Милые призраки

Недурен цветочек. Крепче держите его, Полина, а то Татьяна Тимофеевна отнимет.

Паулина (прижимая руки к груди). О! Я не дам.

Таня. Я пойду искать себе. Я и не знала, что здесь есть цветы, надо Сеничку послать… (Отходит.)

Прелестнов. Ты любимец муз, Егор. Получив аванс, ты и на этой скудной ниве срываешь розы… о изменчивая богиня счастья, фортуна! Наполним фиалы!

Таежников присоединяется к Тане, безуспешно ищущей цветок Останавливаются недалеко, возле груды досок. Монастырский, аккомпанируя на гитаре, поет чувствительный романс, к нему присоединяются охрипший тенорок капитана и контральто Паулины; поют тихо и складно.

Таежников. Не ищите напрасно, Таня. На этой скудной ниве, как верно выразился пьяный капитан, вы не найдете живых цветов. То – мертвый цветок: разве вы не заметили, как бледны его лепестки, как безжизненно его чахлое лицо? Присядем здесь.

Таня. Вы были такой веселый… что опять сталось с вами?

Таежников. Я не знаю, Таня. Но, когда я смотрел в небо, какое-то темное предчувствие шевельнулось во мне… точно чье-то черное крыло на мгновение закрыло синеву и смятением наполнило мою душу. Какое-то несчастье ждет меня, Таня.

Молчание. Таежников задумался. Таня беспокойно и ласково смотрит на него.

Таня. Что с вами, милый… Михаил Федорович? Вы еще никогда не говорили так.

Таежников. Разве никогда? Да, я многого совсем Не говорю… и многое говорю не так, как надо. Кто я – злой или добрый, разгадать мне это?

Таня. Сегодня вы добрый, как… как…

Таежников (улыбаясь). Почти как вы – да. Не знаю, почему, но нынче все время я чувствую за собою благостную и печальную тень одной женщины. Нет, не думайте… я говорю про мою умершую мать, о которой я также никогда не говорил вам. Зачем она пришла? Что она хочет сказать мне?

Таня (тихо). Она часто приходит?

Таежников (также тихо). Нет. Таня, а что, если я скоро умру? Вы и представить не можете, до чего иногда я боюсь смерти – до ужаса, до подлости! Мне так много нужно сделать, но вдруг она раньше схватит и перервет мою глотку… это мой враг, Таня. Это она так жестоко иссушает мою душу и пьет мою кровь, это она в зародыше губит цветы моих творений, это она не хочет, чтобы я стал… (тихо) великим. Она убьет меня! Вы знаете, что однажды я уже стрелял в себя, вот сюда, вот в это место. Кто тогда поднял на меня мою руку? А если опять? Ведь так трудно, так страшно жить, Таня!

Таня (складывая руки, как на молитве). Если вы умрете, я тоже не останусь жить.

Таежников (рассеянно, не вникая в смысл). Да? Вы добрая, Таня. (Хмуро.) Ну, довольно. – Хорошо они поют.

Таня. Хорошо.

Таежников. И почему капитан старик и уже скоро должен умереть, когда он еще ребенок? Лысый, пьяный, красноносый ребенок. А Монастырский и вовсе не пьян, он ведь хитрый, Таня. Он только еще боится поверить в свою фортуну, а когда поверит…

Таня (оглянувшись, вскрикивает). Ванька идет! О Господи!

Отодвинув доску, на пустырь пролезают трое пьяных фабричных; у одного, Ваньки, гармония, на которой он немедленно начинает пиликать. Приближаются к Паулине и остальным.

Паулина. Ванька!.. Ой, я боюсь. Егор Иваныч, я боюсь, он меня убьет. Я ему совраль, что дома буду.

Прелестнов (выступая вперед). Позвольте!.. Эй, посюшьте, вам что здесь надо? Место занято нами, проваливайте, друзья.

Ванька (переставая пиликать и с усмешкой переглядываясь со своими, нагло). Это кто же его занял? Ты, что ли?

Прелестнов. Не ты, а ваше благородие… ск-а-тина!

Ванька. С морды-то будто и не похоже на благородие, а скорее свинья на огородив!..

