Многоточие

Головин. Шутите, уже хорошо.

Снежана. Какие шутки при нашей бедности. Московский конвой их не понимает.

Головин. А не скажите – оптимизм администрацией поощряется. Во всяком случае – добрый день.

Снежана. Не больно он добрый. Но это неважно. Слова не имеют большого значения. Хотя вы навряд ли с этим согласны.

Головин. Совсем не согласен. Был бы согласен, выбрал бы другую профессию.

Снежана. Давно адвокатствуете?

Головин. Почти столько же, сколько вы живете на свете.

Снежана. Нет, правда?

Головин. Что, собственно, вас удивило?

Снежана. Просто – вы здорово сохранились.

Головин. Благодарю вас. Приятно услышать из ваших неприветливых уст.

Снежана. Обычная расхожая фраза. Не придавайте ей значения.

Головин. Как бы то ни было, я впервые дождался позитивной реакции.

Снежана. Рада за вас. Зато ваши реакции всегда предсказуемо профессиональны.

Головин. Так это естественно. Я – на работе.

Снежана. А я вот – в следственном изоляторе.

Головин. Вы правы. Но это – противоестественно. Хотя доказать столь явную вещь почти невозможно.

Снежана. Пора вам привыкнуть к нашей юстиции.

Головин. Если привыкну, то это значит, что безусловно пора завязывать. Я все еще не привык к тому, что люди утрачивают свободу. В особенности – такие, как вы.

Снежана. В России много таких, как я. Это вместительная страна. Большая, широкая, протяженная. И столько в ней всяческих городов. И в каждом из них в свой срок подрастают такие, как я, абитуриенточки. И всем неймется. И едут в столицу. За кругозором и горизонтом.

Головин. За свежим ветром и за духовностью. И прочими подобными прелестями. А в общем – за переменой судьбы.

Снежана. А вам, московскому человеку, хотелось бы, чтобы мы сидели тихонечко в норках своих и не дергались?

Головин. Зачем же – в норках? Один мой приятель рассказывал про ваши края. Он из Тюмени доплыл до Тобольска и восхитился – вдруг, как из облака, явился этакий белый терем.

Снежана. Что ж сам в этом тереме не остался?

Головин. А с вами, как на грех, разминулся. Но Бог с ним. Поговорим о вас. Что вы однажды рванули в столицу и что она вас так возбудила, это мне более-менее ясно.

Снежана. Уверены?

Головин. Хрестоматийный сюжет. Само собой, с некоторыми вкраплениями сугубо современных оттенков.

Снежана. А в них, как уверяют, спит черт.

Головин. Бывает, что спит, но чаще – бодрствует. И черт с ним, с чертом. В конечном счете – старый облезлый господин. Сейчас положено верить в Господа, креститься, мысленно бить поклоны. Страна стала истово богомольной. Хотя термоядерное оружие и политическая возня не слишком совмещаются с Богом. Но это мало кого смущает. Все бойко поминают Всевышнего. И даже – ни-спровергатели власти. Надеюсь, я вас не очень задел.

Снежана. Ничуть не задели. Я вдвое моложе, но вдосталь навидалась господ, не верящих ни в Бога, ни в черта.

Головин. Оставим эту тему теологам. Вряд ли мы оба в ней знатоки. Тем более, живем на земле, а у нее свои законы.

Снежана. Не знаю, есть ли на ней законы. Да и меняют их что ни день. По мне так всего один закон свят и незыблем. А все остальные – это приказы. Большая разница.

Головин. Какой же закон, откройте секрет.

Снежана. Старый, отброшенный за ненадобностью. Воспринимаемый как анекдот. Свобода и равенство. Можете фыркать.

Головин. И не подумаю. Это – святое. Беда только в том, что свобода и равенство не слишком хорошо совмещаются.

Снежана. Давно это вам растолковали?

Головин. В четвертом классе. Пока я потел и мучился над грошовой задачкой, сосед по парте решал интегралы. С тех пор я за равенство не боец.

Снежана. Приятно слышать от адвоката. А как там с равенством перед законом?

Головин. Не знаю. Свободное соревнование неотвратимо ведет к иерархии. И не придерживается правил.

Снежана. Отличник ваш – тоже такого мнения?

Головин. Я полагаю – с ним все в порядке.

Снежана. Выбился из массы во власть?

Головин. Не знаю. Годы нас развели. Я, кстати, не демонизирую власть. И не сакрализирую массу.

Снежана. Каждый сверчок знай свое место. Понятно.

Головин. Приятно, что вам понятно. Не зря же вы сметливая девушка.

Снежана. А скучно, должно быть, вам жить на свете.

Головин. Притерся. И скажу вам на ушко: не дай Бог вам жить в нескучное время. У нас население многокрасочное. С ним мало никому не покажется. Фасады меняем, а суть все та же. И предки наши не преуспели, и детки наши не воспарят. Нам выпало жить в ином измерении. Будь золотой медалист, будь троечник.

Снежана. Нет, троечники – всегда в цене. Троечники ничем не рискуют. Не возражают, не раздражают. Сидят и ждут, чтоб пришел их час.

Головин. Ну что же. Иногда – дожидаются.

Снежана. Так разумеется, разумеется. Наша награда – за долготерпение. Главная русская учеба – ждать и терпеть, терпеть и ждать. Трудно ей выучиться, но – надо. И после – жить по китайскому счету. Под колыбельную. Годы и годы. Даже века и тысячелетия. И вот однажды – когда неизвестно, но это значения не имеет – будет на вашей улице праздник. Усядетесь вы, белоголовый и белобородый, у подоконника и будете полумертвыми глазками смотреть, как плывут мимо вас по реке тихие трупы ваших врагов. И получать свое удовольствие.