Октагон

«Бьянка!»

«Я не знаю, что говорить. Я плачу», – призналась она через некоторое время.

Рома опустил голову.

«Извини. Мне некому было это рассказать».

Она не ответила.

«Бьянка?»

«Не могу».

«Прости меня».

Не сразу, но она написала:

«Не извиняйся».

Рома нахмурился. Тяжесть на душе только усилилась, но пальцы сами потянулись к клавиатуре.

«Извини меня. Не надо было говорить».

«Ты любил её?» – спросила она.

Он долго смотрел на расплывающиеся буквы.

«Скажи мне, ты любил её?»

«Не любил бы, не повесился».

Беззаботные смайлики прыгали на панели для отзыва. Минуты мучительно тянулись, но ни он, ни она не решались продолжать разговор, хотя Рома чувствовал жжение в груди.

Наконец он не выдержал и осторожно написал:

«Тук».

Пауза была невыносимой.

«Тук-тук! Бьянка!!!! Тук!!!»

Через некоторое время снова дзинькнуло сообщение.

«Рома».

Он обрадовался.

«Да, Бьянка».

«Это ведь не твоё имя?»

Зрачки в глазах Ромы расширились от боли. Он закрыл глаза и, едва совладав с собой, написал в ответ:

«Мне дали его, когда я попал сюда».

Она замолчала, продолжила не сразу.

«Это навсегда?»

«Навечно».

Повисла ещё одна страшная пауза, выворачивая его наизнанку и сдавливая сердце.

«Тебе страшно?» – спросила она.

«Не знаю», – честно признался он.

«Господи, зачем я написала тебе?»

Он сжал кулаки, но, превозмогая себя, ответил:

«Прости, я не хотел. Мне действительно некому было это рассказать. Я всё время думаю об этом. Если бы я мог что-то изменить… Если бы мог… Прости меня. Правда».

Она очень долго не отвечала, и он сидел, вперившись в экран, и смотрел на расплывающиеся от предательских слёз точки и символы, складывающиеся в буквы. Спасительный звук уведомления заставил его смахнуть с глаз подступившую влагу, он приблизил лицо к экрану.

«Ребёнок должен был родиться мёртвым, – писала Бьянка. – Это должно было стать испытанием для нас».

Рома дёрнулся, перечитал снова и затарабанил по клавишам.

«Для нас? Что это значит?»

Она не отвечала.

«Это ты?!»

Она отключила мессенджер.

«Ты?! Ответь!!!»

* * *

Кристоф скатился на пол и теперь похрюкивал около кресла. Найджел положил голову на руки и что-то мычал в забытьи. Майк вывалился из шкафа и лежал не шевелясь, уставившись в одну точку. Роман подошёл к нему, присел, с трудом отлепил скотч с его губ. Майк сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

На столе в офисе Фальстома лежала толстенная папка с аккуратно подшитым проектом. Роман прошёл в кабинет шефа, сел в его кресло, пододвинул к себе папку и стал листок за листком рвать отчёт на мелкие кусочки, смахивая копившиеся белые кучки на пол. Дойдя до середины папки, он спохватился. Выбежал в комнату, стёр из всех компьютеров информацию и вернулся к столу босса. К шести утра пол кабинета покрылся, словно свежим снегом, хлопьями великого проекта демонизации системы почтовой связи.

А в половине десятого Романа передали эрцшуреру – ужасному существу, распорядителю того уровня ада, куда направляли самоубийц. Эрцшурер призвал своих подручных, с Романа сдёрнули телесную оболочку и швырнули его душу в смрадную тьму, сквозь которую она должна была пройти, чтобы затем под тяжестью своих грехов опуститься на дно и испытывать там непереносимые страдания нескончаемое количество лет.

Но, к удивлению эрцшурера и его свиты, душа Ромы вдруг замерла в воздухе, а через несколько секунд стала медленно подниматься вверх. Демонические сущности провожали её взглядами. Вскоре она исчезла.