– Я такая, да, – довольно хрюкнула я, натягивая носки.
– Крысь! – А это уже негодяю-коту, царапающему не в меру волосатые икры брательника. – Брысь! Иди уже отсюда, иди. Ы-ы-ы! Ма-а-аш, ну убери его?!
– И тебе доброго дня, Суриков!
Закрыла за собой дверь – так, чтобы кот не смог выбраться из комнаты и поддержал Пашкино пробуждение протяжным мяуканьем. Таким, как только он один умеет: громким, заунывным, максимально раздражающим. Усмехнулась и побежала к двери. Один мимолетный взгляд в зеркало. «Оп! Стоять. Это что, я вот так собралась выйти в люди? Е-мое…»
Поработала пятерней, пытаясь унять непокорный каштановый бунт на голове, и уныло вздохнула. Ничего не поделаешь, а мне с этим еще жить. Пара завершающих и вполне бесполезных штрихов расческой, цветная (да, детская, ну и что?) заколка. И хитрая улыбка.
Проскользнула в любимые кеды, подогнула джинсы немного (так – для красоты), сняла с вешалки любимое кашемировое пальто нежно-кремового оттенка, на которое старательно копила несколько месяцев. Надела и закинула сумку на плечо. «Все равно чего-то не хватает». Напялила очки с круглыми стеклами персикового цвета.
Вот, теперь красотка. Никогда в таком прикиде не появлялась в универе. Так меня, пожалуй, и заметят.
Хотя, оно мне надо? По фигу, вообще. Просто по ба-ра-ба-ну.
Можно идти. Закрыла дверь. Громко (мвуааахаххахаха!) и достаточно звонко – чтобы окончательно разбудить старшего (всего-то на пятнадцать минуточек) братца-лоботряса. А затем торопливо поскакала вниз через две ступеньки, усиленно пытаясь сообразить, почему волосы одного и того же цвета и качества отлично смотрелись на голове парня по фамилии Суриков и совершенно нелепо торчали в разные стороны у меня. Шутница-природа, будь она неладна, и тут подвела!
«Сколько там у меня? Полчаса?» Поглядела на часы. Нет, уже двадцать минут осталось. «Проклятие!» В другой раз обязательно прошлась бы пешком, тщательно вымесив кедами весеннюю грязь. Но не сейчас. Пожалуй, стоит воспользоваться общественным транспортом. Вон, кстати, маршрутный автобус вырулил из-за угла. О-очень кстати! Стой, стой!
Водитель притормозил и открыл двери, словно приглашая меня заскочить на ходу.
– В своем уме? – Всплеснула руками, еле сдерживаясь, чтобы не показать ему в стекло неприличный жест. – Давай по-человечьи останавливайся!
«Тц-тц-тц». Старая развалюха, которой давно пора на свалку, со скрежетом проехала еще пару метров и замерла на остановке.
– Другое дело, – проворчала я, запрыгивая внутрь.
Оплатила проезд картой и ухватилась за поручень. Теперь успею к началу зачета по грамматике перевода. А он очень важен для меня, ведь его преподает сам Станислав Вячеславович. Мой Стас…
Нет-нет, конечно, педагог не догадывался, что он «мой». И что его как-то там зовут, пусть даже очень ласково, вроде Стас или Стасик. Но для меня он стал настоящим предметом обожания буквально с первого дня, стоило мне только его увидеть. Спутанные волосы, мягкие и кудрявые, совсем, как у моего брата. Светло-русые, намеревающиеся захватить весь мир и густыми прядями спадающие на лицо. Глаза – грустные, серьезные, большие и темно-зеленые. Такие темные, что кажутся почти карими, но стоит посмотреть на них на солнце, и они загораются тысячами зеленых отблесков, сливающихся из маленьких искр в крупные яркие изумруды.
Высокий, всегда скромно, но со вкусом одетый, и что немаловажно, привлекательный мужчина лет сорока с хвостиком. Скажете, староват? Нет, совершенно. Гораздо больше удручал тот факт, что ему не положено заводить близких отношений со студентами. Но и повод для радости был – мне оставалось учиться всего-ничего, два года с небольшим. Главное, обратить на себя внимание, заинтересовать, а в этом направлении я уже немного продвинулась.
Еще на втором курсе, чтобы не отставать от других студентов, я начала читать неадаптированную литературу. Прочла в оригинале «Европейцев» Генри Джеймса (чуть тогда мозг не вывихнула, но осилила). Очевидность прогресса моих языковых навыков заставила меня продолжать эксперимент, подбирая для чтения все новые и новые произведения в нашей библиотеке. Слушала много музыки и аудио-спектаклей и привыкала к особенностям произношения и отличиям в британском и американском английском, пока вдруг не решила резко сменить тактику.
