Заставь меня влюбиться

– Пф! – Не злите Павлика. Брат весь надулся, вскидывая брови вверх. – Да я ее заполучу на раз-два. Спорим?

– Ой, нет. Хватит мне споров на сегодня! – Я заложила руки за голову. – Солнцевой я сказала то же самое. Что без таких ухажеров, как мой брат, она точно обойдется.

– Почему это? – Он казался оскорбленным. – Ты сейчас разбила чужое счастье, детка.

– Да на хрена ей такой лоботряс, как ты?

– Ладно-ладно, Марья, – прищурился брательник, – Земля – круглая!

– Тебе не светит. У Солнцевой все равно со вчерашнего дня обет безбрачия действует.

– Чего? – Скорчил удивленную гримасу.

– Да. Сказала, что садится на кефирно-огурцовую диету и отказывается от мужчин.

– Почему?

– Потому что у нее жопа целлюлитными слезами плачет. Вот почему!

– Ох, женщины… – продолжая перебирать струны, закатил глаза Пашка. – Нормальная у нее задница. А мужчинам-то за что бойкот?

– Несчастная любовь.

– Скажешь по секрету?

– Не-а. – Я встала, схватила со стола конфету и отправила в рот. Направилась к двери, напевая: – «Мои стихи, твоя гитара. Мы отличная па-ра…»

– Э-э-э! – Суриков скривил лицо. – Не надо при мне такую попсятину гнать.

– Лучше твое старье, да ведь? Джордж Бенсон, Уисперс, Орландо Джонсон, ага? Или еще что-нибудь доисторическое?

– Есть кое-что из новенького. – Брат нажал на кнопку стереосистемы, и в комнату тут же ворвались первые звуки Bruno Mars – 24k magic.

Я не удержалась и пустилась в пляс рядом с хохочущим Пашкой. Он чертил носом вертикаль и отбивал ритм. Нам с детства нравилось так дуреть вместе. Единственное, что изменилось, – мы теперь не скакали на кровати на пару, доводя маму до бешенства.

– Пришел вчера с занятий… – начал он, когда песня закончилась.

– Оу, ты опять ходишь на занятия! – рассмеялась я, поправляя прическу. – Молодец, хвалю!

– Представь себе, да. – Суриков выключил музыку и принялся заправлять постель. Ну, как заправлять. Просто расстелил поверх скомканного одеяла покрывало из гобелена и сел. – Захожу домой, а на кухне мама со Стасиком мило воркуют, чай пьют. Видимо, он пришел пораньше, а тебя еще не было дома.

– Вот как… – Теперь мне захотелось остаться и узнать подробнее. В груди неприятно заскребло.

– Я сначала напрягся, приревновал вроде как, а потом пораскинул мозгами и даже порадовался. Хороший он мужик, серьезный, этот Станислав Как-его-там-по-батьке. Сошлись бы они с ней, так маман перестала бы таскаться к этому алкоголику, подачки носить и благотворительностью заниматься. Так ведь?

– Э…

Неловкая пауза.

Я даже забыла, как ворочать языком, чтобы получалось хотя бы что-нибудь членораздельное. В таком контексте я о своем Стасике даже и не думала. До сих пор. И эта мысль, озвученная вдруг братом, и эти сведения о милых чайных посиделках с мамой не вызывали во мне почему-то ничего, кроме резкого неприятия. Надеюсь, ему всего лишь показалось. А если нет?

Закрыв рот, я уставилась себе под ноги. Странное чувство. Будто тебя обманули, но ты не имеешь даже права так думать, кого-то обвинять и предъявлять претензии. Потому что ты, в общем-то, и никто. Просто девчонка, которая опять заигралась со своими мечтами.

– Ты чего? – Брательник толкнул меня в плечо.

– Ничего, – словно во сне, отозвалась я.

