Судьба плетется нитями любви

– А теперь объясните мне спокойно, что случилось, – сказал он, закрывая за ними дверь и опираясь на нее спиной. В его голосе звучала сталь, и баронесса, несмотря на всю свою ярость, почувствовала, что ей лучше выбрать более сдержанный тон. Элиза же стояла молча, пытаясь прийти в себя после этого неожиданного нападения. Она чувствовала себя пойманной в капкан, из которого не было выхода. Ловушка захлопнулась. Элиза стояла посреди роскошной, но холодной гостиной, чувствуя, как к горлу подступает удушающий ком страха. В руках баронессы, словно змея, свернулась знакомая брошь Марии.

Всё произошло так быстро, что Элиза не успела даже опомниться.

– Вот! – прошипела баронесса, резким движением открывая ладонь. На ее бледной коже мерцала брошь с крупным изумрудом, окруженным россыпью мелких бриллиантов, – та самая брошь, которую Элиза нашла в парке.

– Эту брошь я не могу найти с того самого дня, как эта… появилась в замке, – продолжала баронесса, с нажимом произнося последнее слово и бросая на Элизу испепеляющий взгляд.

– А сегодня я нашла брошь в её комнате.

В голосе баронессы звучало столько яда, что Элизе показалось, будто воздух вокруг нее сгустился и стал отравленным. Рудольф, который до этого слушал Элизу с нескрываемым интересом, теперь смотрел на нее с настороженностью. В его глазах читались сомнение и разочарование.

– Фройляйн Шмидт, – обратился он к ней, его голос был холоден и ровен, – эта та брошь, о которой вы мне только что сообщили?

Элиза молча кивнула, чувствуя, как ее губы дрожат. Она хотела что-то сказать, объяснить, но слова застряли в горле. Она смотрела на Рудольфа, ища в его глазах хоть каплю понимания, хоть малейший намек на доверие, но видела только ледяное безразличие. В этот момент она поняла, что осталась совершенно одна в этом враждебном мире, полном интриг и обмана.

– Хорошо, фройляйн. Можете идти в свою комнату. До дальнейших распоряжений оставайтесь там, дальше мы разберемся сами, – произнес Рудольф, жестом указывая на дверь. В его голосе не было ни капли сочувствия, только холодное равнодушие. Он открыл дверь и словно отстранился, позволяя Элизе удалиться. Она вышла из гостиной, чувствуя на себе взгляды баронессы и Рудольфа, словно два острых кинжала, вонзающиеся ей в спину. Закрыв за собой дверь, Элиза прислонилась к ней, пытаясь сдержать слезы, подступающие к глазам. Она не знала, что ее ждет дальше, но одно было ясно: она должна бороться за свою невиновность, даже если ей придется противостоять всем обитателям этого мрачного замка.

*****

Стены Айзенберга шептались. Каждый камень, каждая тень, каждый шорох ткани в длинных коридорах намекал на скрытую историю, пропитанную тайнами и ложью. И в самом сердце этого клубка интриг находилась баронесса фон Келлер, женщина, чье ледяное спокойствие скрывало вулкан кипящих страстей.

Родство с герцогом Альбертом открыло ей двери в мир роскоши и привилегий. Но золотая клетка Айзенберга оказалась для нее тюрьмой, а брак с бароном фон Келлером – медленной и мучительной казнью. Она помнила тот день, когда ее, юную и полную наивных мечтаний графиню, выдали замуж за амбициозного и расчетливого барона. Это был брак по расчету, сделка, заключенная двумя влиятельными семьями ради укрепления своего положения.

Барон, не лишенный ума и предприимчивости, быстро завоевал доверие герцога Альберта. Он виртуозно плел интриги, умело манипулировал людьми и всегда находил выход из самых запутанных ситуаций. Благодаря его связям и дипломатическому таланту герцогство процветало, а казна пополнялась. Герцог, не вдаваясь в подробности методов своего советника, щедро вознаграждал его за успехи, закрывая глаза на слухи о его «вольных поступках». Слухи эти, словно ядовитый дым, проникали в каждый уголок замка, оседая горьким налетом на душе баронессы.