А что, подумала я, если попробовать поразить Стаса не своими успехами, а наоборот – попросить помощи? Смелый ведь ход? И тогда по моей просьбе мама договорилась о двух часах в неделю дополнительных занятий. Индивидуальных. Для меня одной. У нас дома.
Стасик приходил по средам и пятницам вечером. Вот уже два месяца. Мы садились за стол в гостиной – на расстоянии полуметра друг от друга. Опасно близко. Так близко, что сердце гулко отдавалось в ушах от каждого случайного соприкосновения рукавами. Я закусывала до боли губу, боясь, что он услышит. Но он продолжал монотонно объяснять материал, который был для меня проще пареной репы. Ловя глазами каждое движение его губ, я слушала и наслаждалась этой близостью.
Иногда, когда запах его парфюма ударял в голову, мне хотелось поцеловать Стаса и посмотреть на его реакцию.
Вот наши взгляды встречаются. Искра, словно от спички. Еще несколько секунд на раздумье и долгожданное встречное движение.
Мммм…. С каждым разом это видение становилось все реальнее и, казалось, вот-вот желанное произойдет наяву, а не в моих глупых мечтах. Но, как всегда, заходила мама со своим традиционным «я только поставлю вам чаю и уйду» и все обламывала, отдаляя меня от моей цели и мужчины-мечты все дальше и дальше.
Разумеется, оплачивала я эти занятия из своего кармана. Маме и так было тяжело: на ее шее висели мы с братом, квартплата, кредит подонка-отца, бросившего нас еще в детстве, и сам подонок-отец. Да-да, вы не ослышались. Узнав, что этот тип болен (черт знает чем – мне все равно, но лучше бы он поскорее загнулся от этой дряни), мама решила ему помогать и теперь навещает несколько раз в неделю уже в течение пары лет.
Из-за этого у нее с Пашкой постоянно конфликты: брат громыхает своими вечеринками, шокирует татуировками, пирсингом, сигаретами и странного вида девахами, которых пачками тащит к нам в квартиру. А я держусь ровно и стараюсь не расстраивать родительницу еще больше. Молчу про учебу, проблемы, подрабатываю переводами, батрачу в свободное время в местной забегаловке и стараюсь не злить. Одного стихийного бедствия на семью, пожалуй, будет достаточно.
2
Удобнее устроившись на сидении напротив выхода, я облегченно выдохнула и уставилась в окно. Через пару минут в голову пришла идея полистать конспекты, пока эта развалюха медленно ползет в сторону универа. Сняв очки, я запустила руку в сумку, где приятно шелестели исписанные мною тетрадки – зеленые, желтые, красные. Мои богатства, мои верные спутники.
И в этот же момент автобус подскочил на кочке, резко вытряхнув из меня последние остатки сна, а затем стал сбавлять ход перед следующей остановкой. Отпустив конспекты, я покосилась на водителя. Если бы не такой чудесный весенний день, точно послала бы ему мысленно пару крепких ругательств.
Повернулась к окну. Солнышко пробивалось сквозь мутные стекла автобуса невероятно прозрачными, яркими лучами, растекающимися по салону, словно медовая акварель. Их блики вспыхивали, отражаясь в хромированных поручнях и даже в моих часах, и рассыпались на десятки солнечных зайчиков на сидении и под ногами. Красота!
Обожаю весну. Природа просыпается, согревает своим свежим дыханием, радует первыми цветами, звонкими ручейками. И даже музыка в наушниках звучит веселее, заставляя шагать вприпрыжку.
«Тц-тц-тц-ц-ц!»
Опять! Автобус со страшным скрипом притормозил возле остановки. Я убрала за ухо волосы, упавшие на глаза.
Похоже, водитель решил не испытывать в этот раз терпение пассажиров – остановился, как положено, и открыл двери. Желающих прокатиться в такую прекрасную погоду нашлось немало: целая орава первоклашек во главе с учительницей с шумом влетели и рассосались по сидениям в хвосте салона, а следом за ними вползли и заняли места рядом с водителем две ворчащие и спорящие друг с другом бабушки. «И как пенсионеры вообще выносят такую жару в своих пальто, зашторенных буквально по подбородок? – подумала я. – Да еще и в глухой вязаной шапке в комплекте с платком, плотно обернутым вокруг шеи. Загадка».
Втянув носом приятный свежий аромат весны, вдруг ворвавшийся в салон, я еще раз утвердилась в мысли, что, все-таки, лучше этого времени года и быть не может. И плевать на лужи, на грязь, которую приходится месить собственной обувью вплоть до конца апреля, плевать на серые кучи снега и мусор после зимы на газонах. Это же весна! И ничего не может быть прекраснее нее!