Хохочут. Ванька пиликает.

Прелестнов. Это… это черт знает, что такое! Какая-то наглая харя… пароль донер!

Ванька (переставая пиликать). Пороли не пороли, а не ты на козлы клал, благородие красноносое! Митька, гляди – и твоя Танька тут… вот так баре, всех наших девок забрали. Полька! – ты это что же, а? Пошла домой, а то гармони не пожалею, сейчас об твою голову разобью! Ну?!

Паулина. Ой, не надо, Ванька! Я пойду!

Ванька (пиликая). Или три рубля давайте, слыхали? Даром грабить себя не позволю.

Митька (хрипло). И пять дадут, как морды считать начнем.

Прелестнов (краснея и надуваясь). Послушай, ты… червяк! Вон отсюда! Сейчас хожалого[15] позову.

Ванька (бросая гармонию). Скорее зови.

Быстро бьет Прелестнова, и тот валится. Смутно понимая, в чем дело и отчего он упал, на карачках отползает в сторону.

Пьяные хохочут.

Куда же вы, ваше благородие? Посидели бы с нами. – Дай гармонь, Степа.

Митька (хрипло). В Киев на богомолье пополз.

Хохочут.

Таежников (дрожа от гнева и невольного страха). Ах, негодяй!

Таня (не пуская). Михаил Федорович! Я не пущу, они вас убьют.

Ванька. Смотри, Мить, барин-то к твоей приспособился, хлеб отбивает. Стыдно, барин!

Таежников. Молчать!

Ванька (весело). Да ты что из-за досок кричишь, какой храбрый? Ты сюда выйди, а? Сюда-то не хочешь – не ходи, мы сами к тебе придем. А гитара еще чья?

Монастырский (хрипло). Моя.

Ванька. А ты еще откуда заявился, сирота казанская? Твоя, говоришь? Ну – помяни ее во царствии небесном.

Бьет гитару ногой. Хохот.

Монастырский. Ты гитару? Ты… мою… гитару?! А?!

Ванька (важно). Не ори. (Пиликает.) Полька, ты скоро?

Монастырский. Полька?.. Ах?!

С невнятным и грозным ворчанием набрасывается на пьяных, в три-четыре удара разносит их. Убегают за угол, он их преследует. (Эту сцену желательно провести возле кулисы, так, чтобы самая драка происходила за глазами зрителей.) Крики, ругань, топот, постепенно затихающие.

Паулина. Ой, боюсь! Ой, молодец-молодец! (Бьет в ладоши.) Ага, Ванька!.. Так, так!..

Прелестнов (сидит на земле, восторженно поощряет). Так их! Ага! Бегут! Гони их! Ага! Молодец Егор, постоял!

Монастырский (весь взъерошенный, возвращается, поднимает гармонию и с размаху бросает ее вслед убежавшим). Гармонию возьми! Ах, черти пьяные… гитару, а?

С волнением разглядывает гитару. Паулина также. Капитан, поднявшись, несколько ошалело оглядывается и торжествующе грозит кулаком куда-то вдаль.

Прелестнов. Подлецы! Хамы! (Объясняет, отряхиваясь.) Конечно, я упал, да и всякий благородный человек на моем месте упал бы – верно, Егор? Нет, какое свинство. Без объявления войны… и, так сказать, вторгся в пределы!

Монастырский (кладя гитару). Нет, ничего, пустяки… от трещинки-то она еще лучше зазвучит, как заклеим. Испугались, Полина Ивановна?

Паулина. Вам больше гитару жалько, чем меня. (Губы ее дрожат.) Ванька меня убить хотель, а вы… гитару. Какие все люди плохие!..

Монастырский. Ну что вы, Полина Ивановна! Да разве я допустил бы! Он и Мишу оскорбил, такой хам. А про гитару я потому, что это, если можно выразиться, наиболее доступное и вообще… Какой я рыцарь, Полина Ивановна, это мой Гаврюша рыцарь, а я… да-с. Ну, а за гитару свою всякий имеет право, гитара – это… (Испуганно.) Миша! Что с ним?

