Не убий

Яков. Да не выдаст. Вы его не знаете. Ему грешники непокаянные нужны, которых сосать можно, а явленные зачем ему? От явленных ему никакого удовольствия нет. Бросьте его: моя он забота, а не ваша. Что ж, бабочка, стоим? – Поедем куда или что?

Берет Василису Петровну за руку: Василиса Петровна испуганно и несколько брезгливо отдергивает руку.

Василиса Петровна. Нет, нет, что ты выдумал, Яков. Мы никуда не поедем! И ты, пожалуйста, не выдумывай этого – ехать.

Яков (согласно). Что ж, не надо ехать, так постоим. А может, и стоять не надо? Я, Василиса Петровна, на все согласен. Нашего Яшу хоть в пирог, хоть в кашу.

Василиса Петровна. Я знаю, ты очень добрый. И ты очень деликатный человек, Яков: я редко видала людей из высшего звания, которые были бы так деликатны. Да мы здесь побудем, мне надо. Тут никого? Ах, Яша, я так боюсь… ну, ну, ничего. Яков, а деньги ты хорошо устроил? Ты так легкомыслен, Яша.

Яков. Устроил.

Василиса Петровна. Помни же, что за мной еще твоих сорок тысяч. Я нарочно не даю их тебе, я просто не верю в твое благоразумие. Но если понадобится или вздумаешь солидно устроиться, то только скажи. Скажешь?

Яков. Ладно.

Василиса Петровна. Только слово скажи, понимаешь? И сейчас же деньги будут у тебя, а пока ты, конечно, получаешь на них проценты. Маргарита с тобой?

Яков. Со мной.

Василиса Петровна. Ну и хорошо, что с тобой. Только будь с ней осторожен, Яша: она девушка благородная, прекрасная девушка, но у нее бывают фантазии… Ты ее очень любишь, Яков?

Яков. Я всех люблю, Василиса Петровна.

Василиса Петровна вздыхает.

Василиса Петровна. Да, я знаю. Разошлись наши дороги, Яшенька… только бы тебя Бог устроил, день и ночь молюсь Ему об этом. Ты еще не знаешь, Яков, какая я благодарная, – и ты для меня навсегда первый в молитвах моих человек. Сперва за родителей, потом за Николая Ивановича – ты его не знаешь, Яша, был такой человек, – а потом за тебя, Яша, я и за Петра Кузьмича молюсь (крестится). Царство ему небесное и вечный покой.

Молчание. Часы бьют три четверти.

Яков. А какой ему Митька-наследник памятник ставит! Спрашивал я рабочих, говорят, тысяч тридцать стоить будет.

Василиса Петровна. А ты ходил разве?

Яков. С Феофаном ходили. На могилке посидели, папиросочку покурили, поплевали. Эх, Василиса Петровна, решил я окончательно, что и не человека я убил, а так, неведомую зверушку. То ли я на могилке сижу, ножки свесил, то ли на качелях качаюсь – одна во мне стать. Говорит Феофан, что совести, например, у меня нет… Что ж, может, и от этого, может, и от другого чего. Легко сказать, что совести нет, а куда она, например, могла деваться? У всех есть, а у меня нет. Василиса Петровна, а вот вы скажите: может быть человек на свете такой, чтобы совсем у него не было совести?

Василиса Петровна. Нет, не может.

Яков. Я и говорю, что не может: из одной земли все сделаны. Но только почему же, скажите мне, Василиса Петровна, не могу я почувствовать сожаления, ну тоски там, или хотя бы заплакать. Слез ли у меня нету? Вот, например, Маргарита Ивановна: ах, и до чего же она страдает! Ах, и до чего же она мучается!

Василиса Петровна. О чем же ей страдать, ведь все устроилось?

Яков. Не знаю. Я, Василиса Петровна, на родину поехать хочу, повидать захотелось. Да и Маргарита тянет – идем да идем. А спросишь куда, так только один ответ и есть: куда-нибудь. Ну и пойдем куда-нибудь – чем не дорога для нашего Яши?

