Канарейка

Вениамин Марков, а по простому Веник, окончил юридический факультет университета с красным дипломом, но, не имея никаких «лап» и протекций, отправился на стажировку в рядовое РОВД. Поначалу Веник приглянулся начальнику, и тот взял его помощником, но через некоторое время осерчал на вчерашнего студента – слишком долго приходилось объяснять, кого в районе можно трогать, а кого не нужно. Так и перевели Маркова в помощники к следователю, бывшему уже почти обеими ногами на пенсии. Веник расстроился, предвкушая беспросветную бумажную рутину – без неё, впрочем, тоже не обошлось, – но, вопреки пессимистическим ожиданиям, он вдруг попал в стремительный поток следственной и оперативной работы, бурлящий интеллектуальными этюдами, мозговыми штурмами и даже какими-никакими погонями.

– Я думал, Заречный просто пенсионер. Досиживает своё и только. А это американские горки какие-то, – рассказывал Веник дома в те редкие минуты, когда заставал родителей уже или ещё неспящими, – нам «висяк» – мы его за два дня, ещё «глухаря» – на следующий день: «Извольте, дело!»

– Мы! Не рано ты обобщаешь-то? – отец осторожно радовался за сына.

– Ну, да, Романыч пока всё почти сам делает, – неохотно, но честно признавался Марков, – но я учусь! Учусь!

Доходило иной раз до анекдотов. Сегодня в обед как раз был номер. Пообедали они, значит, в одном близлежащем подвальчике, вышли на улицу. Солнышко пригревает, лужи блестят. Весна! Заречный ни с того ни с сего обратился к парню в сиреневом спортивном костюме и накинутой поверх него расстёгнутой кожаной куртке. Парень бодренько так нашлёпывал из продуктового – сумка его выдавала.

– Молодой человек, извините!

– Чево те, папаша? – Хорошее настроение явно располагало парня помогать старикам.

Заречный подошёл к парню вплотную:

– Скажите, а вон там… – он указал пальцем влево от себя.

– Чё там? – парень повернул голову, вглядываясь в неопределённую даль.

Заречный молниеносно загнул левую руку парня ему за спину, зафиксировал её локоть, прижав его к своей груди, свободной рукой обхватил подбородок задержанного и задрал его голову вверх. Доставили малого в РОВД. Оказалось, что Заречный утром просматривал сводки и ориентировки и запомнил ограбление магазина спорттоваров, где похитили костюмы необычного цвета. Парня быстро обработали и через два часа уже арестовали всю банду из пяти человек. Ребята, воодушевлённые удачным ночным налётом, переоделись и щеголяли в краденных спортивных костюмах. А один из них, по простоте душевной, отправился за провизией, чувствуя себя на улице в новом «прикиде» частью несокрушимого мира Питерских пацанов.

– Григорий Романыч, – Маркова не оставляли сомнения, – а если бы он не при делах оказался? А мы… Вы его так лихо в оборот взяли.

– Ну, гляди: ночью в районе совершен налёт на спортивный, похищена, среди прочего, партия костюмов известной фирмы необычной расцветки, так? Так! Днём мы встречаем «братка» в новом костюме именно той фирмы и того цвета, так? Так! Есть вероятность, что он этот костюм купил в другом магазине?

– Нет? – нерешетельно предположил Марков, изо всех интеллектуальных сил пытаясь угадать правильный ответ.

– Есть! Но, во-первых, она невелика, а во-вторых, если бы ты поинтересовался ходом расследования, как это сделал я, то знал бы, что на них ещё три эпизода и в двух они уже сознались.

– Расследования? – Марков почувствовал себя ребёнком, которого выставляют, когда идёт взрослый разговор. – Но мы же… – он развёл руками.

– Ой, дружок, кто ж нам с тобой даст такой шоколад! Днём раскрыть ночной налёт и взять всю банду! Да и пацаны-то – самоколы. Сейчас сольют всех, кого знают.

– Само… кто? – Веник почувствовал себя ненужным.

