В бой ради жизни

Но ни Петренко, ни Лидочка не спешили уходить. Они продолжали стоять, отрешённо и грустно глядя на Егора.

– Никуда я не пойду, я остаюсь с вами до конца, – но Егор не дал договорить Николаю, крича в ответ:

– А зачем ты мне здесь нужен раненый и без оружия?! Красноармеец Петренко, немедленно выполняйте приказ, а не то… – И Егор в пылу злости наставил на него автомат.

Но тут, в свою очередь, к Егору бросилась Лидочка. Обняв за шею, она расплакалась, невесть что приговаривая. Егор с силой отстранил девушку и уже спокойно, но твёрдо проговорил:

– Да уходите же, наконец, пока ещё не поздно. Ну что толку с того, что все мы погибнем? А я, возможно, и догоню вас. Ну, Николай, будь мужчиной, – и Егор умоляюще произнёс: – Спаси Лидочку.

Петренко сграбастал плачущую девушку и, позабыв про больную ногу, стал уходить в сторону болота. Егор проводил их взглядом и занял удобную позицию для обороны за большой берёзой.

Немцы ещё были далеко, потому что их быстрому передвижению мешала пахотная земля ржаного поля. Со стороны поля за густой листвой берёз они не могли видеть уходящих Николая и Лидочку. Зато Егор, приподнявшись, хорошо видел, как постоянно падал Николай, но с помощью Лидочки снова вставал и, опершись на её хрупкие плечики, продолжал свой путь.

– Эх, – с сожалением и глубоким переживанием простонал Егор. – Неужели не дойдут? Давайте, ребята, давайте.

Видимо, от сильной боли Петренко распластался на земле, но Лидочка каким-то невероятным усилием приподняла этого здоровяка, и они снова заковыляли к спасительному болоту. И откуда только бралась поистине фантастическая сила у этой небольшой девушки – было просто непостижимо.

У Егора в горле встал ком, а на глазах навернулись слёзы. Возможно, в последний раз он видел своих боевых товарищей, ставших такими родными и близкими всего за одни сутки войны.

– Живите хоть вы, ребята. Живите, – тихо проговорил Егор.

Немцы уже были близко, почти на расстоянии выстрела. Лейтенант прицелился, подпустив их поближе, и дал очередь из автомата по ближнему мотоциклисту. Тот схватился руками за грудь и выпустил руль. Переднее колесо резко вывернулось, попав в пахотную борозду, в результате чего мотоцикл на всем ходу опрокинулся вперёд, прихлопнув собой сидящих в нём немцев.

Фашисты со стонами начали расползаться, как мыши, в разные стороны. Остальные мотоциклы остановились. С них быстро соскочили солдаты и открыли шквальный огонь в сторону стрелявшего противника.

Егор быстро сменил позицию и продолжал бить по фашистам уже короткими очередями. Немцы также залегли во ржи и уже понапрасну не высовывались, отвечая короткими очередями и готовясь к захвату.

Так в перестрелке прошло несколько минут. В одно из небольших затиший Егор быстро взглянул в сторону болота. На всём протяжении от берёзового околка до болота уже никого не было.

Он глянул, сколько у него осталось патронов, и хотел вновь сменить позицию, как неожиданно сбоку на него напал здоровенный пёс. Овчарка с остервенением ухватила Егора за руку, в которой он держал автомат, и, выбрасывая из пасти пену, начала перемещаться к локтевому суставу.

Егор закричал от сильной боли и выронил автомат. Правой рукой он ухватил пса за пасть и попытался высвободить руку, но пёс держал его железной хваткой.

Во время борьбы с собакой Егор ощутил сильный удар в живот и потерял сознание. Но в бессознательном состоянии он находился недолго, так как очнулся от другой боли, в груди. Открыв глаза, он увидел, как овчарка, выслуживаясь перед хозяином, раздирала ему грудь, кусая куда попало. Егор пытался сопротивляться, но искусанные руки уже не слушались его.

Рядом стояли преследователи и молча наблюдали эту жуткую картину. Один эсэсовец подошёл совсем близко к собаке и спецкомандами стал науськивать её для ещё большего остервенения.

Егор, отбиваясь от буквально взбесившегося пса, который уже давился окровавленными лоскутами одежды, заметил нож за голенищем сапога эсэсовца. Из последних сил он выхватил его.

Зажав нож в правой руке, которая, к счастью, ещё слушалась, Егор распорол псу брюхо от самого низа до шеи. Пёс как ошпаренный отскочил от Егора, жалобно скуля и таща за собой кишки.

