– Далеко, – протянул Боб.
– Когда в Сиднее будешь выступать придем! – обещает Джон.
– Давай с нами разочек, – зовет Джон.
Люблю австралийских парней за то, что с ними я выгляжу миниатюрной. Надевая лайкру, ловлю недовольный взгляд пади. Подхватываю доску и бегу с ребятами в океан. Взяли несколько волн и возвратились к моему полотенцу.
Куп лежит с расслабленным видом, но я чувствую его напряжение. Ребята попадали на песок рядом со мной.
– Куп, ты тоже уезжаешь в Аделаиду, – интересуется Джон.
– Да.
– Соревнования будут, – лениво сообщает Боб, – рождественские.
– Ну и ладно, как-нибудь в другой раз.
Повалявшись еще минут десять, падя сказал, что нам пора. Ребята побежали в океан, что существенно облегчило нам задачу, иначе пришлось бы искать уголок, чтобы спрятаться от их глаз и спокойно переместиться.
Дома оказалось, что у меня несколько пропущенных вызовов от Майка Оста. Я забыла, что договорились встретиться в клубе в двенадцать, уже половина первого, а меня нет. Быстро принимаю душ, хватаю костюмы, гитару и перешагиваю в темный закоулок «Ночной Звезды».
В клубе «Ночная Звезда» выступаю не первый раз, поэтому местонахождение свой гримерки знаю. Оставляю вещи и с гитарой иду на поиски Оста.
Майк нашёлся очень легко: был на сцене с группой. Собственной группой это назвать нельзя, потому что состав постоянно меняется. Сегодня мы начинаем новый тур выступлений, так что мне, очевидно, предстояло познакомиться с новым составом музыкантов.
К моей радости из четырех музыкантов новыми были только двое. Это для меня большая удача, потому что когда с двумя уже спелась, новые легче подхватывают. Новенькими оказались бас-гитарист и клавишник. Вторая гитара и ударник были моими старыми знакомыми, с которыми мы уже проехали тур по Австралии в прошлом году.
Пока меня не было, музыканты даже начали, что-то разучивать из моего репертуара. Поэтому с моим появлением репетиция просто продолжилась, не пришлось долго настраиваться и подстраиваться. Не смотря на это, тренировались мы почти четыре часа, с небольшими перекурами. На открытие тура я хотела запустить песню Frozen, чтобы удивить падю.
Выступление началось в восемь. В первой половине концерта у меня рок и рок-баллады, поэтому я одета во все черное: джинсы, рубашка с узлом на животе, чтобы продемонстрировать мой пресс, густой черный боевой раскрас на глазах и губах, и, конечно же, поставленные почти дыбом черные волосы.
Окинула взглядом зал. Встретилась глазами с падей. Он сидел лицом к сцене в одиночестве за столиком, который я забронировала для него. Улыбнулась и начала свое выступление с песни «Тhe monsoon», ставшей моей визитной карточкой. Затем продолжила песнями собственного сочинения.
За падей я, естественно, специально не следила, но замечала, что он несколько раз выходил с телефоном.
После антракта, переодевшись в длинное красное платье по фигуре и уложив на голове косу в высокую прическу, я начала исполнять шлягеры предыдущих времен.
Скользнув по месту, где должен сидеть падя, я увидела, что он не один. С ним была какая-то девица в джинсовом костюме и нелепыми баранками из светлых волос на голове. Лица девицы мне разглядеть не удалось, она сидела ко мне полу боком, и лицо её закрывал дядька, который сидел впереди и тень ещё от чего-то. Когда я увидела, как падя смотрит на эту «баранку» у меня неприятно заныло сердце. Он смотрел на неё так, как смотрел на маму, если думал, что никто этого не видит.
На исполнении Frozen падя очень громко хлопал, кричал «браво» и даже передал букет цветов. Правда, букеты на выступлениях он мне всегда передавал, если был в том городе, где я выступаю.
Однако, после выступления и песен на бис, пади в зале уже не было. Когда он успел смыться со своей подружкой, я не заметила.
Меня распирало любопытство, что за девицу подцепил падя и чем она похожа или лучше мамы, если он так на неё смотрит. Поэтому вместо того, чтобы остаться в городской квартире, я вернулась домой.
