молодцы! Отдыхайте теперь. Увидимся в новом году.

Васин просиял, торопливо собрал разложенные на столе бумажки в папку и, несмотря на несколько грузную комплекцию, проворно вскочил из-за стола. Вопросительно глянул на Розанову, но та осталась сидеть, давая понять, что еще не закончила здесь. Тогда он бросил лаконичное: «С наступающим!» и вышел из кабинета один.

Вика, проводив коллегу взглядом, повернулась к Морозову и вопросительно приподняла брови.

– Ты разве не останешься на праздничные посиделки? – спросила она, переходя из рабочего режима в дружеский. – Ребята уже поляну накрывают, может, даже налили уже, только нас и ждут.

Морозов посмотрел на часы. Начало пятого. Формально до конца рабочего дня еще почти час, но кого интересуют такие мелочи тридцатого декабря? Когда тридцать первое официально стало выходным, тридцатое превратилось в тот самый день, когда все не столько работают, сколько ходят из кабинета в кабинет, поздравляя друг друга и организовывая неофициальные корпоративы. Даже в Следственном комитете.

– Да нет, пропущу. – Морозов с облегчением расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки. Теперь уже можно. – Ехать надо. А то с такими пробками я только к ночи из города выберусь.

– Едешь за город?

– Да, на пару дней. До третьего, на самом деле.

– Куда это вы с Витькой намылились? Где в этом году отмечаете?

Морозов вздохнул, не сумев скрыть легкое разочарование, и тихо признался:

– В этом году мы впервые отмечаем с ним порознь. Он едет со своей девушкой и их общими друзьями в какой-то пансионат. Мальчик вырос, знаешь ли. Ему ведь уже двадцать два.

– Ясное дело, – в тон ему вздохнула Розанова. Ее это тоже ждало в ближайшем будущем. Но пока ее дочь была еще старшеклассницей, а сын и того младше. – Так… А ты? Куда едешь? С кем? Надеюсь, ты не собираешься праздновать один? Потому что, если план таков, приходи лучше к нам. Нельзя быть одному в Новый год.

Морозов благодарно улыбнулся. Они с Викой Розановой знали друг друга так давно и дружили так крепко, что вполне могли считать себя семьей. Сложись жизнь иначе, они могли бы ею стать официально, но на момент их знакомства Морозов был давно и прочно женат. А к моменту, когда он овдовел три года назад, давно и прочно замужем была уже она. Впрочем, настоящего влечения между ними никогда и не было, только взаимная симпатия. Во всяком случае, так виделось ему.

– Я буду не один, не беспокойся.

Темные брови вновь взметнулись вверх, во взгляде отразилось любопытство. Подруга определенно услышала в его словах чуть больше, чем он хотел сообщить.

– Так-так-так, с этого места поподробнее, – тоном заправской сплетницы потребовала Вика, подаваясь вперед. – Кто она? Я ее знаю?

Морозов рассмеялся, пытаясь скрыть внезапно накатившее смущение. Как мальчишка, ей-богу. Но что поделать? Когда целую жизнь живешь с одной женщиной, а потом ее теряешь, новые отношения кажутся чем-то странным, нелепым, даже немного неуместным. Не то чтобы он считал, что слишком стар для такого. Просто это все еще казалось ему каким-то… неправильным. Хотя наверняка, кроме него, больше никто так не думал. Даже сын был рад узнать, что у него кто-то появился. Возможно, лишь потому, что это снимало с него обязанность быть рядом с отцом в подобные праздники и позволяло жить своей жизнью без угрызений совести.

– Я отказываюсь отвечать на эти вопросы, товарищ следователь!

– А что так? – На ее лице отразились искренние разочарование и даже обида. – Она замужем? Сильно младше? У нее криминальное прошлое?

– Нет. Она дважды разведена, мы почти ровесники, и криминального прошлого у нее нет. Я проверял.

Последнее он сказал с таким выражением, что Вика рассмеялась, откидываясь на спинку кресла. И все же проницательные карие глаза смотрели на него с интересом и легким оттенком тревоги.

