Если Вам лень читать, может быть, прочтет Мадам.
Альтшулер все-таки галантен: в списке Светил, печатающихся его иждивением, он поместил и меня. Это – мило. Кроме того, его второй номер более независимого стиля, чем первый. Я к нему опять очень благосклонен, тем более что его письмо с отказом от моих, снабженных несомненными достоинствами рукописей составлено весьма любезно и напоминает грушевый компот. Я даже послал его Вам – в том письме, на котором забыл написать адрес.
Выслушайте мои оправдания: я Вам пишу только по праздникам. В этом месяце было много праздников, поэтому столько и писем.
Кланяюсь Дамам.
Ваш Л. Добычин.
При входе в Сквер написано, чего там нельзя делать. Заканчивается так:
«За неисполнение – штраф или принудительных работ».
Я вспомнил Двинск, где на вывесках было: «Табак, сигар и папирос» и «Сыр, сметана и яиц».
Вы больше никогда не будете писать в Брянск (МВБ): пришла Ольга Пояркова!
Я передал Зайцеву поклон Иды Исаковны. Он был необыкновенно доволен.
79
16 апреля.
Дорогой Михаил Леонидович.
Если про Воблину действительно будете печатать, то вот ее новый конец – на маленькой бумажке. А про Лёшку я свои листочки выбросил, потому что это – пустяки. Но если можно печатать, пожалуйста, печатайте – чтобы привыкали к фамилии. Я теперь пишу настоящее. Если оно успеет в осенний «Ковш», то с Лешкой как-то странно печатать.
У меня был небольшой переполох: брат пришел домой и сказал: «Фомин видел где-то ваши три рассказа». Три рассказа – это «Ковш». Я заподозрил, что он уже вышел, и звонил Фомину. Оказалось, что видел не Фомин, а фоминская дочь. Я просил узнать, в чем дело, и на другой день опять звонил. Выяснилось, что фоминская дочь читала объявление о «Ковше» (я не знаком с фоминской дочерью, но среди нее славлюсь).
Лежнев прислал «Россию», денег не прислал, и я у него не спрашиваю.
Как называется Ваш роман и в скольких он частях?
Не заглядывайте на другую страницу – там письмо Иде Исаковне.
Ваш Л. Добычин.
Брянск МББ, Привокзальная, 2.
Видела во сне библиотеку:
Антирелигиозный и военный уголок. Читатели танцуют. Товарищ Митрофанов берет книгу и короткими плевками, как кассир, считающий бумажки, поплевывает себе на пальцы.
– «Александра Федоровна Григорович и младенец Георгий Рудников», – читает он, сжимает губы и задумывается. – Это критика на женщин.
– Надо изъять, – цедит товарищ Компанеец.
Блинова – лицом к двери. В нетерпении она то зажигает, то гасит свой электрический фонарь.
Вбегает Воблина и останавливается. Костлявая, лицо в тени, а белобрысая прическа, задетая закатом, – розовая.
Все подступают к ней и, перешептываясь, смотрят, как она перенесет удар.
80
Дорогая ИДА ИСАКОВНА.
Я не удивлялся, что мне не писали – поделом, мои письма были уж очень разнузданные, и я думал, что со мной вообще больше не будут иметь дела.
Поперечнюка давно уже след простыл, и вообще произошло множество перемен, я уже не помню, какие последние события мною были Вам сообщены, и не знаю, какими новостями мог бы Вас изумить.
Кажется, я не писал Вам, что парикмахер у меня спросил: «Сами броетесь наиболее?»
Зайцев опять снимался, и 18 числа будет готов его портрет. Возможно, что мне будет поднесён.
Я видел «Доротти Вернон». Она местами была немножко похожа на Вас.
С двадцатью тремя годами Вас – поздравляю. Чем больше лет, тем лучше. С нами в одном доме (в Брянске, МББ) жили Неминущие. Их бабушка (теперь умерла) говорила, что лучшее украшение дому, – это старуха.
Поите Михаила Леонидовича дрожжами и всякими штуками. Ему незачем быть тощим и зеленым – он ведь пишет не стихи.
Я перестал увлекаться напитками. В каком ряду Вы сидели на «Азефе»?
Я уже давно ничего не читал, кроме нашей (жителей) общей отрады «Правды».
Ваш Л. Добычин.
Что Вы какая-то глупая, – не нахожу.
Недавно видел на заборе надпись: «Кто писал – не знаю, а я, дурак, читаю» и очень обрадовался: повеяло от нее какою-то молодостью и невинностью. Вам нравится?
81
Жалею, что нет сведений об Анне Николавне. Ее обращения с маслом я никогда не забуду.
82
22 мая.
Дорогой Михаил Леонидович.
Очень благодарю Вас за письмо. Книжку, должно быть, еще получу.
Это ничего, что на последнем месте. Я очень рад и очень Вам обязан.
Я тронут тем, что Вы помните мои вкусы (Сейфуллина).
Вы собираетесь ехать купаться, а я уже прокупался насквозь.