– Ну, колются сами. Веня! – Заречный укоризненно насупился.

– А, понял.

– Вообще, я тебя, Вениамин, понимаю. Тебе хочется чего-нибудь большого, героического. Ну, должно хотеться, во всяком случае. А тебя сослали к старику, – Заречный понурился. – «Всем известно, что я свою старость кляну. Всем известно, что я пристрастился к вину…»

– А вы пристрастились, Григорий Романыч? – испугано удивился Веник.

– Ха! Да, нет. Это Омар Хайям. «Но не знают глупцы, что вино возвращает юность старцу, усталому сердцу – весну». Я вот как придумаю, чем на пенсии заняться, так и уйду сразу.

Зазвонил телефон и Заречного попросили примкнуть к следственной группе на Захарьевской.

…

– Так, мужики, идите-ка сюда, – позвал Заречный Веника и двух оперов. – Вениамин Николаевич, вы машину где оставляли, когда у Филы были, у парадного?

– Ну, да, Григорий Романыч, подъехали… А что?

– Ты сейчас, вот, возьми ребят, и поезжайте обратно к Филе.

– Романыч, ну, ё-моё, – возмутился один из оперативников, – только щас у неё были. Ну, куда?

– Надо так! Надо! – Заречный урезонил опера, сделав примирительный жест ладонью.

– Ладно. Давай, Веня, мы тебя в машине ждём, – оперативники скрылись за входной дверью, недовольно бухтя.

– Григорий Романыч, – полушёпотом начал Марков, – Фила же – осведомитель начальника нашего РОВД.

– Что-что? – Заречный приложил ладонь к уху.

– Она же к нему приходит периодически. А бывает, что он с ней встречается в городе, – Марков решил стоять на своем до победного.

– И откуда ты это взял? – хитро прищурился Заречный.

– Ну… Я же у него работал… Видел, – Марков чувствовал, что тщетно пытается говорить убедительно.

– А, понятно. Что ж, раз ты так думаешь, а думаешь так не только ты, – жеманно и скороговоркой проговорил Заречный, – дела у нашего дражайшего таварисча полковника идут неплохо.

– Григорий Романыч, – Веник оскорбился, – я, может быть, конечно, и начинающий… – здесь его мысли разбежались по нескольким направлением, и каждое из них было исполнено глубокого смысла, совершенно невыразимого словами.

– Понимаешь, Вениамин Николаич, – Заречный обнял Маркова за плечи, – пусть она осведомитель, пусть, хоть агент ноль-ноль-семь, даже пусть ноль-ноль-один или три ноля. Но почему, скажи мне, я узнаю, что у неё останавливаются вот уже два месяца гастролёры из Грузии от синюшных синяков, а?

– Я не знаю, – Марков смутился и смотрел в пол.

– Вень, а тебе пока и не надо знать, – Заречный слегка тряхнул Маркова, – узнаешь ещё столько, что захочется забыть поскорее. А сейчас просто съезди к ней и, если повезёт, возьми эту шелупонь.

– Хорошо, Григорий Романыч, я понял, – Марков посмотрел на Заречного, и взгляд его был полон преданности и благодарности.

…

– Здесь во двор и остановите, – скомандовал Марков водителю.

Машина проехала сквозь арку и спряталась в тёмном дворе среди ночующих легковушек. Марков и оперативники отправились пешком к дому Филы.

– Она нас видела уже. Может не открыть по-хорошему, – заметил опер в светло-коричневой кожаной куртке, из-под которой виднелась малиновая футболка.

– Нам бы почтальон не помешал сейчас, – отозвался второй опер в синем коротком пуховике.

– Где же мы возьмём сейчас почтальона, на ночь глядя? – усомнился Марков, но понял, что говорит неавторитетно и уверенно добавил: – Сообразим что-нибудь!

В соседнем с домом Филы дворе около дорогого автомобиля стояли шикарно одетые мужчина и женщина.

«Strangers in the night…» – пропел Марков.