– Тогда в чем дело? У тебя же нет никакого неуместного чувства вины или чего-то в таком роде? Это ведь нормально, Олег. Жизнь продолжается и, позволяя себе ею наслаждаться, ты никого не предаешь…

– Да знаю я, знаю! – заверил он, жестом останавливая поток ее рассуждений. – Дело вообще не в этом. Просто я не уверен, что это достаточно серьезно.

– Для тебя?

– Для нее. Да и для меня тоже. Она только развелась, а я… пока просто пытаюсь жить дальше.

– Ладно, тогда не буду приставать с требованием нас немедленно познакомить, – вздохнула Вика и наконец тоже засобиралась. – Но если вдруг у вас дойдет до стадии, когда ты надумаешь покупать кольцо…

– Ты узнаешь об этом первой, – заверил Морозов.

Она удовлетворенно улыбнулась, взяла папку, встала и обогнула стол, чтобы подойти к нему, наклониться и быстро чмокнуть в щеку.

– Удачи тебе. И с наступающим!

– И тебе, и тебя.

Когда Вика Розанова наконец покинула его кабинет, Морозов запер его и подошел к притаившемуся в дальнем углу узкому платяному шкафу. Дорожная обстановка в городе, как и всегда накануне Нового года, действительно была просто ужасной, а потому он заранее понимал, что у него не будет времени заехать домой после работы. Дорожную сумку с вещами на несколько дней он взял с собой еще утром, она ждала его в багажнике, а в гражданское он и так чаще всего переодевался прямо в кабинете, поскольку не очень-то любил носить форму и делал это только по необходимости.

Вот и сейчас синие брюки сменили черные джинсы, а рубашку – тонкая водолазка светло-коричневого цвета. Аня наверняка назвала бы его кофейным, конечно, имея в виду цвет кофе с молоком, но для него подобные определения всегда были за гранью понимания.

Морозов прикрыл глаза, заставляя себя прогнать эти мысли. Голос жены все еще звучал в его голове по поводу и без, наверное, должно пройти больше времени, чтобы это перестало происходить. Или же в реальности должен зазвучать другой голос, который он будет слышать так же часто.

Сейчас, чтобы отвлечься, он повернулся к открытой дверце шкафа, на внутренней стороне которой висело достаточно большое зеркало, и придирчиво осмотрел свое отражение: не встопорщились ли волосы, не образовалось ли где-то пятно, которое он пропустил раньше, не остался ли на щеке след помады после поздравления Вики?

Все было в порядке: и одежда, и он сам. Несмотря на все настойчивее маячащий на горизонте полтинник, Морозов оставался в хорошей форме. За последние годы даже немного потерял в весе на почве стресса, с которым часто боролся физическими нагрузками. Почти полностью поседевшая шевелюра, в которой темные волосы теперь стали скорее дополнением, чем основной массой, конечно, не давала почувствовать себя мальчиком, но к этому его взгляд давно привык. Морозов начал седеть довольно рано, еще в тридцать с небольшим, а потому не воспринимал это убедительным признаком старения, больше придавая значение осанке. А с ней пока все было в порядке.

Надев поверх водолазки еще и спортивный пиджак, он достал зимнюю куртку и закрыл шкаф. Потом оглянулся, мысленно проверяя, что ничего не забыл, выключил свет и запер кабинет. До следующего года.

По пути к лифту притормозил у приоткрытой двери комнаты для больших совещаний. На длинном овальном столе теснились напитки, нарезки, салаты в упаковках и в принесенных из дома мисках, еще какая-то еда. Коллеги разливали по пластиковым стаканам и бокалам вина и напитки покрепче, болтали и жевали. Одни, как он, успели переодеться в гражданское, другие только сняли кители. Из беспроводной колонки играла музыка, но не очень громко, лишь создавая фон. Кто-то даже принес маленькую наряженную елочку для полноты ощущений.

Его заметили и замахали руками, зазывая присоединиться, но он покачал головой, показал сначала на часы, а потом – в сторону лифтов, мол, убегаю, тороплюсь. Коллеги не стали его задерживать и настаивать. Он уже несколько лет не оставался на подобные мероприятия. Еще с тех пор, как Аня заболела. Те, кто работали с ним давно, были в курсе ситуации и не трогали его. Другие просто привыкли и не знали, что когда-то бывало иначе.

