Медальон

– Что же такое достойный кандидат?

– Ой, ну что вы ко мне пристали? Понятия не имею, увижу скажу, – не скрывая раздражения проговорила Фрэнсис.

Гарольд Оулдридж вернулся домой ближе к полуночи, когда все уже спали. Его лицо было чем-то обеспокоенно и рассеяно. Он сразу пошел к себе в кабинет. Там он достал один из журналов с рабочими записями и погрузился в его изучение. Затем он сделал несколько записей в свой блокнот, убрал все документы и пошел в спальню. Анна уже спала, Гарольд взглянул на ее безмятежный сон и лег рядом.

Глава 6

В просторной столовой особняка барона[3 -

Речь о титуле Freiherr – свободный дворянин. Примечание автора] Густава фон Эльнсберга, что находился в окрестностях Дрездена, члены данного семейства сидели за столом. Члены семьи – это сам барон – высокий, подтянутый шестидесятилетний мужчина с аристократической выправкой, всегда с внимательным взглядом. Независимо от ситуации, его голубые глаза говорили: «я полностью сосредоточен». Барон возглавлял фармацевтическую компанию, которая перешла к нему по наследству, и, как следствие определила профессию. Его супруга Луиза австрийская немка, когда-то была его пациентом. Баронесса с рождения была болезненным ребенком: очень маленькая, миниатюрная с частыми обмороками, при этом весьма скромная. Она постоянно испытывала чувство неловкости, если привлекла к себе излишнее внимание своим недомоганием. Эта кротость и понравилась барону. Эта, а также ее образованность. Мало общаясь со своими сверстниками, ввиду плохого здоровья, Луиза большую часть времени проводила с книгами, пианино и рукоделием. Несмотря на ощутимую разницу в возрасте, а именно пятнадцать лет, барон с первого дня знакомства – видел в ней рассудительную личность. Луизе тогда было четырнадцать лет. Приходя к ней на осмотр, он всегда приносил ей небольшие подарки: книги, необычные партитуры. Однажды, спустя два года знакомства, он впервые пришел к ней с встревоженным взглядом. Увидев его, Луиза спросила его взволнованным голосом, о причинах его вида. Он протянул ей сборник Шиллера и попросил взглянуть. Она открыла первую страницу и увидела маленькую открытку, на обратной стороне, которой была надпись, сделанная рукой барона: «Вы выйдите за меня?» Луиза опустила голову, на ее лице появился редкий румянец.

– Неужели Вы будете любить меня такую? – дрожащим голосом, спросила она.

– Больше жизни и всю сознательную жизнь. Он опустился на колено и протянул ей свою ладонь. Она положила сверху свою и сказала.

– Я согласна.

В этот же вечер барон официально попросил ее руки у отца Луизы. Тот дал согласие. Барон забрал ее в фамильное имение и окружил любовью и заботой. К сожалению, Луиза долгое время не могла подарить Густаву наследников, но на их отношениях это не отражалось. Барон всегда говорил, что свое главное счастье в этой жизни он уже нашел. Они вместе посещали культурные события Дрездена: походы в театр и оперу, выставки, показы в галереях. В доме барона было много гостей из творческого мира. Барон активно занимался благотворительностью и меценатством – на его средства реставрировали исторические здания и проводили культурные мероприятия. Луиза никогда не скучала, даже ее самочувствие улучшилось. И вот однажды, когда Луизе исполнилось двадцать, в их жизни появился Рихард – их первый и единственный наследник. Луиза больше не смогла забеременеть. Рихард взял все лучшее от обоих родителей. Он вырос высоким светловолосым и голубоглазым юношей с породистой внешностью аристократа. У него была фарфоровая кожа, которая абсолютно не переносила солнца, буквально пятнадцать минут пребывания, и на лице появлялись рыжие пятна. Как и его отец, он всегда был гладко выбрит, одет в идеально подобранный костюм. Свои вьющиеся волосы он зачесывал на бок, оставляя косой пробор. В нынешней моде на внешность в Германии, он пользовался большой популярностью у представительниц прекрасного пола. Более того, он несколько раз получал предложение – поучаствовать в фотосессиях, посвященных прославлению Третьего Рейха. От них он всегда отказывался, мотивируя, что в его кругах не кичатся внешностью. Свою любовь к искусству он в большей части унаследовал от мамы. Будучи ребенком, он любил засыпать под ее игру на пианино, а когда подрос и сам освоил этот инструмент. Также ему нравилось сопровождать маму на различных культурных мероприятиях. Он с удовольствием слушал рассуждения о различных вещах и явлениях от писателей, которые часто посещали их дом. Он всегда считал таких людей представителями другого, более изысканного мира. Сложно сказать, что притягивало людей культуры к семейству Фон Эльнсберг: культурная развитость хозяев дома, род деятельности барона – иметь друга в сфере фармацевтики – было большой удачей во все времена или меценатская деятельность главы семейства – такие друзья тоже ценились. Ему тоже хотелось создавать зримые шедевры и в отличие от отца он выбрал профессию архитектора. Иногда, гуляя по улицам родного Дрездена, безусловно одного из самых прекрасных и величественных городов, он мысленно менял или достраивал новые здания. Приходя в то или иное учреждение – представлял, как бы изменил его помещения и их планировку. Домов у семьи Фон Эльнсберг было два: помимо родового гнезда в Дрездене была еще загородная резиденция недалеко от Лейпцига. Они не менялись веками. Любые правки как во внешний, так и во внутренний их вид находились под жесточайшим запретом. Оба дома походили скорее на музеи, барон с большим трепетом относился к фамильным ценностям. Каждый предмет в его доме обладал историей: на этом стуле сидел Климт[4 - Густав Климт – австрийский художник. Примечание автора], а эта брошь личный подарок супруги правителя Саксонии, в стенах этой комнаты Дробиш[5 - Теодор Дробиш – немецкий (Саксонский) поэт. Примечание автора] читал свои стихи. И сейчас сидя в столовой, могло показаться, что находишься в каком-то средневековом дворце. Стены покрывали фрески с изображением богов из Древнеримской мифологии. Под высокими потолками висела массивная хрустальная люстра с бронзовыми вставками. Вся мебель в доме была старше сотни лет и представляла собой произведение искусства, обрамленная различными вырезанными узорами и росписями – имела безупречный вид. Барон с особым вниманием относился к ней, не скупясь на реставрацию. Отдельным произведением был паркетный пол, содержавший в своей укладки причудливый рисунок. Вся эта красота, безусловно могла встревожить неподготовленный ум обывателя, но для семьи Фон Эльнсберг, это был обычный ужин. Рихард сидел с серьезным видом, пытаясь разглядеть свое отражение в серебряном ноже.

