Покровские ворота

Виктор. Пой.

Геля заходит за ширму.

Геля (оттуда). Выступает Гелена Модлевска. (Выходит. На плечах ее царственно покоится мех.)

Виктор. Где ты взяла эту собаку?

Геля. Это не собака, это Верин воротник.

Они обнимаются.

Ой, ты меня задушишь!

Виктор (смахивая с губ волоски меха). Сними эту собаку – она лезет.

Геля. Да, она немножечко лезет.

Виктор (иронически). Немножечко…

Геля. Ну, так я ее сниму. (Поет веселую старинную песенку.) «Страшне чен кохам, страшне чен кохам, страшне кохам чен…»

Виктор. Публика в восторге.

Геля. Артисты устали. (Садится.)

Виктор. «Страшне чен кохам» – эта значит «страшно люблю»?

Геля «Страшно тебя люблю». Ты уже все понимаешь.

Виктор. Я бы хотел научиться польскому.

Геля. Ну так я буду тебя учить.

Виктор. Но сначала выйди за меня замуж.

Геля. Витек, ты плохо соображаешь.

Виктор. Ты этого не хочешь?

Геля. Витек, все точно сговорились, чтоб мы помешались. Первая ночь Нового года, вино, в общежитии пусто – мы одни на всем свете. Но это не так. Завтрашний день уже наступил, и мы с тобой – не одни на свете. Необходимо смотреть вперед.

Виктор. Ты мудрая девушка.

Геля. Я тебе говорила, что я трезвей тебя.

Виктор. К несчастью.

Геля. Может быть, это порок воспитания. Мы приучены думать о завтрашнем дне.

Виктор. Хватит шутить. У нас много юмора. Держимся за юмор, как за соломинку. Как за лазейку. Юмор – наш тыл. Наша заранее подготовленная позиция. Путь к отступлению. Что еще? Но я совсем не хочу отступать.

Геля. Ты прав. Я просто боюсь быть серьезной. Я тебе уже говорила – боюсь.

Виктор. А я не боюсь. Я кое-что знаю. Я знаю, что ты нужна и нужна. Что же еще я должен знать? Разве этого мало? Я просыпаюсь, чтоб тебя увидеть. Услышать твой голос, твое вечное «как это»… твое бесконечное «показывать» вместо «показать», «понимать» вместо «понять», «обнаруживать» вместо «обнаружить». Не дай бог, если ты все будешь говорить правильно, мне кажется, это уж будешь не ты. Я сейчас надел на твои ноги туфли и понял, что за все двадцать четыре года еще никогда не был так счастлив. Я тащу к тебе все и гружу на тебя все, иногда ты этого даже не знаешь. Я знаю, что никогда с тобой не соскучусь, не захочу от тебя отдохнуть. То, что ты есть, всему придает смысл и вносит жизнь решительно во все.

Геля хочет его прервать.

Не надо, ведь я говорю тебе правду. Может быть, и не следует так говорить. Наверняка нужно быть сдержанным, и не годится себя распускать. У меня действительно мало опыта. Да и откуда, скажи, ему взяться? Из школы я ушел воевать. Что я видел? И что я помню? Про опытных я читал только в книжках. Но, по-моему, ничего не может быть лучше, чем все сказать… не взвешивать, не следить за словами. Ну вот, глаза у тебя на мокром месте. Прости. Все равно я сделаю тебя счастливой. Я сделаю все, чтобы прошел твой страх. Чтоб ты ничего никогда не боялась. Я буду беречь тебя днем и ночью. И однажды даже тени печали не будет в твоих глазах, даже тени. И я услышу твое ровное дыхание. И только тогда, слышишь, только тогда я и сам вздохну спокойно.

Свет гаснет.

Снова – свет. Та же комната. Геля стоит у окна, спиной к двери. Входит Виктор.

Виктор (весело). Целую рончки.

Геля. Здравствуй.

Виктор. Хорошо бы, если б ты повернулась и подошла.

Геля. Вот я повернулась.

Виктор. Пан ждет. Пан нервничает.

Геля. У меня смертельно болит голова.

Виктор. Надо что-нибудь принять и лечь.

Геля. Я принимала и ложилась.

Виктор. Грелку с горячей водой к затылку – и ты воскреснешь. Для жизни и ее радостей.

Геля. Ты – после дегустации?

Виктор. Было дело. (Поднимает ноты.) Это – твои ноты?

Геля кивает.

И эти?

Геля. И эти – мои.

Виктор. Целая программа. Можешь давать концерты. Черт возьми, какое будущее меня ожидает! Вино, музыка и любовь.

Геля. Кажется, я снова трезвей тебя.

Виктор. Как всегда. Однако ты уже недовольна. Что будет, когда я стану твоим мужем?

Геля. Ты еще хочешь им стать?