Таежников, молча, горящими глазами наблюдавший за схваткой, заметно бледнеет; в момент последующего разговора с ним делается дурно, на мгновение он теряет сознание. Таня в страхе зовет.

Таня. Егор Иванович, скорее! Ах, Боже мой, что с ним… Михаил Федорович, очнитесь.

Монастырский. Эка! Надо воды ему. Миша!

Прелестнов. Пройдет-с, это временное. Попал, так сказать, в сферу огня и… Но какой чувствительный юнец, падает в обморок, подобно кисейной девице…

Монастырский (сердито). Молчи, ты! Эта девица десяток таких, как ты, проглотит и не поморщится… А что он даже запаха хамства не выносит, что даже намек на оскорбление… Нет, Таня, голову ему держать не надо. Миша, а Миша? – Не всякий, брат Гавриил, способен на четвереньках вокруг света проползти…

Паулина (смеется сквозь слезы). Ой, какой он быль смешной!

Прелестнов (приосанившись). Нет – ты это серьезно, Егор? Жаль, очень жаль!

Монастырский. Отстань. – Миша, ну как?

Таежников (очнувшись). Ничего. Нервы… Фу, как это нелепо… дай мне водки немного.

Монастырский. Нету, Миша, всю вылакали, а вот пивка… это тоже, брат, помогает, пей, пей. Что морщишься – теплое?.. вот так, вот и хорошо, щечки-то и порозовели. А гитара-то цела, Миша!

Паулина. Ванька такой разбойник, его в тюрму надо.

Таня (тихо). Может быть, мне лучше уйти, Михаил Федорович?

Таежников. Почему?

Таня. Так. Правда, они все пьяные, но… Он так называл меня перед вами, и, Может быть, мое присутствие теперь неприятно? Лучше я уйду…

Таежников (скрипнув зубами). Останьтесь! И сколько в вас, Таня, этой рабьей покорности, невыносимого смирения… ну, что вы улыбаетесь?

Таня. Так.

Таежников. Так! Поймите же, Таня, что вы не ангел, чтобы так улыбаться, не святая…

Монастырский. Миша! А ты видал нашего героя, как он на четвереньках полз?

Прелестнов. Но, но!..

Все громко и немного истерически хохочут.

Смешно?

Хохот сильнее.

Свинство, господин студент! Свинство! И ты, Егор… мог ли я ожидать, чтобы дружба, это священное чувство… Прощайте! (Дрожащими руками нахлобучивает фуражку.) Честь имею!

Монастырский. Да куда ты?

Прелестнов. В другое место, где если и не уважают седин, то и не смеются над ними. Вам смешно, что пьяный безобразник ударом своего грязного кулака сбил с ног у… утомленного старца? Вам, судари мои, потешно, что человек, имеющий от роду шестьдесят лет, не вступил в драку с фабричным Геркулесом… да-с! – и на четвереньках, в жалком и позорном виде, подобно пресмыкающемуся раку, влача, так сказать, во прахе свои седины… Нехорошо-с, судари мои, недостойно современной молодежи, когда великие учители наши, Грановский[16] и г. Некрасов, и сам неистовейший[17] Виссарион… Недостойно-с!

Таежников (хмуро). Прошу у вас извинения, капитан. Искреннейше и почтительно от лица всех прошу простить нас, капитан. И, если вы окажете мне честь и протянете вашу руку в знак примирения…

Прелестнов. Что я слышу!

Монастырский. Верно. Извини меня, Гавриил… знаешь, как-то скотинеешь от этой водки… извини и протяни руку!

Прелестнов (одновременно всхлипывая и смеясь). Что я слышу? Друзья мои! Современная молодежь! Учители наши, го… господин Грановский и Николай Алексеевич Некрасов… Нет, не могу. Наполняй фиалы, Егор! За современную молодежь! За честный труд и священные лозунги наших надежд!

Все серьезно пьют.

Монастырский. Идет!.. Миша, подтягивай. (Поет.)

Смело, братья, ветром полный,Парус мой направлю я…Полетит на быстры волныБыстрокрылая ладья!.. Полетит…[18]

Все подтягивают. Таежников поет так, будто молится, наивно и почтительно смотря в рот Монастырскому.

