Сеня. Юбка!
Яков Иванович смеется вместе со всеми.
Яков Иванович. Бороды-то, да.
Монастырский. Бывает… Гавриил, погляди пока мои карты, а я побренчу. (Наигрывает тихо на гитаре и иногда так же тихо подпевает.)
Одну минуту все, перестав играть, слушают его.
Прелестнов. Пасс!
Паулина. Стучу.
Елизавета Семеновна. Втемную. Яков Иваныч, пастилы не хотите? Пастилы, я говорю, пастилы! Кушайте, пожалуйста, я вас очень прошу… Таня, подвинь же к Якову Иванычу пастилу, положи ему на блюдечко. Мне четыре карты. Кушайте, Яков Иваныч! Сегодня моему Тимофею Аристарховичу генерал обещал награду…
Таня опускает глаза, сам Горожанкин быстро и глумливо взглядывает на жену и принимает серьезный вид.
…да, небольшую пока, но потом обещали еще: генерал его так любит. Вот мне и захотелось доставить себе небольшое развлечение, мы живем так замкнуто… Поправь галстух, Тимофей Аристархович.
Горожанкин (сдерживаясь). Надоели вы мне с этим галстухом, Елизавета Семеновна. Ведь хорошо же.
Елизавета Семеновна (строго). Дай, я сама поправлю… подержи карты, Сеничка. (Поправляет.)
Горожанкин (сдерживаясь). Ну вот… ладно, ладно.
Сеня (громким шепотом). Мама, у тебя туз!
Горожанкин (строго). Этого нельзя говорить вслух, что ты, не знаешь?
Разыгрывают.
Паулина. Опять Елизавет Семеновна все взятки взяль. А я опять ремиз ставиль!
Прелестнов. Запишите ремизик и за мною.
Елизавета Семеновна(взволнованная и покрасневшая). Мне всегда так везет, даже неловко! Сколько там орехов?
Сеня. Мама всегда втемную и всегда выигрывает! Папочка, играй и ты втемную.
Горожанкин. Не лезь, тебя не спрашивают.
Сеня. Я так сказал.
Горожанкин. А так, так лучше молчи. (Презрительно.) Чепуха какая, эти орехи!
Таня. Отчего же, папа? Всем весело.
Горожанкин (фальшиво улыбаясь). Да я не спорю, а так… играть так играть.
Елизавета Семеновна. Ты лучше яблочка скушай, Тимофей Аристархович, ты их любишь, я как раз по твоему вкусу выбрала: немного с кваском.
Горожанкин. Не люблю я яблоки… ну, давайте. (Ест.) Ничего!
Прелестнов. Пес! С кислинкой-то хорошо для закуски… (Спохватившись.) Вам сколько прикажете карт, Елизавета Семеновна?
Елизавета Семеновна. Четыре.
Паулина. Мне одну, хорошую.
Прелестнов. Не везет мне сегодня… Егор, иди-ка посиди, а я ноги разомну, отсидел. Да и к студенту нашему загляну, что-то он все…
Горожанкин. У них головка болит.
Таня. Да, голова болит… пойдите к нему, капитан, посидите.
Монастырский. Иди, Гаврюша. Ну-с, теперь я с вами расправлюсь, Полина Ивановна. Стучу!!
Играют. Капитан идет к Таежникову и садится возле постели на стул. В течение их дальнейшего разговора со стороны играющих доносятся возгласы: «пасс!», «стучу!» Изредка громкий смех Паулины и Сени.
Прелестнов. Ну, как, брат Миша? Голова болит?
Таежников (не меняя позы). Нет. А ты что же бросил игру?
Прелестнов. Игру? Позволь тебе заметить, юноша, что старого воробья на мякине не проведешь. По-твоему, это игра… в орехи! – а я, извини, называю это идиллией в прозе. Человека, который в одну ночь просаживал по сотне рублей казенных, посадить за этакое упра-жне-ние – это даже оскорбительно. Пастила, яблочки, орехи! Ты любишь идиллии в прозе, Миша?
Таежников. Люблю.
Прелестнов. Извини, Миша, но не верю: мы слишком схожи с тобою характерами, чтобы ты мог преклоняться перед такою… преснятиной. Яблочки! (Наклоняется к студенту и смеется, подмаргивая.) А Тимофей Аристархович-то? Чиновник-то?
Таежников. Ну? Что Тимофей Аристархович?
Прелестнов (надувая щеки). О водочке – ни-ни! А? Чистенький-то какой?
Таежников. Ну?
Прелестнов. А сам так в лес и смотрит, в глазах этакий блуждающий огонек! Принес жалованье домой, а теперь кается, да поздно, брат, – по себе знаю это подлое состояние, испытал!
Таежников. Что же тут смешного?
Прелестнов. Смешно! Кровопиющему тигру – и вдруг яблочка! Пастилы! Орешки!
Таежников. Глупо, капитан.
Прелестнов. Да? Извини, Миша, – глупо, да. Тут идиллия, тут, можно сказать, человеческие сердца отдыхают, а я… Эх, Миша, да разве я сам этому подлецу, этому мерзавцу, этому безнравственнейшему алкоголику не завидую? Завидую. Окружен почтением и лаской, жена то и се, яблочки, наконец – пастила! А моих домашних знаешь? Жену, мамашу и трех своячениц, весь тот мой зловредный гарем? Враги человеку, самые жестокие и даже беспощадные! Я женщин боюсь, Миша. Почему я брожу, как Вечный жид в сочинении господина Евгения Сю[22 - …«я брожу как вечный жид в сочинении г. Евгения Сю…» – Эжен Сю (1804–1857), французский писатель, в своем авантюрном романе-сатире «Вечный жид» (1844) описал похождения скитальца-еврея Агасфера, воспользовавшись сюжетом многочисленных средневековых сказаний об осужденном Богом на вечное странствование за то, что не дал изнемогшему под тяжестью креста Иисусу Христу отдохнуть в своем доме по пути к Голгофе.]? Не осуждать ты должен, Миша, а протянуть руку сострадания и помощи!
Таежников. Да я и не осуждаю.
Прелестнов. И понимаешь: ни копейки! Хранилища пусты, как лопнувшая банкирская контора. Но – бросим эту гнуснейшую прозу, я ведь знаю, что и твои хранилища пусты, иначе – ни сантима? Ну, конечно, разве бывают у благородных людей деньги! Но не беспокойся обо мне, я как-нибудь устроюсь. (Наклоняясь, внушительно.) А скажи, Миша, как это у тебя… вообще, твои идеи, а?