Она знала об изменах мужа. Знала о его тайных встречах с придворными дамами и служанками, о подарках, которые он им дарил, о шепотках за ее спиной. Каждое новое известие было словно удар кинжала в сердце, разрывая его на кровавые клочья. Но она молчала. Молчала, скрипя зубами и сжимая кулаки, потому что понимала: скандал может разрушить не только ее жизнь, но и положение ее семьи.

Дети, Фридрих и Гретхен, были для нее единственной радостью и единственным смыслом существования. Ради них она была готова терпеть всё: холодность мужа, презрительные взгляды придворных, грызущее чувство одиночества. Она создавала видимость идеальной семьи, играя свою роль с безупречным мастерством. Никто не должен был знать о боли, которая разъедала ее изнутри. Ведь скандал в герцогской семье был недопустим. Это было неписанным законом Айзенберга, законом, который баронесса была вынуждена соблюдать, даже ценой собственного счастья.

– Объясните, милая тетушка, – мягко начал Рудольф, его голос, хотя и спокойный, прозвучал в наступившей тишине словно раскат грома.

– Какие у вас претензии к этой девушке?

Его движения были неторопливы и изящны, но в них чувствовалась стальная сила. Его голубые глаза, обычно лучистые и добрые, сейчас были холодны как лед.

– Она воровка! – резко крикнула баронесса, теряя самообладание.

Рудольф окатил ее ледяным взглядом. Хотя Рудольф был моложе, но его статус был выше. Но дело было не только в статусе. Все, кто близко знали Рудольфа, понимали, что это настоящий Айзенберг. Он мог быть очаровательным и милым мальчиком, но он был очень властный и жестокий. Непоколебимый, верный своему слову, чести и престолу. Поэтому даже его легкие намеки всегда воспринимались однозначно.

Рудольф видел эту брошь на служанке Марии раньше и поэтому ни капли не сомневался в правдивости слов Элизы. Но его терзало непонимание. Почему его тетка, баронесса, так предвзято относится к Элизе? Что за этим стоит? В его взгляде, устремленном на тетку, читался немой вопрос.

Баронесса мигом все поняла. Она не дура.

– Ну… я, возможно, ошиблась… – пробормотала она, отводя взгляд.

– Это было так похоже… Может быть, я просто перепутала… Кстати, Рудольф, ты уже выбрал себе костюм для маскарада? – она поспешно попыталась перевести разговор на другую тему, нервно теребя кружевной воротник своего платья. Ее щеки покрылись ярким румянцем, а в глазах мелькнул страх. Она поняла, что перегнула палку и чуть не выдала себя.

Рудольф продолжал молча смотреть на нее, его взгляд был непроницаем. Он не собирался так легко отпускать эту историю. Он чувствовал, что здесь скрывается что-то больше, чем просто неприязнь к гувернантке. И он был полон решимости докопаться до истины, чего бы ему это ни стоило. В воздухе завис немой вызов.

– Фрау фон Келлер, за ужином вы принесете извинения фройляйн Шмидт, – отчеканил Рудольф, не отрывая взгляда от баронессы. В его голосе не было и тени той легкой иронии, с которой он обычно разговаривал с родными. Сейчас в нем звучала сталь, холодная и непреклонная. Баронесса, знавшая племянника как облупленного, поняла, что спорить бесполезно. Когда он обращался к ней официально, используя титул «фрау фон Келлер», это означало, что он не допустит никаких возражений.

Как только баронесса покинула покои принца, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, погружаясь в свои мысли.

Образ Элизы, с ее милой улыбкой и звонким смехом, вновь всплыл в его памяти. Он вспомнил ее глаза, цвета летнего неба, и нежные прикосновения ее рук. Что-то было знакомое в ее чертах лица, какое-то неуловимое сходство, которое он никак не мог вспомнить.

Но больше всего его занимала тайна, связанная с появлением этой девушки в Айзенберге. Как ее приняли на работу без опыта, без рекомендаций? Это было крайне странно, учитывая строгие правила, действовавшие при дворе. Рудольф нажал на кнопку звонка, вызывая камердинера.

– Кто распорядился о найме фройляйн Шмидт? – спросил он, как только камердинер появился в столовой.

– Это было распоряжение самого герцога Альберта, Ваша Светлость – , – ответил камердинер, низко склонив голову.

