Кузнец

Я уселся у костра рядом с напарником, Трофимом кажется. Трофим был невысоким парнем с простым, немного курносым лицом и сивыми волосами, выдававшими в нём уроженца Русского Севера (в XVII веке поморы и были основными новоселами в Сибири). Рядом с ним лежали лук, колчан со стрелами и такой же, как у меня, топор на изрядном топорище.

– Вечер добрый, – привычно поприветствовал я его.

– Чего уж доброго? Спать охота, – проворчал он. Потом оторвался от костра и посмотрел на меня.

– А ты чего ружье-то взял? Сломалось оно у тебя, не стреляет. Потому и полез ты с ножом на медведя, что оружье твое стрелять не хочет. Вот доберемся до места – может, там кузнец добрый найдется. Тогда и починит.

Да, весело. Я посмотрел на ружье. Ничего особого. Заряжается с дула. До казнозарядных ружей еще пилить и пилить. Хотя… Интересно. Замок был не фитильный, каким пользовались стрельцы того времени, а самый настоящий колесцовый. Это штука капризная. Сейчас посмотрю.

Я оглянулся. У телег спали мои попутчики. Чуть дальше примостились союзники, которых местные звали мирными татарами. Трофим уставился в костер, думая о чём-то своем. Вроде бы тихо. Посмотрел замок. Да он просто грязный. Тут вот какое дело: твердый кремень, который высекал искру, постепенно стирал и сам механизм, быстро ломал его. Потому пользоваться старались мягким. Но он, зараза, сам ломался, забивал колесико, и оно переставало вращаться.

Я быстро разобрал механизм, благо пальцы у меня теперь были такие, что хоть подковы гни. Продул. Прочистил, как смог. Вставил новый кремень. Собрал. Проверил: искра была нормальной. Хорошо бы проверить выстрелом. Только пороха жалко (в Сибири он дефицит, насколько я помню). Да шут с ним. Проверю хоть, помню ли, как заряжать. А если порох отсыреет, скажу, что послышалось, будто кто-то идет.

Засыпал порох, закатил свинцовую горошину, пыжом заткнул, насыпал порох на полку.

– Ты чего делаешь-то? – вдруг спросил Трофим, оглянувшись от костра.

– Да вот, оружье свое починял.

– А ты умеешь?

– Да тут поломка была простая.

– Ну ты кузнец! Не умел вроде бы раньше.

– Шут его знает. Само как-то вышло. Как нашептывал кто-то.

– Должно, с правильной стороны ты ударился. Иль, может, ты колдуном стал, брат?

Трофим засмеялся. Вдруг резко оборвал смех. Схватил лук, вскочил и принялся оглядываться.

– Ты что? – спросил я

– Хрустнуло что-то, – почти шепотом проговорил он.

– Может, зверь какой?

– Нет. Непохоже. Будто человек оступился.

Я тоже принялся смотреть от костра. Но только зря таращил глаза. Все же горожанин XXI века очень многого просто не умеет видеть. А может быть, Трофиму просто показалось?

Не показалось. Рядом взвизгнуло, и в Трофима впилась стрела. На еще миг назад пустую поляну вывалила толпа каких-то дикарей с деревянными палками, типа пиками, луками. Было их много. При этом шума от них почти не было. Блин, перережут сонными!

Я схватил пищаль и сразу разрядил ее в быстро бежавшего к моим соратникам мужика, в стеганом халате с броневыми накладками и с какой-то железякой. Здесь полагалось бы долго плакать и бить себя в грудь на тему гуманизма и всеобщего братства. Типа так я терзался, стрелять или нет, что просто кушать не мог. Только ничего этого не было. Оттерзался я еще в прошлой жизни. Они враги, потому или ты сдохнешь, или они. Мне почему-то больше нравится вариант, когда я остаюсь жив.

Мужика и того, кто бежал за ним, смело. Расстояние было меньше двух десятков шагов, даже из такой орясины не промажешь. Громыхнуло тоже изрядно.

Мои товарищи повскакивали, принялись искать оружие. Но враги были уже совсем рядом.

Я схватил топор и кинулся на них. Зачем? Это я потом подумаю. Вся тонкая оболочка цивилизованного человека куда-то делась. Остался зверь, который боролся за свою жизнь. В тот момент в голове не было ни одной мысли, только злоба и азарт. Резко рубанул по ближайшему врагу. Тот сложился. Следующий попытался достать меня своей пикой. Я быстро уклонился и аккуратно, на автомате, вставил ему хук слева. Прошло чисто. Не помер, но из игры выведен.

Опаньки, меня кто-то решил рубануть саблей или еще чем-то неприятным. Это совсем неправильно. С топором я не спец биться, но прикрылся топорищем. Не уверен, что это хрестоматийный вариант, но, к счастью, получилось. Ногой пнул противника в голень. Тем временем подоспели казаки и союзники, дело пошло веселее. Очень скоро на поляне врагов не осталось.

