– Вот я завтра пойду в милицию и все им расскажу! Никуда ты не поедешь, и дети не останутся сиротами!
– Какими сиротами?! Я же хочу обеспечить вам лучшую жизнь! Вот заработаю на «полонез» и вернусь.
– А что, на Луне есть «полонезы»? – заинтересовался Ирек.
– Ирек, марш в комнату! – завопила мама. – И ты тоже! – приказала она мне.
* * *
На следующий день отец уехал. Прислал одну посылку, а потом растаял в пространстве. И вдруг в конце сентября неожиданно позвонил.
– Малинка? Ну здравствуй, это папа звонит.
– Папа? Папа Эдек? – крикнула я на всю квартиру.
– А тебе известен другой?
Естественно, нет.
– Как ты? Откуда ты звонишь? Дать тебе маму или Ирека?
– Нет. Я с тобой хотел поговорить.
Я почувствовала, как у меня перехватило горло.
– Ты где сейчас?
– У себя. Значит, в Германии, в Гамбурге, – уточнил он. – Слушай, Малинка, я буду краток, потому как счетчик стучит.
– Слушаю, папа.
– Понимаешь, я купил себе видео и…
– Поздравляю, – вмешалась мама с другого аппарата.
Отец не сразу это понял: даже знакомые часто путают наши голоса.
– Да брось ты, ничего особенного, – ответил он. – Но понимаешь, доченька, инструкция написана на японском и на английском. Выпендрились, желтопузые. А я знаю только немецкий. Перед моим отъездом ты начала ходить на английский. И вот я подумал, может, ты покумекаешь там немножко.
Ответить я не успела. Мама опередила меня:
– И как там твои успехи?
– Прекрасно, – ответил он слишком поспешно и как-то слишком уверенно. – А что?
– А то, что найми себе переводчика и поторопись найти хорошего адвоката.
– Кто это? Кто? Малинка, это ты?
– Нет, голос правосудия.
– Лапушка… – простонал папа.
– Я засекла твой номер, – соврала мама, – и завтра звоню в Интерпол. Пусть они тебе напомнят, что у тебя двое детей.
– Ты меня Интерполом не пугай! – возмутился папа. – Я помню про детей. Но мне сначала надо было обжиться, заработать.
– На «полонез». Как же, помним. «Полонез», простор и свобода. Ни стыда у тебя, ни совести. Даже жалких десяти марок за пятнадцать лет не прислал. А у твоей дочки в праздники помолвка. Бедная сиротка.
– Мама, да какая я сирота! – запротестовала я.
– Вот именно, – подхватил отец, – я ведь жив, и я помню. Когда помолвка?
– На святого Щепана[1 - 26 декабря.].
– Ты от темы-то не уходи, – атаковала мама. – Если до субботы не придет перевод, в воскресенье на рассвете жди налета полиции.
– Никакой полиции не будет. Я сейчас же звоню своему консультанту. С утра вышлю тебе чек.
– Для тебя же лучше, если так и будет. А иначе в субботу я звоню своему консультанту и посылаю к тебе киллеров с Украины. Они покруче немецкой полиции.
– Обойдемся без них, лапушка. Малинка, так что будем делать с этим текстом?
– Отдай его своему консультанту! – крикнула мама и швырнула трубку.
Через три дня пришел чек на 1500 марок, по 500 на каждого. А сам отец явился на мою помолвку. И все пошло кувырком.
Помолвка
Праздники. Елка на полкомнаты, и лампочки мигают на ней, как на авто шерифа. В общем, полный парад. Белые блузки, жесткая от крахмала скатерть. Все прикинутые: мама в жемчугах, Рафал с бабочкой, его старик весь расфуфыренный. Я как раз режу кофейный торт. Вдруг звонок. Меня словно что-то кольнуло, но я как ни в чем не бывало иду к двери. Открываю. А передо мной пирамида из фруктов. Причем сплошная экзотика. Я даже названия всех не знаю. Наверху ананас. Я раздвигаю листья, и что же я вижу? Отцовский фейс. Никаких изменений, только более загорелый, и неизменный перманент. Американская улыбка, подвешенная к ушам. А на шее шелковый шарф цвета ecru[2 - Ecru – небеленое полотно (фр.).]. Я пригласила его войти. Он вошел, поставил поднос, потом вернулся за коробкой со спиртным. Запыхавшись, притащил ее и прямиком попер в комнату.
– Приветствую родителей будущего зятя, – протянул он руку отцу Рафала. На безымянном пальце у него поблескивал томпаковый перстень с искусственным рубином размером со сливу. Папаша обожает дешевые эффекты. Он уселся за стол и подмигнул маме.
– И такие дрянные вина вы пьете на помолвке моей наследницы?
У родителей Рафала глаза стали, как у карпа на столе в Сочельник.
А папаша, ничуть не смутившись, обратился к Рафалу:
– Чем занимаешься, юноша?
Рафал, заикаясь, проблеял, что заканчивает финансовый.
– Это хорошо, сынок, – папаша одобрительно кивнул. – Я как раз ищу, кто бы смог управлять моими финансами. Сейчас ко мне плывут на корабле двадцать миллионов долларов в золоте. Мне нужно будет с ними что-то делать. Как-то инвестировать.
И он так вздохнул, словно проблема денег нагоняет на него страшную тоску. Богач. Мама знай подливает себе вина. А меня так трясло, что я едва попадала вилкой в котлету. В конце концов я не выдержала и сбежала в ванную. Вытащила из-под ванны бутыль шведского бальзама из трав и глотнула. Горько как! Еще два глотка. Ну, капельку полегче. Я вернулась в вертикальное положение и в комнату, где папаша как ни в чем не бывало беседовал с родителями Рафала. Вдруг он замолчал. А потом промолвил:
– Послушайте, дети. У меня счета в банках вдоль германо-французской границы. С ними что-то надо делать. Может, на вас переписать?