Монастырский.

Там, за далью непогодыЕсть блаженная страна…

Поют. Со стороны забора, где калитка, появляется необычное шествие: генеральша Тугаринова, важная и, видимо, взволнованная дама, ее дочь, красавица Раиса Филипповна, и горбатый Сеничка, ведущий их. С удивлением смотрят на поющих, которые их не замечают.

Сеня. Вот они, я говорил, что они тут. Таня! Таня (вскрикивает). Михаил Федорович, смотрите!

Пение обрывается.

Тугаринова. Нет, что это за концерт? Куда ты ведешь меня, Раиса? И Мишель… Что это, Боже мой!

Раиса (усмехаясь). Успокойтесь, мама. Возьми это, мальчик, и ступай. Здравствуйте, Мишель. Извините, что мы помешали… здесь так весело, но на вашей квартире нам сказали, что вы здесь, и этот горбатенький…

Таежников. Его зовут Сеней.

Раиса. Вы по-прежнему любитель номенклатуры? Здравствуйте, Монастырский.

Монастырский неловко шаркает. Несколько смущенный капитан, Паулина и Таня отходят в сторону; Таня, тихонько уговаривая, выпроваживает Сеню, которому хочется поглядеть.

Тугаринова (нервно играя лорнетом). Очень жаль, что мсье Монастырский не предупредил нас, какое общество мы можем встретить…

Раиса. Он предупреждал, мама.

Тугаринова. Но я этого не слыхала! Что это, бутылки, да вы пьяны, Монастырский, у вас возбужденные глаза!

Монастырский. Помилуйте! Кха… прекрасная, знаете, погода… мы только пиво пили.

Тугаринова. Пиво? Нет – и что это за место? Раиса, я, наконец, прошу тебя объяснить… Здравствуйте же, Мишель!

Таежников (насмешливо). Здравствуйте, тетенька!

Тугаринова (растерянно). Тетенька? Но… Но какая же я вам тетенька? Наше родство так отдаленно, и вообще вы никогда не позволяли себе афишировать… тетенька! Какое мещанство!

Раиса. Мама!

Тугаринова. Но позволь же и мне сказать, Раиса! И если уж по твоему капризу нас завели в такое место, где меня зовут тетенька, то имею же и я право… Мишель! Как я уже писала вам, вы не должны так амбициозно относиться к тому случаю, ну – прискорбному случаю, если хотите. Глупый лакей перепутал места за столом, и, наконец, я же извинилась. И мой муж, а ваш благодетель, генерал Филипп Григорьевич, да, благодетель… Что это за неприличный смех, Мишель?

Таежников громко смеется. Монастырский неодобрительно качает головой и делает предостерегающие знаки.

Нас здесь оскорбляют!

Раиса (спокойно, слегка презрительно). Никто нас не оскорбляет, мама. Монастырский, будьте любезны, попросите маму и отойдите немного в сторону: мне надо поговорить с Михаилом Федоровичем… Идите, мама, идите. Вы платок уронили.

Монастырский (поднимая платок). Извольте платочек. Глубоко сожалею, ваше превосходительство, что роковая случайность… прошу вас пожаловать сюда, ножку не ушибите!

Тугаринова (раздраженно). Какую еще ножку?

Монастырский. Сор, кирпичи, всякая гадость-с. Тут беднота по праздникам гуляет… ничего не поделаешь, ваше превосходительство! Гуляют! Хорошо бы сесть, но… можно на досках, доски очень хорошие и совершенно сухие…

Тугаринова. Сухие? Что вы говорите такое? сухие? Кто сухие?

Монастырский. Совершенно сухие, вашество, не извольте беспокоиться. Уже две недели хоть бы капелька дождя – просто ужас! Давно изволили быть в имении, ваше превосходительство?

Тугаринова. Мы только что оттуда. Но я в ужасе, мсье Кладбищенский: что это за общество…

Разговаривают. Монастырский старается из досок сделать подобие кресла. Те трое в сторонке. Таежников и Раиса одни.