Остановился, чувствуя приближение отката. Сзади меня кто-то тронул за плечо. Я резко обернулся. За спиной стоял десятник.

– Ну, Онуфрий, доброе дело. Без тебя нас бы всех и порезали.

Не зная, как отвечать, я неопределенно пожал плечами: дескать, рад стараться на благо и во имя.

– Одно не пойму: у тебя же ружье сломано было!

– Так я его починил.

– Сам?

– Сам.

– Ишь ты, умелец! То-то Трофим, как его Пелагея перевязывала, всё шептал: «Кузнец, кузнец». Так это он про тебя! Знаешь ремесло?

– Не очень. Немного знаю.

– Что ж раньше-то не сказал? И дружки твои не говорили.

– Так оно как-то само получилось, дядька. Не знаю я, откуда. Раньше и не было.

Я решил не выпячивать свои умения. Иди знай, смогу ли я работать без своих инструментов, станков.

– И то ладно. Спасибо тебе за всех. А что кузнечное ремесло вдруг вспомнил – дело доброе. Как до Илимского острога доберемся, всё оружие неисправное посмотри. Может, что и починишь.

Рассветал новый день, начиналась новая жизнь. Похоже, что старая сошла на нет. Ну, мы еще и в этой повоюем. Хорошо бы узнать, откуда я, кто я. Хотя время терпит. Гордый собой, я отправился к своим товарищам, которые уже поднимали союзников, чтобы ехать дальше. Над высокими деревьями вставало солнце. Солнце моего нового пути. Каким он выйдет? Для чего он? Пока не скажу. Но он будет обязательно.

Глава 3. Илимский острог

До Илимского острога больше приключений не было. Сам острог, хотя и видел я его реконструкцию в сети, впечатления не произвел. Он протянулся вдоль небольшой реки Илима шагов на сто – сто двадцать. Сейчас там водохранилище, а в те давние годы был торг. На том торге мирные туземцы с мехами, медом, мясом, рыбой сходились с русскими купцами и приказчиками с товарами из Руси: главным образом оружием, скобяными изделиями, инструментами. Везли на торг хлебушек и соль, которые русские промысловые люди охотно меняли за пушнину.

Когда-то знаменитый енисейский атаман Иван Галкин по пути к Лене поставил здесь острожек. Постепенно вокруг него торг и сложился. И местные торговали, и из Енисейска, а позже и из Якутска, ставшего столицей воеводства, приезжали торговать. Прибывали даже монголы и бухарцы. Правда, нечасто.

А где торг, там и люди селятся. В остроге живут приказчик с ближниками, поверстанные казаки и целовальники, чтобы подать собирать за въезд и выезд, за торговлю, за постой, за всё на свете. Там же склады, где хранится ясак от местных народов, которые русскому царю шерть дали – присягнули на верность. Ясак тот по Лене отправляли в Якутск или в Енисейск. Откуда он уже шел в Москву, в Сибирский приказ.

Сам же острог был не особенно сильным. Башни мощные. Две проезжие, с воротами. Одна – в сторону Енисея, другая – в сторону Лены. Стоят раскаты, а на них пара пушек. А вот стены слабоваты: не из клетей, не двойные, забитые землей, чтобы ни стрела, ни ядро не пробило, а палисадом из стволов деревьев, прибитых к врытым в землю столбам. Стволы, конечно, крепкие, но настоящую осаду не выдержат. Галкин-то ставил острог не для обороны, а чтобы зиму перезимовать да летом немирные народы на Лене покорять. С Галкиным шел и Ерофей Хабаров со своими людьми. Они хоть и не поверстанные были, а вооружены не хуже. Всё-таки богатый был дядька.

Всё это я знал еще по диплому и диссеру. Не то чтобы особенно глубоко, но что-то помнил. Вот теперь и сравнивал прочитанное и увиденное, пока наш небольшой караван втягивался в острог через проезжую башню.

Внутри острога казаки остались распрягать лошадей, разбирать телеги. Я вместе со всеми разбирал мешки, какие-то кули. Трофима с его простреленным плечом от всех хозяйственных дел освободили. Ему еще хорошо если месяц до здоровья. Пока же он остался лежать в телеге под присмотром жены десятника, суровой бабы, способной не только коня остановить на скаку, но и врачевать. На местном, конечно, уровне.

Сам же десятник отправился к приказчику (так называли начальство пониже воеводы – того, кто приказывает). Вернулся он нескоро и изрядно навеселе. Хитро подмигнул казакам.

– Слушай меня, братцы! – гаркнул он. – Вон в той избе нам дадут житное и оружное жалованье. Приказчик, Демьян Тимофеевич, жалует. Пока здесь поживем, в свободных избах. А строиться будем в слободе. Понятно сказано?