Обстановка на дорогах оказалась еще хуже, чем Морозов ожидал. Вереницы машин тянулись от светофора к светофору, словно елочные гирлянды с красными огоньками, и лишь на отдельных участках маршрута удавалось ненадолго разогнаться до разрешенных шестидесяти километров в час. А потом очередной запрещающий движение сигнал светофора останавливал поток. Водители нервничали, гудели друг другу, иногда ругались через приоткрытые окна. Мокрый асфальт блестел в свете фар, город переливался новогодними украшениями, огнями реклам и витрин. По тротуарам, старательно расчищенным от снега, спешили пешеходы, их обгоняли, умело маневрируя, водители электронных самокатов.

Суета. Каждый год она начинала нарастать первого декабря и достигала своего пика в последний день года, чтобы к утру первого января жизнь могла замереть, словно в каком-то дурном фильме про апокалипсис.

Морозов пробирался по пробкам, не злясь и не психуя. Он лишь время от времени поглядывал на часы на приборной панели и отвечал на сообщения в мессенджере. Дарья уже была готова ехать и ждала его, хотя он предупреждал, что вряд ли сумеет добраться до нее раньше половины шестого. И хотя ему удалось выехать раньше, чем он планировал, этот прогноз, если верить навигатору, все равно оставался в силе.

Они познакомились еще весной. В тот день в его кабинет ворвалась женщина с обвинениями в адрес одного из следователей. Светлые волосы с модной, молодящей стрижкой, нездоровая худоба, нервные, дерганые движения и глаза – от природы серые, но казавшиеся в тот момент темными из-за переполнявших их горечи и злости. Как выяснилось чуть позже, Олеся Никитина незадолго до этого потеряла единственного сына.

Шестнадцатилетний парнишка разбился, когда лазил по недострою в их районе. Доследственную проверку вела Таня Филиппова – молоденькая девочка, совсем недавно ставшая следователем. Она не нашла признаков того, что смерть была насильственной. Не стала квалифицировать случившееся и как самоубийство: предсмертная записка отсутствовала, никто из близких мальчика не упоминал, что у него были какие-то проблемы или переживания, которые могли подвигнуть его на такой шаг. Больше походило на то, что парень от скуки полез в недостроенное здание. Может, захотел просто испытать себя, может, собирался записать видосик для соцсетей, но сорвался и упал. Несчастный случай.

Однако его мать считала иначе. Что, в общем-то, нормально. Она хотела найти того, кто виноват в случившемся, и наказать его. Считала, что Филиппова плохо сделала свою работу, требовала нормального расследования.

Морозов прекрасно понимал ее. Если бы такое случилось с его сыном, он тоже искал бы виноватых. Просто чтобы не чувствовать виноватым себя. И чтобы направить на кого-то гнев за случившуюся несправедливость. Когда его жена умирала, он тоже подспудно искал, кого бы обвинить в этом. Но винить было некого, кроме генетики.

Никитиной он тоже ничем не мог помочь. В ее случае винить можно было или ее сына, который пошел на такой глупый риск, не подумав о матери, или саму Никитину, которая не объяснила ребенку, чем грозят подобные развлечения. А еще отца парнишки, самоустранившегося из жизни семьи семь лет назад.

Ничего из этого Морозов, конечно, говорить Никитиной не стал. Подробно изучил отчеты Филипповой и подтвердил, что все было сделано правильно. Безутешную мать это предсказуемо не убедило, и она еще несколько раз приходила с жалобами и требованиями, даже обращалась в вышестоящие инстанции. Однако другого результата ей так никто и не смог предложить.

Все то время, пока Морозов разбирался в ситуации и отбивался от обвинений, с Никитиной была подруга – Дарья Королева. Она успокаивала ее, пыталась сдерживать особенно яростные порывы и регулярно извинялась перед Морозовым, просила понять и простить.

Морозов сам этого не ожидал, но постепенно случайное знакомство переросло в романтические отношения. В последний визит Никитиной Дарья в очередной раз задержалась, чтобы извиниться и поблагодарить его за участие и терпение. И сделала ему комплимент, назвав настоящим мужчиной, каких редко нынче встретишь.