Как же я пожалела, что сделала это. Девица так орала и стонала под падей, что мне было слышно через закрытые двери и четыре разделяющих помещения. Но самое ужасное было то, что падя тоже орал. Он получал кайф от какой-то посторонней женщины.
На первом акте я накрылась подушкой, чтобы их не слышать. На втором – сбежала в квартиру в Аделаиде, в которой ночевала, когда встречалась с парнями.
Меня накрыла волна жуткой ревности и одиночества. Впервые со свадьбы Искры я снова почувствовала себя кусочком суши, оторвавшимся от материка. Почувствовала, что единение, которое было между мной и падей дало трещину. Я ревела. Ему не должно было быть так хорошо, а ему было. Он должен любить только меня и маму, ну и Искру. А он…
С этим я уснула. И, здравствуй холодный сон!
Чувство отчаяния и одиночества сковало сердце. Она умерла. Этого не изменить. Она изменила. Этого не исправить. Я сжег дотла всё, что было связано с ней. И её и этого менестреля, и еще того, кто рассказал мне о том, что моя единственная встречается с менестрелем. Я сжег всё… Пламя охватило меня, жар сжигал меня изнутри. Непередаваемая, невыносимая боль! От боли разорвалось сердце.
«Изменница!»
Её вскрик: «Я? Изменница? Почему? Любимый, за что?»
Огонь охватил меня, но так и не сжег. Драконы не горят в своем огне.
В голове её пение, у неё был такой красивый голос, а перед глазами она в виде факела. Это невозможно забыть. Это невозможно простить. Пламя не дало облегчения, и я решил замерзнуть. Навсегда…
Мысли, обрывки воспоминаний, слова, крики, боль! Этот смерч охватил меня. Я металась по кровати и не могла проснуться. Я не отделяла мыслей холодного существа от своих собственных. А моё тело горело. Мне было очень жарко! И на все это накладывались еще чьи-то воспоминания о смерти в огне…
Я усилием воли, напомнила себе, что я Агния Раммельсберг. Я дочь Раммельсбергов и никто не властен над моей волей и моим рассудком. После этого мне удалось проснуться.
Тело горело, но жар отпускал быстрее, чем холод. Кто эта женщина? Она умерла в огне. Изменница – это слово она услышала, перед тем как её одежда и волосы вспыхнули.
Да, сюжетец… Есть над чем подумать.
Очень хотелось домой к папе-Купу. А и черт с ней, его новой пассией. Хочу ему пожаловаться.
Перемещаюсь в сад, специально, чтобы не напугать гостью, если она еще не ушла. Вхожу через открытую раздвижную садовую дверь и попадаю на кухню.
Падя сидит к входу спиной, возле плиты в маминой домашней футболке стоит его пассия. Светлые волосы заплетены в косу до попы. Как у мамы. Мама?
– Мамочка! – визжу я и подлетаю к ней.
– Огонёк! – мы обнимаемся, какая же она хрупкая по сравнению со мной.
– Мам, ты когда приехала? – оборачиваюсь на падю. – Почему вы мне ничего не сказали?
– Хотели тебе сюрприз сделать! – объясняет мама. – Получилось?
– Сюрприз удался, – кисло выдавливаю я.
– Мы же вчера на твоем концерте были! – восторженно говорит мама. – Сегодня твой ролик с Frozen на Трубе и других сетях набрал уже кучу лайков и просмотров. Пишут, что ты спела круче оригинала и все в восторге от твоего голоса.
– Я тебя не видела…
– Я сидела за столиком с Купом, правда, меня закрывал толстяк, который уселся передо мной, но он не мешал мне тебя видеть и я не стала пересаживаться.
Мама стала бойко выкладывать на тарелки жареный бекон, жареные яйца и тосты. Один взмах и тарелки оказались на столе перед нами. Мама опустилась на стул перед свой тарелкой, и принялась с аппетитом уплетать яичницу, намазывая желток на тост.
– А почему вы не подошли после концерта? – спросила я, борясь с мыслями, которые стучали в голову.
– Тебя там молодые люди окружили, а Куп сказал, что ты домой не придешь. Мы сделали выводы и решили тебя не смущать, – мама повела своим хрупким плечиком.