От такой неожиданности, а скорее от испуга эсэсовец отскочил от Егора и выхватил пистолет. Но воспользоваться он им не успел, так как к нему подбежал другой эсэсовец рангом постарше и что-то прокричал, после чего тот успокоился и спрятал пистолет.

Но Егору от этого не стало легче, его по приказу всё того же старшего команды перетащили на бугорок в поле, где уже стояли заведённые мотоциклы, и начали зверски избивать ногами куда придётся.

За огромным болотным кустом по горло в болотной жиже стояли Николай и Лидочка, приходя в себя от смертельно утомительного перехода.

У Николая было острое зрение, и он отчётливо видел, как вдалеке у берёзового околка немцы избивали Егора. Николай левой рукой зажимал рану на ноге, а правой крепко прижимал к своей груди голову Лидочки, не давая ей возможности повернуться. При этом по его щекам катились крупные мужские слёзы и капали на Лидочкину косу, а Лидочка всхлипывала и приговаривала: «Егорушка, Егорушка, ну когда же ты нас догонишь?»

Наконец, отведя свою злость, эсэсовцы прекратили избиение и, тяжело дыша, потащили Егора к мотоциклу. Старший команды подозвал Фрица Вебера и осведомился у него, тот ли это человек, который взял его в плен. Майор закивал и подтвердил, что это он. Затем старший эсэсовец спросил его:

– Так сколько же всего их было, трое или двое?

– Трое, – мрачно произнес майор.

Старший эсэсовец ещё долго молчал, докуривая сигарету, затем тихо сказал своему соседу:

– Всё, Ганс, приказ мы выполнили. Этого бандита, как и обещали, доставим живым или мёртвым. Что касается третьего, то я не собираюсь таскаться по этим вонючим болотам в поисках мифического русского, кладя своих людей. Дай бог отчитаться за убитых.

Ганс согласился, кивнув головой.

– Да и пса у нас уже нет, а без него мы как без рук.

– Да, не повезло Рексу, хорошая была псина, – закончив курить, проговорил Ганс, затем он глянул на избитого Егора и продолжил: – Даже не верится, что этот ублюдок отправил к праотцам почти всё наше командование части. Даже самого штурмбанфюрера Штерна, которому фюрер лично вручал Железный крест за умиротворение французских и польских деревень.

– А что, его не спасли?

– Как спасать, если ему башку снесло? Такое впечатление, что там разорвался снаряд от гаубицы.

– Эх, а ведь я их предупреждал, дорогой Ганс. Усильте охрану. В ответ они смеялись: «От кого усилить, от стариков, которых почти всех перевешали?» Они думали, будет как во Франции: повесят несколько бандитов, и все вокруг станут шёлковыми, – и старший команды, докурив сигарету, швырнул её в сторону Рекса, который жалобно скулил, глядя на своих хозяев. – Ганс, пристрели пса, чтоб не мучился.

– Ладно, Пауль. Конечно же, ты прав, это не цветущая Франция, и какого чёрта нас сюда занесло? – зло пробурчал Ганс.

Старший эсэсовец приказал забросить Егора в коляску мотоцикла и везти в штаб части.

Когда почти бездыханного лейтенанта за руки и за ноги забрасывали в коляску мотоцикла, он открыл глаза. Всё было в перевёрнутом виде, однако он узнал бывшего пленного немца, который стоял в стороне, опустив голову. Егор что-то проговорил распухшими губами сквозь кровавую пену. Майор тогда не понял смысл этих слов, но запомнил, а впоследствии перевёл. Это было русское слово «спасибо».

Кроме того, майор заметил, как из его разодранной в клочья гимнастёрки что-то выпало. Когда все отошли к мотоциклам и приготовились к отъеду, он подобрал потерянное. Это было удостоверение личности Егора и письмо-треугольник на родину от Исмагилова.

Глава 12

Кое-как выбравшись из болота, Лида и Николай упали на траву.

– Коля, ты можешь идти? – тяжело дыша, спросила Лида.

– Я сюда-то еле доплёлся, – со стоном произнёс Николай. – Сильно болит нога, когда наступаю, всё тело прожигает.

– И, тем не менее, надо идти. До Малоросьяновки километра два, там у меня родственники, может, приютят.

– Придётся на одной ноге прыгать.

– Ничего, Коленька, помогу, ты обопрись на меня.

И девушка начала помогать подняться Николаю. Стоная и ругаясь, он всё же встал, однако о каком-либо движении не могло быть и речи, настолько он себя плохо чувствовал.

– Тебя всего трясёт, – произнесла Лида, щупая лоб. – К тому же большая температура. Боже, что же делать, Коленька…

Не в состоянии больше придерживать массивное тело парня Лида медленно опустила его на траву.