– Будем дальше делать вид, что все в порядке? – сказал он, не отрывая взгляд. Луиза посмотрела в сторону сына.

– Прости, что? – Перевел свой взгляд в сторону сына Густав.

– Я говорю, еще один день этого прекрасного мира?

– Ну, мир действительно прекрасен, независимо от твоего настроения и от твоих мыслей – отозвался его отец – предчувствую к чему ты клонишь и прошу тебя оставить эти речи. Помни даже у стен есть уши.

– Уши – это хорошо, может у них и рты появятся и, тогда они дадут мне некоторые разъяснения. – Рихард повернулся к одной из фресок. – Эй, Юнона, ты случайно не знаешь, что творится вокруг. Нет? Может, ты, Юпитер? Ты знаешь, что в голове у аристократии? Ты же все-таки царь, должен понимать, что происходит.

– Так, Рихард, хочешь портить себе аппетит – пожалуйста. Но будь добр, не порть его маме. После ужина поговорим о вещах, которые тебя тревожат. Идет?

– Меня тревожат! – язвительно сказал Рихард, затем повернулся к Луизе, – мама прости, если вел себя слишком вызывающе.

Луиза улыбнулась и кивнула сыну.

После ужина, Рихард как обычно, поцеловал руку матери и пожелал сладких снов, в ответ она погладила его по левой щеке, затем поцеловала в нее же.

– Доброго вам с отцом вечера. – Почти шепотом сказала она. Густав поцеловал ладони супруги и велел ложиться. Отец и сын направились в сторону кабинета барона. Они вошли в комнату, которая тут же накинула на них всю красоту барочного убранства. Где-то под потолком, по всему периметру комнаты на них пафосно смотрела старинная лепнина. На самом потолке размещалась фреска с изображением богини Минервы. Она сидела на троне и смотрела в глаза тому, кто, находился за рабочим столом, поднимал голову вверх. Сам стол был резным, выполнен из дуба. Перед столом стояли два кресла и небольшой столик между ними. В одно из кресел и присел Густав, рядом сел Рихард.

– Так, что же тебя тревожит, сын мой?

– Странно, что только меня! Скажи мне, это правда? Мы правда готовимся к масштабной войне, которая будет сильнее предыдущей и аристократия не просто поддерживает ее, но активно принимает участие в финансировании? Я понимаю, возможно, отдельным, так сказать крупным промышленникам была важна партия фюрера у власти, но война, это… это перебор. Неужели никто во всей Германии не высказался против?

– Уверен, были и такие отважные люди, мы их имена, конечно не узнаем. Полагаю, их имущество сразу национализировали, а их признали виновными в различных серьезных преступлениях. Нет, конечно, уехать за рубеж тоже вариант. Соединенные штаты с их финансовым кризисом рады любому держателю наличных. Слышал про американскую мечту: «Каждый может добиться всего, чего пожелает». Кажется, ошибка в переводе – не добиться, а купить.

– И, что фюрер всех запугал лишением имущества и преследованием?

– Нет, конечно всеобщее преследование аристократии нельзя включить в политическую программу партии. Что касается всего остального, ты помнишь первую редакцию их предвыборных обещаний? Рихард кивнул.

