Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку

– Пусть наслаждаются общением.

Пора браться за работу: я придвинула ближе контейнеры и принялась нарезать новую порцию овощей.

– Что ж я, совсем бесчувственная? И брошу тебя в таком унынии? Да никогда! – И Солнцева направилась в зал, громко цокая каблуками по кафелю.

Я немедленно потрусила к шторке. Прижалась к стене и осторожно выглянула, отодвигая занавеску. А затем смело высунула голову, увидев, что Анина спина надежно защищает меня от их любопытных глаз.

Вот новенький полез в карман, достал крупную купюру, сунул в папку для счета. Улыбнулся. «Блин, да перестань ты сражать всех наповал своими ровными белыми зубами!» Даже если они смыкаются в такую ровную линию, заставляя дрожать поджилки… Вика, наверное, чуть не ослепла.

Солнцева перекинулась с ним парой слов, кивнула и забрала папку.

А затем… «Моя ты хорошая! Надо же быть такой неловкой, ай-яй! Как неудобно вышло!» Стакан сока вдруг полетел вниз, аккурат на колени к Старыгиной. Та вскочила, визжит, бедная. «Ну, и заведение. Что за сервис!» Как я ее понимаю…

Аня: «Простите, простите. Давайте помогу». А Димочка-то как заметался. Не знает, за что хвататься. Правильно – за салфетки. Я зажала рот рукой, чтобы не заржать, как вдруг замерла с выпученными глазами.

Он смотрел на меня, застыв с салфетками в руках. Смотрел, нахмурив брови, через весь зал. На меня! Вика моментально исчезла из моего поля зрения, Аня тоже. Исчезли все посетители кафе, бармен, люди на улице. Остались только мы с ним вдвоем. Смотрели друг на друга через десяток метров, нас разделяющих, и не дышали. Он не улыбался, не хмурился больше, вообще не двигал ни единой мышцей на лице. А я понимала, что нужно спрятаться, и не могла отвести глаз. И Дима, похоже, тоже.

Мы просто не могли перестать смотреть друг на друга. До головокружения, до ощущения сжатия пространства, словно бы эти несколько метров вдруг превратились в один. Мне вспомнился наш вчерашний поцелуй. Такой неожиданный, горячий. И ему, возможно, тоже.

Мне захотелось выйти и подойти ближе. Чтобы повторить то, что вчера казалось таким естественным и невероятным. И я почти сделала шаг, когда руки Вики вдруг выхватили салфетки из его рук, заставив меня очнуться. Он повернулся к ней и, больше не оглядывался. Что-то говорил, пытаясь утешить, успокоить и мягко похлопывал ее по плечу.

Я шагнула назад и задернула штору, бросив последний взгляд через маленькую щель. Увидела, как они удаляются из кафе. Навалилась на стену, содрала косынку с головы и закрыла глаза, пытаясь унять сердцебиение.

Через секунду уже появилась Солнцева:

– Не знаю, кому я только что помогла, но он повез эту Вику домой.

– Понятно. – Я накинула кофту, проверила наличие сигарет в кармане и направилась к черному входу. – Он меня увидел. Позорище. В этой дурацкой косынке. Кухарка и мажор, блин. Вот же смех! О чем я, вообще, думала?

– Ты это… Прости, Маш. – Донеслось из-за спины. – Правда, по-дурацки как-то вышло. Думала, помогу…

Я вышла, хлопнув дверью. Нет, не прямо так, как показывают в фильмах – легонечко, не у себя же дома.

Села на маленькую скамейку и достала зажигалку. Вынула сигарету, прикурила. Дым забрался сразу глубоко в легкие, обжигая и заставляя голову кружиться. Я посмотрела на огромное голубое небо, даже оно сегодня давило на меня всей своей тяжестью.

Выдохнув, я наблюдала, как серое облачко, подхваченное легким ветерком, взмывает в воздух и обрушивается прямо на мои волосы. Ну, вот – опять брат будет ворчать на меня из-за запаха дыма. Лишь бы маме не доложил. Когда та хватается за сердце, мне становится совсем не по себе, все-таки, огорчать родительницу это больше к Пашке.

Я прикусила фильтр, отчаянно, сильно, до скрипа в зубах. Да что ж за ерунда такая творится в моей жизни? Разве могла я когда-нибудь представить, что все так обернется? Почему никто не предупредил, что жизнь может измениться в один день? И что взрослеть будет так трудно и больно?

Стряхнув пепел в урну, я закинула ногу на ногу. Ужасно захотелось все-все вернуть. Хотя бы первый день в универе, когда можно было просто сказать всем «привет», вместо того, чтобы испуганно глазеть на новый мир с последней парты. Я ведь умею, могу. Я не серая мышь, и никогда ею не была. Почему тогда позволила поставить себя в такое положение? Почему приняла правила не моей игры, закрылась ото всех? И не захотела исправить, пока еще можно было.

Мне так не хотелось верить в предательство Игоря. Я открылась ему и до последнего ждала каких-то адекватных объяснений его поведению. Ждала даже тогда, когда и ждать-то было уже нечего, когда он проходил мимо меня на занятиях и даже не оборачивался, чтобы поздороваться. Я все равно ждала. Ждала каждый вечер, что он позвонит и извинится. Ждала, что напишет «я был не прав», да хотя бы обычное «прости», в конце-то концов. Вот дура. Дура, она и есть!