Но взгляд на часы быстро вернул меня в реальность: я нетерпеливо постучала пальцами по коленке и покосилась на спину водителя. «Пора бы и отправляться, чего он там ждет?» У меня важный зачет, нельзя опаздывать. Он что, уснул там? И тот, словно услышав мой внутренний монолог, обернулся, полоснул по мне хмурым взглядом и лениво нажал кнопку, закрывающую двери.
«Вот так уже лучше. А теперь поторопимся, иначе…»
Дверь, почти закрытая до конца, заскрежетала, перехваченная чьей-то рукой. Я увидела сначала пальцы – длинные, покрытые цветными татуировками от ногтей до запястий, увешанные странными массивными кольцами-печатками. Они вцепились в нее и с силой дернули в обратную сторону. Ветхая конструкция не стала сопротивляться – открылась податливо и мягко.
Через секунду вслед за костлявой рукой появилось такое же худощавое тело. Это был… парень. Высокий, сутулый, в вытянутой, длинной серой футболке, непроницаемых черных очках и потертой кожанке. Он запрыгнул на ступеньку. Я замерла. Голова его качнулась из стороны в сторону, пугающе и опасно. Он словно хищник выискивал глазами жертву, хотя, именно глаз и невозможно было разглядеть сквозь черные стекла очков.
Перестав мотать головой, незнакомец взялся за поручень, обвив тот своими безобразными тонкими пальцами, и как-то странно покачнулся, хотя автобус еще не начинал движение. Наклонился всем телом на металлический релинг справа и снова принялся сканировать салон взглядом.
Я выпрямилась, стараясь не дышать. Еще не хватало, чтобы этот наркоман занял место напротив меня. Бледный, помятый, явно страдающий от похмелья или чего там у них, нариков, бывает, он навалился на поручень, ожидая, пока автобус тронется и наберет скорость. Навис надо мной, как многоэтажка, угрожающе покачиваясь, и уставился…
«Да блин!»
Опять мне не повезло. Это чучело заприметило-таки свободное место!
Парень отпустил поручень, сделал шаг и рухнул на сидение напротив, точно тяжеленный мешок с картошкой. Ну, или с костями. Потому что он явно был изможден, как и все любители курнуть, закинуться чем-нибудь запрещенным или уколоться. Сел, вытянул свои длинные худые ноги в узких черных джинсах, расслабил плечи и завис, глядя куда-то сквозь меня.
По спине пробежал холодок. Взгляд этого чудилы явно был направлен в мою сторону, но вполне могло статься, что он просто спит, а не рассматривает брошку на моем пальто. Я прижала к себе сумку и робко опустила глаза. В пол. А как? Не на него же глядеть? Если он такой наглый и бесцеремонный, пусть пялится на меня. Но лично я так не могу.
Посмотрела налево. Старушки уже перешептывались друг с другом, обсуждая странного пассажира, и брезгливо плевались в его сторону. Глянула вправо. Малыши-карандаши застыли с выражением ужаса на лице. Эксцентричный парень с татуировками захватил все их внимание, обеспечив хотя бы на какое-то время, но идеальную тишину в салоне.
Я опустила взгляд на свои кеды и выдохнула. Ну, и что? Да, тип отвратительный. Но не тронет же он никого прямо на глазах всего салона? Пусть себе сидит, а я пока посмотрю на него. И очень осторожно стала скользить взглядом снизу-вверх.
Кроссовки. Спортивные найки, хай-топы с золотистым логотипом и красными шнурками. Донельзя белые и омерзительно дорогие. Новенькие. Или просто чистые. Ну, не летает же этот экземпляр на метле? Ходит, как и все, по улицам. Значит, только вышел из дома, целомудренно-незапачканный, не отмеченный серо-коричневой грязью этой весны.
Руки. Ухоженные, мягкие, с тонкими пальцами. Металлические цепочки и браслеты на запястье. Много татуировок в цвете. Рисунки тянутся диковинными завитушками и загадочными буквами вверх, перемежаясь со штрихами и, кажется, чем-то похожим на черепушку, ныряющую в рукав куртки. Это на одной руке. Вторая чистая, как белый лист, покоится на его ноге.
Поза дерзкая, расслабленная. Положение хозяина жизни. Сидит, не дергается, не собирается даже оплачивать проезд. И все будут молчать, никто не скажет ни слова. В том числе и водитель. Я уверена в этом, потому что и сама бы не заикнулась. Кто знает, чего ожидать от такого кадра, расписанного под хохлому?
Подняла глаза выше. Робко, медленно, стараясь делать вид, что думаю о чем-то своем.