Василиса Петровна. Да, да, поезжай. Мне кажется, что я могла бы тебя обожать, если бы не… Тут никого?

Яков. Никого. Вон Феофан на углу маячит, да разве он кто? Будьте спокойны, Василиса Петровна, никого нет.

Василиса Петровна. Яша… Яков, а у меня просьба к тебе, ну так я сейчас скажу. Я хорошею жизнью хочу жить, Яша, – ты понимаешь, хорошею жизнью?

Яков. Понимаю.

Василиса Петровна. Хорошею жизнью! Уж не девчонка я, не двадцать мне лет. Бывало, девчонкой и тут обещаешься, и тут заклинаешься, в три ручья ревешь, а прошла ночь – и все позабыла, как рукой сняло. А теперь у меня план есть, есть честное намерение: я уж все обдумала… давно обдумала, еще до… Понимаешь?

Яков. Понимаю. Что ж, поживите, а мы позавидуем. Так что мне делать?

Василиса Петровна. Погоди! Погоди, голубчик! Ты не знаешь, Яша, а вот в этой церкви меня крестили. Господи, прости мне грехи мои тяжкие – а в этом переулочке и домик наш был. Я это место знаю. Теперь домика нашего и в помине нет, даже место отыскать трудно, где он стоял, а как в нем жилось, Яша!.. (Плачет.) Вот часы на колокольне звонят, и тебе все равно, а для меня звон этот неизъяснимо радостен, неизъяснимо печален. Девочкой его я слышала и вот теперь слышу – Господи, прости мне грехи мои тяжкие!

Плачет.

Яков. Вот и вы плачете.

Василиса Петровна(сквозь слезы). Не буду. Яков. Да нет, плачьте. Я так. Что ж мне делать, говорите, а то не прошел бы кто.

Василиса Петровна. Яша! Я его во сне вижу.

Яков. Часто?

Василиса Петровна. Три раза. Вчера третий раз видела. Яша, голубчик ты мой, пожалей ты меня, я одинокая, я беззащитная! К кому я могу обратиться, кому могу хоть слово сказать – прятаться я должна, одинокая я, беззащитная я, женщина я слабая.

Яков. Так. Является.

Василиса Петровна. Является. А тебе?

Яков. Раз и я его во сне видал, ручкой он на меня махал. Да что? – на меня не намашешь. А на вас махал?

Василиса Петровна(с ужасом). Махал, Яша!

Яков. Ишь ты, царь собачий.

Василиса Петровна(взмахивая руками). Яков, Яков! Да разве это мыслимо так выражаться. Ты меня совсем убить хочешь, это даже неделикатно, Яша! Тут никого нет? Пожалей меня, Яша.

Яков. Жалею.

Василиса Петровна. Возьми на себя грех перед Богом… Нет, нет, погоди. Ты сильный, Яша, ты мужчина, ты ничего не боишься – и кто знает, может быть, ты прав и бояться не надо. Не знаю. Но я так боюсь, я так измучилась вся, что если ты меня не освободишь, я… я в полицию пойду. Что мне, все равно! Освободи меня, Яков. Ты должен меня освободить, иначе ты не мужчина, иначе ты не благородный человек, каким я тебя всегда считала.

Яков. Да милая вы моя… Ну и беру. Эка! Ну и беру – чего там!

Василиса Петровна(качает головой). Нет, не так.

Яков (в недоумении). А как же? Беру.

Василиса Петровна. Нет! Нет, так нельзя, Яков! Это не серьезно. Ты должен поклясться, Яков, – вот как ты должен! Ах, Господи, вдруг кто-нибудь пройдет. Яша, стань на колени.

Яков. Да зачем?

Василиса Петровна. Стань на колени – лицом к церкви. Лицом, Яша, лицом, – ах, Господи Боже ты мой, нужно же, чтоб лицо твое было видно.

Яков (неловко становится на колени, с легкой усмешкой). Так?