– Тогда вопросы излишне – продолжил Густав. Аристократам и прочим промышленникам очень подробно объяснили, что данная партия придет к власти, решение принято. Дальше есть два пути: с одним из них можно было ознакомиться на примере революций в Российской Империи, когда голодным малограмотным людям показали «истинного» врага их бед – частную собственность во всех ее проявлениях. У человека должно быть пропитания столько, чтобы он мог хоть как-то работать, всё остальное – паразитирование за счет малоимущих беззащитных граждан. Собственность изъяли, самих бывших владельцев объявили вне закона. Далее кто успел спастись, тот успел. Только глядя на все это понимаешь, что социализм это раздел богатств на всех граждан с учетом потребностей, а коммунизм – это просто раздел нищеты в общества, минуя правящую верхушку, разумеется. Второй же путь подразумевал, поддержку новой партии, в обмен на ряд привилегий, в теории даже восстановление монархии. В этот момент Рихард выдохнул, изобразив саркастическую гримасу.

– Повторюсь, это в теории, – продолжил Густав. – По факту протекции для крупных промышленников, в виде госконтрактов и лоббирование их интересов с точки зрения внешней торговли. А врагом можно объявить не всех богатых людей, а только определенной нации. Что касается войны, здесь уже больше внешняя политика. Если фюрер так ее хочет, значит понимает, что для этого есть ресурсы и речь не только о деньгах аристократов. Здесь все гораздо серьезнее… – Барон произнес это задумчивым голосом.

– Мерзко это все, – выдохнул Рихард. – Людей вынуждают становиться членами партии, ставят это обязательным требованием при приеме на работу. Те, кто стал по- принуждению с особой ненавистью смотрят в сторону аристократии. Свои против своих. Теперь еще это. Не знаю, как завтра поеду в бюро.

– Как до этого ездил, так и сейчас поедешь, – подхватил барон, – сохраняя достоинство. Ты никому не должен ничего объяснять. Ты архитектор приехал на работу, чтобы трудиться, создавать, а не отчитываться перед другими за свои поступки. Тебе нечего стыдиться! – Барон перевел дыхание.

– Лучше расскажи, что у тебя нового на работе?

– По-прежнему строим «столицу мира». Постоянно, что-нибудь правим.

– Разве не Шпеер[6 - Альберт Шпеер – личный архитектор Адольфа Гитлера. Примечание автора] этим занимается?

– Да, в основном его бюро. Мы вносим правки на отдельные объекты. Плюс идея Третьего рейха – все города сделать в подобном стиле, поэтому какую-то часть объектов распределяют в другие бюро по стране. Если честно, не верю в реальность – это объекта.

– Почему? Невозможны конструкции?

– Нет технически возможно, но, если строить на новом месте с нуля, а не ломать существующий мегаполис. В Петербурге использовали такой принцип закладки города. Но нет, фюреру подавай переделанный Берлин: мало того, что это стоит невероятно дорого, люди испытывают неудобства, и речь не только о тысячах выселенных евреях, так еще и с исполнением возникают сложности.

– Надеюсь, ты у себя в бюро не озвучиваешь эти мысли.

– Нет, папа. Я восхищаюсь красотой проекта.

– Рихард, без иронии.

– Абсолютно. Сам проект мне нравится – необарокко, достойный стиль в архитектуре, вызывающий чувство триумфа. Самое главное, что мы здания изнутри проектируем уже с учетом современных потребностей общества.

– Вот с таким положительным настроем, ты и пойдешь завтра на работу, остальное тебя не должно беспокоить.

Рихард опустил голову и кивнул.

– Я планировал уехать на неделю в гости к другу в Париж, пожалуй, завтра объявлю вам об этом за завтраком.

– Хорошо, доброй ночи, сын, – сказал барон, вставая с кресла.

– Доброй ночи.

***

Несмотря на вечерний разговор, завтрак в семье Фон Эльнсбург проходил в спокойной обстановке. Луиза рассуждала, как здорово было бы перебраться в резиденцию под Лейпцигом, где нет городской суеты, и где она могла бы выращивать розы и читать книги. Барон кивнул ей, обещая, что непременно так и будет. Рихард вышел к столу без пиджака, в жилетке цвета кофе с молоком поверх белой рубашки и светлых брюках. Поцеловав маму и поздоровавшись с отцом, он сел за стол.

– Как спалось? – С улыбкой обратился Рихард к Луизе.

– Благодарю, милый – всё хорошо. Я вижу, ты в добром расположении духа, – улыбнулась она ему в ответ.

– Да, как раз хотел вам сообщить: мой друг по университету в Мюнхене – Поль, который помогал мне с французским, недавно женился. Он и его супруга поселились в Париже и зовут меня в гости. Я дал им свое согласие. На работе сказали, что отпустят.

– Когда планируешь ехать? – спросил Густав.