– Герцога Альберта? – Рудольф нахмурился. Еще одна загадка, которую предстояло выяснить. Почему его отец, обычно не вмешивавшийся в такие мелочи, лично занимался вопросом о найме гувернантки для детей барона? И почему выбор пал на неопытную девушку без рекомендаций? Предчувствие, смутное и тревожное, шептало Рудольфу, что появление Элизы в Айзенберге не случайно и что оно может перевернуть всю его жизнь.

*****

Обвинение, брошенное баронессой, разорвало воздух, словно удар грома. Кража! Это слово, отравленное ядом лжи, клеймом легло на репутацию Элизы, разрушая все ее надежды на спокойную жизнь. С невыносимым стыдом, с сердцем, разрывающимся от боли, она бросилась бежать, стремясь укрыться от презрительных взглядов, от шепотков слуг, от всего мира, который вдруг стал враждебным и чужим.

Слезы застилали глаза, мешая видеть путь. Она бежала сломя голову, не разбирая дороги, по бесконечным коридорам замка, словно загнанный зверь, ищущий укрытия. Единственным желанием было спрятаться, исчезнуть, раствориться в воздухе, чтобы никто не мог ее найти, чтобы никто не видел ее унижения и отчаяния. Она хотела оказаться где угодно, только не здесь, не в этом проклятом замке, который стал для нее золотой клеткой.

Ноги сами несли ее вперед, пока она не оказалась в незнакомом крыле замка. Здесь было тихо и пустынно. Пыль толстым слоем покрывала старинную мебель, а воздух был пропитан запахом забвения. Элиза знала, что слуги обходят это место стороной, шепчутся о призраках, которые якобы обитают здесь. Она не верила в привидения, но пустота и тишина этого крыла казались ей сейчас благословенным убежищем.

Немного успокоившись, Элиза стала бродить по коридорам, разглядывая портреты и гобелены, которые казались здесь еще более помпезными и яркими, чем в остальной части замка. Но они были забыты, покрыты пылью времен, словно никто не видел их уже много лет. Она шла, словно во сне, пока не оказалась в большом каминном зале.

Над камином висел портрет молодой женщины в старинном платье. Что-то в этом портрете привлекло внимание Элизы. Она подошла ближе, пытаясь разглядеть черты лица женщины, скрытые под слоем пыли. Что-то знакомое, неуловимое мелькало в ее образе. Элиза подходила ближе, отходила дальше, щурилась, пыталась понять, что же ее так цепляет.

Внезапно ее осенило. Она быстро забралась на камин, достала платок и стала осторожно смахивать пыль с поверхности портрета. С каждым движением руки образ женщины становился все яснее, и Элиза чувствовала, как ее сердце начинает биться все быстрее. Когда последние частички пыли исчезли, она замерла, пораженная увиденным. На нее смотрела… она сама.

Те же черты лица, те же глаза, тот же овал лица. Только прическа и платье были старинными, такими, которые носили лет пятьдесят назад. Но сомнений не было – на портрете была изображена она, Элиза. Но как это возможно? Кто эта женщина, и какая тайна связывает ее с Элизой? В голове вихрем проносились вопросы, а в душе росло тревожное предчувствие, что она стоит на пороге невероятного открытия.

Тень от портрета неизвестной женщины, висевшего в ее комнате, казалось, удлинялась с каждой минутой, словно пытаясь поглотить Элизу целиком. Тайна Айзенберга, сплетенная из шепотков, полунамеков и странных совпадений, опутала ее невидимой сетью, душащей и пугающей. И в центре этой паутины – он, принц Рудольф, взгляд которого обещал и спасение, и гибель.

Элиза не хотела идти на ужин. Вообще не хотела выходить из своей комнаты, прятаться от пронзительных взглядов, от перешептываний слуг, от самой атмосферы замка, пропитанной тайной и ложью. Стыд и обида за несправедливое обвинение баронессы жгли ее изнутри. А еще – тревога, вызванная случайным обнаружением входа в подземный ход и рассказами о таинственных исчезновениях служанок. Все это разрывало ее на части, заставляя желать лишь одного – сбежать из этого проклятого места.

Но стук в дверь разбил ее мучительные раздумья. На пороге стояла молодая служанка с почтительно опущенной головой.

– Фройляйн Шмидт, – проговорила она робко, – принц Рудольф просит вас прийти на ужин. Это… его личное распоряжение.

