– Десять минут назад, – блею я.
Мне хочется провалиться под землю.
И почему, скажите, вселенная всё устраивает именно так, что ты попадаешь в поле зрения сексуального красавчика как раз в тот момент, когда твоя жизнь катится в пропасть, твоё лицо от слёз напоминает раздутый шар, твои волосы скатаны в липкие комья, а венчает всё это безобразие банка твоей же собственной мочи, царственно стоящая на всеобщем обозрении посреди палаты? По-че-му-у-у?
– Б-бегаю каждые п-полчаса по чуть-чуть… – пытаюсь объясниться я, пряча взгляд. – И…
Что-то говорю, говорю и чувствую, как жар густо ударяет в голову.
Передо мной мужчина мечты, но его интересует лишь моя моча, прости господи. Разве может что-то быть хуже?
И вообще, я должна думать о чём угодно: о Никите, о потраченном на него времени, обманутом доверии, о ребёнке, который никак не вписывается в мой жизненный план ближайших лет, о работе, в конце-то концов! Но всё, о чём я могу думать – это глаза доктора, с серьёзным видом изучающего цвет, консистенцию и прозрачность моей, будь она неладна, урины.
Какой ужас…
Мне хочется разреветься, но я терплю.
– Всё хорошо? – Снова интересуется Красавин, взглянув на меня.
Видимо, я слишком сильно сжимаю зубы.
– Да. – Отвечаю ему, кивая.
Это его «всё хорошо» звучит так нежно, что у меня подгибаются коленки. Я мысленно прошу боль вернуться – чтобы не думать о том, что этот врач чертовски привлекателен. Настолько, что его взгляды действуют на меня эффективнее обезболивания.
– А где сейчас болит?
Я делаю всё, чтобы не смотреть ему в глаза. Рассматриваю две шариковых ручки, торчащих из кармашка его формы, подсчитываю мелкие родинки на его загорелой шее, скольжу взглядом по его тёмным волосам, которых так сильно хочется коснуться кончиками пальцев.