* * *

Нарисовала птицу. Огромную такую, на целый лист с обратной стороны тетрадки. Почему-то захотелось раскрасить каждое перышко цветными чернилами. Чтобы она вдруг ожила, взмахнув крыльями, и освободилась от бумажных оков.

Улыбнулась сама себе, доставая набор ручек. Затемнила каждое перышко на конце, выделила мощные когти глянцевым черным с помощью гелиевых чернил и принялась старательно заштриховывать клюв.

Аудитория постепенно просыпалась. Тут и там пробегали взволнованные шепотки тех, кто уже закончил работу над переводом. Я справилась еще минут двадцать назад, поэтому спокойно могла развлекаться рисованием, ожидая окончания отведенного на самостоятельную работу времени.

– Маш, – обернулась ко мне Галя.

Я подняла глаза на преподавателя. Серафима Андреевна изучала что-то особенно интересное в своем смартфоне, не забывая при этом широко улыбаться экрану. До нас ей не было совершенно никакого дела.

– А? – ответила я шепотом, переводя взгляд на одногруппницу.

Галя не была ботаником в привычном понимании этого слова. Из обязательного набора только очки с толстыми стеклами, толстая коса и некоторое стремление к знаниям. В остальном, думаю, дай ей волю, она бы плюнула на учебу и хорошенько зажгла. Только не с кем было. Единственной ее подружкой была Наташа – зубрила от бога.

Та и косой была богаче, и гранит науки грызла особливо старательно. И не было Наташе дела ни до мальчиков, ни до развлечений. Она упорно шла к своей цели – не разочаровать родителей. Ни в коем случае. Никогда. И увидев однажды ее матушку, которая являлась полной копией дочки, только постаревшей и смотавшей длинную косу в плотный тугой калачик на затылке, я могла с уверенностью сказать: да, я бы тоже не осмелилась перечить такой родительнице. Ни за что.

Так вот, Наташа почти никогда не разговаривала ни о чем, кроме учебы. И Галя не смела даже пытаться завести разговор с подругой о посторонних вещах, чтобы не схлопотать ненароком осуждающей отповеди. Ведь она прилипла к ней, как гриб-паразит. Гриб, который, сам того не подозревая, должен был дотянуть на своих плечах Галину до самого выпуска. Такое взаимовыгодное сотрудничество. Слегка похожее на дружбу.

Со мной же Галя поддерживала некое подобие приятельства, изредка перекидываясь парой фраз. Потому что Наташа имела свойство иногда прихворнуть, как любой человек. А сверяться ответами на тесты и решенными домашними заданиями с кем-то было нужно. В этом смысле я вполне годилась на Наташезаменитель.

– Сделала, что ли, уже? – спросила Галочка, выглядывая из-за толстых линз.

Она имела в виду мою работу, конечно же. На птицу с яркими перьями она даже не смотрела.

– Да, – просто ответила я, указывая взглядом на листок с подписанной в углу фамилией.

– Вот там, в конце… – замялась Галя, поправляя воротничок вязаной кофты.

– Посмотри. – Убедившись, что Серафима по-прежнему занята, я подвинула к ней лист.

А что? Жалко, что ли? Слово в слово все равно не сдерет. Что-то у Наташки возьмет, что-то у меня. Рерайтинг такой рерайтинг. Зато набьет руку и сможет потом работать в этой области.

Галка отвернулась, с жадностью хищника впиваясь в текст моей работы.

– Новенький, ага, – раздался вдруг шепот с правого края.

Это была Диана. Мне пришлось оторваться от рисования, чтобы посмотреть на девушку. Розовые ногти, розовые пряди в волосах, малиновая кофточка под пиджаком. Она делилась чем-то с подружками, размахивая руками. Настолько потерять страх, чтобы что-то обсуждать вполголоса при учителе, заставить ее могло только событие чрезвычайно интересное и важное. Очевидно, новая сплетня.

Она перегнулась назад через парту, передавая мобильник девчонкам.