И что мне дали эти неудавшиеся отношения с Костылем? Ничего. Подарили неуверенность в себе и увлечение сигаретами. Все? Да они даже не помогают, эти сигареты. Ни успокоиться, ни собраться с мыслями, ни заглушить боль.

В моем случае все бессильно. Появился симпатичный парень на горизонте, пусть даже заинтересованный мной из-за дурацкого спора, но я не могу пустить его в свой мир. Вдруг он наследит там и свалит? Вышвырнет, как ненужную вещь. Нужно уже просто признаться самой себе: Маша, ты больше не можешь никому доверять. А сможешь ли когда-нибудь? Не знаю, вряд ли.

Может, стоило бы завести с ним отношения без обязательств? Мне приятно, и ему хорошо. Заодно и Вика побесилась бы. Но ведь я так тоже не умею, и глупо это не признать. Ну, не смогу встречаться с человеком и ничего при этом к нему не чувствовать. Не смогу не реагировать на сплетни обо мне, не смогу его отпустить, все равно будет больно, как ни крути.

Так тогда лучше и не начинать. Все, забыли, отбросили. Тем более и рассуждать тут не о чем – мы разного поля ягоды, и он ушел с другой.

12

Посидела с десяток минут, раздумывая, не выкурить ли еще одну. Нет, не стоит, затошнит еще. Затушила окурок и выбросила в урну. Глубоко вдохнула и толкнула дверь в помещение.

– Тебе меня не победить!

– Ха-ха! Если бы я не поддавался, твоя рука давно лежала бы на столе!

– Поддавался? Да ты еле терпишь, смотри не лопни! Глаза так и лезут из орбит! Слаба-а-ак!

– Я слабак? – До боли знакомый мужской смех. – А так?

– Ы-ы-ы-ы, – заскрипела Аня. – Тебе… меня… не по-бе-дить!

– Ты уже говорила. – Самоуверенно и насмешливо ответил ей тот же голос.

Нет, я определенно знала его. Повесив кофту на крючок возле выхода, я торопливо направилась на кухню.

Мне не сразу удалось понять, что происходит возле моего стола. Спины поваров закрывали весь обзор: Лиля, Оганес и Степан окружили странную парочку со всех сторон, подбадривая кивками головы и даже свистом. Оля, бармен, выглядывала из-за шторки, с интересом наблюдая за событиями, которые разворачивались прямо на моем рабочем месте.

Какого черта, вообще? Я подошла ближе, с трудом протиснулась между поварами и застыла в изумлении. Неизвестно откуда взявшийся на кухне новенький соревновался в армрестлинге с моей подругой! Его свитер болтался на спинке стула. Сам же он сидел на стуле, широко расставив ноги. В одной (чтоб мне ослепнуть) майке! На голое (успокоительного мне срочно!) тело, в тех же, что и недавно, черных джинсах и черных кедах. Упирал острый локоть в столешницу и, смеясь, давал отпор словно взбесившейся Аньке.

Солнцева кожилилась, стараясь уложить его кисть на поверхность стола. Помогала себе всем весом тела и страшно бесилась, что он, глядя на ее старания, заливисто хохотал. Отвлеклась она лишь единожды и всего на долю секунды, чтобы успеть бросить на меня короткий взгляд, и сразу усилила давление, упираясь каблуками в скользкую кафельную плитку. Зрачки, налитые красным, уже стремились покинуть ее веки, но Аню это не смущало.

– Гх-х-х, – раздалось ее то ли рычание, то ли сипение. – Гхы-ы-ы-ы…

– Давай, девочка, старайся. – Усмехнулся мой новый знакомый, лениво зевнув. – Сейчас ты проиграешь, и тебе придется рассказать, где ты скрываешь мою…

Он осекся, заметив меня. Так и замер с раскрытым ртом, когда Солнцева вдруг опрокинула его руку на поверхность стола и вскочила в победном прыжке:

– Ха! Знай наших! Дохляк!

Но парень уже не слышал ее: встал, продолжая так же бесстыже пялиться на меня. Оглядев с ног до головы, задержался взглядом лишь на моей униформе – словно не мог поверить своим глазам. Или не хотел.

Следов сильного разочарования в них я, как ни странно, не заметила. Только интерес. Новенький оценивающе ухмыльнулся и сложил руки на груди:

– Ну, привет.

– Привет. – Фыркнула я, задрав нос.

Ну и что, что в форме. Ну и что, что работаю в общепите. Зато работаю! Сама себе зарабатываю на все необходимое и горжусь этим. И если бы навоз вилами ворочала, то также бы сейчас стояла – гордо выпрямив спину. Зато все сама: родители не избаловали и папиков нет, щедро золотящих ручку.

– Так все, расходимся! – Скомандовала Солнцева, подталкивая Лилечку в спину. – Шоу окончено.

Парень пропустил вперед расстроенную публику, и когда они вернулись на свои рабочие места, он сделал неуверенный шаг вперед. Первым делом мой взгляд упал на его татуировки. Странно, но они мне больше не казались уродливыми.

Теперь, когда Дима был в этой майке, можно было хорошо рассмотреть их. И орла с огромными черными когтями, которыми тот цеплялся за веточки. Или не веточки? Рога. Большие раскидистые рога – кажется, оленя. Не было видно целиком, потому что рисунок уходил ниже, под тонкую ткань. Зато хорошо видны были его плечи: широкие, загорелые и мускулистые, украшенные с одной стороны рисунком, плавно перетекающим в целый «рукав» из татуировок. И здесь, на руке, их было гораздо больше, чем можно было предполагать тогда, в автобусе – просто целое полотно.