Раиса. Вот я и пришла, Мишель… Посмотрите на маму; она убеждена, что ее сейчас ограбят и убьют по меньшей мере. Я пришла, Мишель. Когда-то вы изволили потешаться над моей эксцентричностью, но теперь, согласитесь, она оказалась весьма кстати. Вы не думаете?

Таежников. Нет. Зачем вы пришли?

Раиса. Затем, что вы мое последнее письмо даже не потрудились распечатать, а я не имею обычая оставаться без ответа. Но вы так худы и бледны, Мишель: вы больны или голодны?

Таежников (усмехаясь). Прямо к цели?

Раиса. Да, это мой девиз: всегда прямо к цели. Мне надобен ваш совет, Мишель: мсье Батурин делает мне уже вторично предложение руки и сердца… у него очень любящее сердце, и я обещала подумать, но не могу же я ждать, пока вы пожелаете распечатать мое письмо! (С ударением.) Он мне нравится.

Таежников (хмуро). Избавьте меня от этой игры.

Раиса. Какая же это игра? Но… извольте. Тогда скажите прямо: вы решительно не хотите сознаваться, что любите меня?

Таежников (морщась). Фу, как это цинично, Раиса. Вы грубы, точно следователь на допросе!

Раиса. На вас не угодишь. Вы любите меня или нет?

Таежников (резко). Нет. Я уже докладывал вам.

Молчание. Раиса несколько бледнеет.

Раиса. Кажется, мама успокоилась, ваш друг совершил чудо. А кто эта хорошенькая девушка, которая была с вами: у нее интересное лицо.

Таежников. Это вас не касается.

Раиса. Вы правы. – Так как же, Мишель?

Таежников. Нет, – почему вы решили, что я должен любить вас? В вашем характере есть отвратительные черты, Раиса: вы холодны, как ледяная вершина, и сатанински горды, весь мир должен прийти и поклониться вам. И вы до сих пор не можете примириться, что какой-то жалкий студентишка, почти приживальщик в доме вашего отца, осмеливается остаться равнодушным и даже – смеется!

Раиса. Вы не студентишка, и вы не жалкий, вы сами это знаете.

Таежников. А кто же я, герой? (Горько.) Посмотрели бы вы на этого героя десять минут тому назад… э, да что! Кто я? Где мое право на любовь? Я права на жизнь не имею, а мне суют любовь, за которую мне нечем платить!

Раиса. Кто так спрашивает, тот уже приобрел право на жизнь… и любовь.

Таежников. Как холоден ваш ум… он так же холоден, как и ваша красота, Раиса. Кто спрашивает! Мне нечем платить за вашу любовь, Раиса, а даром я ничего не беру, я в царствие небесное войду, только сломавши дверь… будьте снисходительны к гордости пролетария, это единственное, что я еще имею.

Раиса. А эти, ваши новые друзья, – вы думаете, они ничего от вас не потребуют за свою любовь! О, еще больше, чем я!

Таежников. Им я отдам себя.

Раиса (страстно). Себя! А разве я ищу другого, а не вас?

Таежников громко смеется.

Раиса (вспыхивая, презрительно). Пребывание в этом… обществе не улучшило ваших манер.

Таежников. Да, и я нахожу этот разговор излишним. Что вы хотите, Раиса… я уже устал от ваших преследований.

Короткое молчание.

Раиса. Преследований… вы так это называете? Хорошо. Что мне нужно? Рискуя снова услышать ваш смех, я все же отвечу: вас. Мне нужно только вас и больше ничего. Грубо, да. Но все прямое кажется грубым, я же смела и горда достаточно, чтобы из всех линий, по которым ползают люди, знать только одну – прямую. О, улыбайтесь… это не смущает меня. Я… люблю вашу улыбку. Я люблю… вас. Вы еще сами не знаете, кто вы – жалкий студентишка, как вы себя назвали. Ваши горящие глаза…

Таежников. Прошу вас не говорить этого!

