Коронация

Марк. Не хотелось бы говорить, но она может и обмануть.

Старик. Не приезжала.

Марк. Так я и думал. (Со смешком.) Говорила, что у деда, то есть у прадеда, – юбилей. Что ему сегодня – восемьдесят. Вы что-нибудь об этом знаете?

Старик. Знаю.

Марк (изумлен). Вот что? Тогда – другое дело. Тогда, возможно, она еще явится.

Старик. Свободная вещь.

Марк. Я ее удивлю. (Ходит взад-вперед.) Проще всего – отойти в сторонку. Характер, дедушка, должен быть.

Старик. Что ж, дожидайся. Дело твое.

Марк. Пойду, похожу, – до леска и обратно. Тут пивом поблизости не торгуют?

Старик. На станции.

Марк. На станцию не пойду.

Старик. Как знаешь. (Берет ведро, скрывается за углом дома.)

Марк, помедлив, отворяет калитку, уходит. Некоторое время сцена пуста. Музыка с соседней дачи звучит тише, да и мелодия более элегическая. Голоса. Входят Вера, Аня и Николай. Вера – сухощавая брюнетка, нервные, беспокойные движения, ей чуть больше сорока. Ее дочери Ане – около девятнадцати, невысокая, некрасивая, но лицо живое и выразительное. Сыну Николаю – двадцать два года, он изящен, подтянут, несмотря на теплый день – при галстуке, в черном костюме. У Веры в руках огромный букет, у молодых людей – две объемистые коробки.

Вера. Вдруг он спит…

Аня. Спокойствие, мамочка, мы его разбудим.

Николай. Когда-нибудь заведу себе такую хижину на травке и буду в ней отдыхать.

Аня. От кого, господин братец?

Николай. От города, от нашего сумасшедшего дома и, прежде всего, от тебя.

Вера (поправляя прическу). Дети, довольно, не время, не место.

Николай. Утром, только встанешь – звонок… (Сухо, резко, кого-то имитируя.) «Аню». Слава богу, дождались – на проводе Кочановский. Юная дама в одной рубашке шествует в коридор.

Аня (с вызовом). Ну, что дальше, господин торгпред?

Николай. А дальше – глупейшие выяснения таких же отношений. Стыдно слушать.

Аня. Стыдно подслушивать.

Николай. Только кладется трубка – звонок. (Подчеркнуто вежливо.) «Если вас это, разумеется, не слишком затруднит, пожалуйста, попросите Аню». Знаешь, из этих двух я предпочел бы Кочановского. Все-таки какой-то характер.

Аня. Я и предпочла.

Николай. Этот Марк на редкость пошлый слюнтяй.

Аня. Моих друзей в моем присутствии не оскорбляют.

Николай. Из какой это пьесы? Кстати, на экзаменах ты опять провалишься. Готовиться надо, а не крутить амуры. И почему ты решила идти в артистки? Ни голоса, ни внешности.

Аня. Черт догадал меня с душой и талантом родиться с тобой под одной крышей!

Николай (матери). Ты обратила внимание, когда она пришла?

Аня. Вот уж поистине брат мой – враг мой.

Вера. Как вы мне надоели!

Аня. При чем тут я?

Автомобильный гудок.

Одна возлюбленная пара.

Николай. На этот раз ты права. Глинский и моя красивая тетя.

Аня. Какая она тебе тетя?

Николай. А кто же она, хотел бы я знать?

Аня. Бывшая жена Якова, только и всего.

Николай (иронически). Между прочим, Яков – брат моего отца.

Аня. Если красивая тетя выйдет за Глинского, ты будешь звать его дядей?

Вера. Тише вы… Идут…

С коробками и цветами в руках входят Нина и Глинский. Нине – лет тридцать пять – тридцать шесть. Красивое лицо с постоянным выражением легкой утомленности. Медлительная ленца в каждом движении. И ходит и говорит не спеша. Кирилл Андреевич Глинский – мужчина спортивного типа, худощавый, несмотря на свои сорок девять лет. Улыбается часто, но едва заметно.

Глинский. И моторизованы, а отстали.

Вера. Вполне могли бы нас захватить.

Глинский. Вот кто виноват. Я почти час прождал ее на углу в машине.

Николай. Уже интересно. (Нине.) Где же вы были?

Нина. В постели. Прохлаждалась энд наслаждалась.

Аня. Живут же некоторые дамы!

Нина. Не стоит завидовать. Я не спала три ночи кряду.