Элиза замешкалась. Желание увидеть Рудольфа боролось со страхом вновь столкнуться с враждебностью обитателей замка. Но отказать принцу она не могла.

Хрустальный звон бокалов, разрезавший напряженную тишину ужина, словно предвещал грозу. За длинным столом, уставленным изысканными блюдами, царила тяжелая атмосфера. Баронесса, блеснув злым взглядом в сторону Элизы, которая сидела, опустив глаза в тарелку, поспешила извиниться перед ней за свой дневной срыв. Она бормотала что-то о нервах и усталости, но в ее голосе все еще звучала едва скрываемая неприязнь к Элизе.

Рудольф лишь молча кивнул, принимая ее извинения, но в его глазах по-прежнему читалась ледяная ярость. Он не произнес ни слова в защиту Элизы, и это заставило ее сердце болезненно сжаться.

Наступила тишина, которую нарушила герцогиня. Как будто ничего не произошло, она завела разговор о предстоящем маскараде. Она с восторгом расспрашивала присутствующих о выбранных костюмах, перечисляла приглашенных гостей, создавая иллюзию беззаботной праздничной атмосферы. Все с готовностью поддержали разговор, переключившись на обсуждение костюмов, и больше никто не вспоминал про инцидент с брошью.

Внезапно герцогиня обратилась к Элизе:

– А вы, фройляйн Шмидт, в каком будете костюме?

Элиза была ошарашена этим вопросом. Она не собиралась ни на какой маскарад.

– Я? – только и смогла вымолвить она.

– Да-да, вы, – настаивала герцогиня, ее голос звучал твердо и властно.

– Вам не удастся отвертеться. Вы обязательно должны присутствовать. Это было произнесено скорее как требование, беспрекословное и обязательное к исполнению.

Элиза чувствовала, как ее сердце колотится в груди. Она оказалась в ловушке, и не знала, как из нее выбраться. Взгляд Рудольфа, направленный на нее, был непроницаем. Что скрывалось за этим взглядом? Поддержка или равнодушие? Элиза не знала ответа, и это неведение пугало ее больше всего.

*****

Ночь опустилась на Айзенберг черным бархатным покрывалом, скрывая под своей тенью секреты и интриги, кипящие за толстыми стенами замка. Луна, словно серебряный диск, висела в бездонном небе, отбрасывая призрачные тени на древние башни. Именно в эту ночь, под покровом тайны, жизнь Элизы сделала крутой поворот, навсегда изменив ее судьбу.

Уложив детей спать и убедившись, что Фридрих наконец-то перестал возиться и закрыл глаза, а Гретхен крепко спит, обняв своего любимого плюшевого мишку, Элиза тихо вышла из детской. День был напряженным, полным впечатлений и тревожных предчувствий. Она мечтала лишь о том, чтобы поскорее оказаться в своей комнате, упасть на кровать и забыться тяжелым сном.

Открыв дверь, Элиза застыла на пороге. На полу, прямо посреди комнаты, лежал белый конверт. Сердце ее забилось чаще. Еще одна тайна? Эта мысль молнией пронеслась в ее голове.

– О боже, я не переживу этот день! – прошептала она, чувствуя, как ее охватывает волнение.

С трепетом Элиза наклонилась и подняла конверт. На нем не было ни адреса, ни имени, лишь изящный вензель, который она уже видела раньше. Внезапно она поняла, от кого это письмо. От Рудольфа. Ее пальцы дрожали, когда она вскрывала конверт. Внутри лежал сложенный лист бумаги, исписанный красивым, размашистым почерком.

«Фройляйн Шмидт», – гласили первые строки, – «я надеюсь, Вы простите мою смелость. Я был бы очень рад увидеть Вас сегодня вечером. Если Вы согласны, я буду ждать Вас в парке, у фонтана, через час. Рудольф».

Элиза перечитала письмо несколько раз, не веря своим глазам. Рудольф приглашает ее на свидание! Все дневные переживания и тревоги вмиг исчезли, словно растворились в воздухе. Ее сердце билось так сильно, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Она быстро переоделась в свое лучшее платье, поправила волосы и, ни на секунду не колеблясь, выскользнула из комнаты. Забыв обо всем на свете, она бежала навстречу своей судьбе, навстречу Рудольфу, навстречу любви, которая ждала ее в волшебном ночном парке Айзенберга.