Играла вечность на устах
И упивалась поцелуями,
Внезапно смертной страстью став
С ее восторгами и бурями.
Не замечая стрелок ход,
Опьянена земными грозами,
Вступала вечность в свой черед
И бередила сок березовый.
* * *
Незнанье истине претит,
А знанье истину тревожит,
Один легко ее низложит,
Другой возьмет и запретит.
Коварный искуситель зла
Возводит жизни аксиому,
Ценой Гордеева узла.
Ища пути к познаний взлому.
Времен и знаний передел
Легко смешать в глуби сознанья,
И первый истины предел -
Непознаваемость познанья.
Но страстных истин разнобой
Легко пускается в аферы,
Даруя нам предел второй
В непознаваемости веры.
* * *
Все дождь и грусть зачем-то вперемешку,
Все обнажает осень дряблый лес,
Взошедший месяц высветлил в насмешку
Далекий край отвергнутых небес.
Озябший ветер кружит у забора,
Качает фонари над головой,
Обрывки вновь затеянного спора
Сметает в неизвестность с мостовой.
Лавины птичьи, чувствуя усталость,
Уносятся в безмолвие ночи,
И проступает изгнанная жалость,
И возвращает прошлого ключи.
* * *
И этот бархат нежности заката,
В надежде вспыхнуть вновь и раствориться,
И страстных линий рваные плакаты,
И горечью встревоженные лица
Еще являют суть судьбы случайной,
Но не влияют на ее теченье.
И кем-то потревоженные тайны
Утрачивают прежнее значенье,
И лик звезды, сорвавшейся внезапно,
Еще вернется пламенным судьею,
Сжигающем в кострах небес азартно