Раиса (покорно). Хорошо, я не буду. Но вы ошибаетесь, Мишель, думая, что это я прихожу к вам повелительницей и богачкой, нет, это вы повелитель, это ваши богатства безмерны и бессчетны, а я только нищая у ваших ног! Мне холодно, Мишель, моя душа под вечным снегом, а в вас неугасимый огонь, неистощимое волнение, которое покоряет меня. Ваши чувства и мысли кружатся, как в Мальстреме[19], и увлекают мое холодное воображение, будят к жизни уснувшие страсти. С вами я почти… гениальна, без вас я холодная, злая и скучная красавица, генеральская дочь!.. Раиса Тугаринова, богатая невеста со скверным характером!

Короткое молчание. Таежников поколеблен.

Таежников (смотря в сторону). Вы знаете… вы знаете, что я получаю только отказы в редакциях? Да, не годится. Замыслы ничего, а так, в исполнении, плохо. Кое-где смеются над… моими произведениями, извиняют молодостью.

Раиса (презрительно). Оставьте их!

Таежников. Но я могу и не… выдержать. (Смотря в сторону.) Мне очень трудно. Болит грудь и… впрочем, не важно.

Раиса. Вы выдержите все, Мишель! Такие не погибают ни от голода, ни от болезней, разве вы сами не чувствуете этого?

Таежников. Да. (Доверчиво.) Вы так думаете? А если я умру или… нет, ничего.

Раиса. Сейчас, вашим видом, вы пугаете меня. Вернитесь к нам, Мишель. Вы вернетесь? Я… я буду ждать, сколько хотите, только дайте мне место в вашей душе… (дрогнувшим голосом) хоть немножко.

Молчание. Раиса осторожно касается его руки.

Таежников. А они?

Раиса (презрительно). Эти?

Таежников (отодвигаясь). Как вы сказали, Раиса? Эти? Что это значит: эти? Да, я про них говорю… вон, стоят и ждут, пока генеральская дочь и будущий гений не обсудят свои дела. Боже мой, как легко совершить невежливость: заговорившись с вами, я и забыл, что они вам еще не представлены. Капитан!

Раиса (поспешно). Нет, не зовите. Потом, когда-нибудь, может быть, я их и полюблю – вы этого хотите, Мишель? – но сейчас они… я их не хочу!

Таежников. Смотрите, Раиса! Осторожнее, прошу вас. Они – это я.

Раиса. Н-нет! Они прах, глина, а вы творец. Когда они пройдут через вашу душу, я… я полюблю их, а сейчас – нет.

Таежников. Вы, кажется, ошибаетесь, Раиса. Вам нужен не творец… ведь они также созданы творцом! а повар, который должен приготовить эту дичину по вашему вкусу. Я не повар. Мы слишком заговорились: идемте к ним!

Раиса. Я не хочу. Кто эта девушка? Она любит вас? Нет, нет, не смотрите на меня так. Я не пойду. Хотите, я здесь, при всех, стану перед вами на колени, Мишель!

Таежников. Не смейте!

Раиса. Я стану.

Таежников. Тогда я их позову смеяться над вами. Капитан, сюда! Татьяна Тимофеевна! Монастырский!.. Прошу вас сюда.

Прелестнов (издали, охорашиваясь). Слушаю-с.

Раиса (гневно). Вы или больны, и тогда я вас извиняю, или… в вас нет простой порядочности. Вы хотите меня знакомить? – хорошо. Мама, иди сюда. Этих дам зовут, кажется, милыми, но погибшими созданиями, да?

Таежников. Да, их так зовут.

Все собираются.

Тетенька, пожалуйте, прошу вас. Извиняюсь, господа, что я под влиянием этого внезапного нашествия забыл исполнить долг вежливости и познакомить вас… Ваше превосходительство, позвольте вам представить капитана…

Прелестнов (изящно шаркая). Гавриил Прелестнов. Я уже имел честь встречаться…

Таежников. Генеральша Тугаринова. – Татьяна Тимофеевна!.. Прошу вас.

Тугаринова. Но это Бог знает что! Нет, нет, капитан… господин, пожалуйста, не целуйте мою руку.

Прелестнов (пожимая плечами). Виноват-с. Но как долг вежливости… сожалею, что обеспокоил.

Таежников. А это… Татьяна Тимофеевна – милое, но погибшее создание[20]. Фрейлейн Паулина – также. Генеральская дочь – Раиса Тугаринова.