Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания

Большой зал в знаменитом дворце Домициана. В глубине – терраса с видом на сад и озеро. Прохаживаются гости. На первом плане – прокуратор Афраний и Бен-Захария.

АФРАНИЙ. Прекрасный вечер, Бен-Захария, не правда ли?

БЕН-ЗАХАРИЯ. Истинная правда, справедливейший.

АФРАНИЙ. Только в Риме бывают такие праздники. Сознайся, ничего подобного ты в своей Иудее не видел.

БЕН-ЗАХАРИЯ. В этом нет ничего удивительного. Мы ведь бедная пастушеская страна.

АФРАНИЙ. Вечер на диво, что и говорить, а все-таки мне не по себе. И каждому в этом доме сегодня не по себе, хоть и не следовало бы мне говорить об этом вольноотпущеннику.

БЕН-ЗАХАРИЯ. В этом тоже нет ничего удивительного. Мерзавец Луций Антоний взбунтовался совсем уж открыто.

АФРАНИЙ. Чего доброго, через несколько дней он появится в Риме.

БЕН-ЗАХАРИЯ. Это будет крупная неприятность!

АФРАНИЙ. Скажу тебе по секрету, Бен-Захария, это способнейший человек.

БЕН-ЗАХАРИЯ. Если мне придется свидетельствовать перед ним, я присягну, что вы о нем хорошо отзывались.

АФРАНИЙ (смущенно). Бога ты не боишься, Бен-Захария!

БЕН-ЗАХАРИЯ. Не боюсь, справедливейший.

АФРАНИЙ. Значит, ты не веришь в него?

БЕН-ЗАХАРИЯ. Он мне просто не нравится. Что это за Бог, который не дает человеку покоя? То он требует око за око, то зуб за зуб. Не Бог, а какой-то подстрекатель.

АФРАНИЙ. Но, Бен-Захария, без Бога нет народа.

БЕН-ЗАХАРИЯ. Так ведь я сторонник ассимиляции.

АФРАНИЙ. Вон что… Ну, это другое дело. (Проходят.)

Появляются Лоллия и Сервилий.

СЕРВИЛИЙ. Все-таки танцы, заимствованные у галлов, заслуживают своей популярности.

ЛОЛЛИЯ. Дорогой друг, сейчас не до танцев. Я хочу вам дать несколько советов.

СЕРВИЛИЙ. Неповторимая, я весь – внимание.

ЛОЛЛИЯ (тихо). Не торопитесь обличать Луция Антония.

СЕРВИЛИЙ. Проклятье, но почему? Он изменник!

ЛОЛЛИЯ. Возможно, но это выяснится не раньше, чем через десять дней.

СЕРВИЛИЙ. Что еще должно выясниться, разрази меня гром?!

ЛОЛЛИЯ. Изменник Луций Антоний или…

СЕРВИЛИЙ. Или?

ЛОЛЛИЯ. Или император.

СЕРВИЛИЙ. Но ведь я поэт, у меня есть гражданские чувства.

ЛОЛЛИЯ. Ах да! Вы такой прелестный возлюбленный, что я иной раз забываю, что вы к тому же лауреат. Простите, это случается со мной редко.

СЕРВИЛИЙ. Кроме того, кем будет Антоний Сатурнин, еще неизвестно, а Домициан – император, это знает каждая курица.

ЛОЛЛИЯ (нетерпеливо). Сервилий, курица не в счет. Как вы думаете, почему здесь Дион?

СЕРВИЛИЙ (живо). Представьте, я сам хотел вас спросить!..

ЛОЛЛИЯ. Пишите стихи, а думать за вас буду я. Не делайте шагу без моего одобрения. Как вы провели ночь?

СЕРВИЛИЙ. Ругался с Фульвией.

ЛОЛЛИЯ. Я вижу, вы не теряли времени. (Не глядя на него.) Она идет сюда. Уходите.

Сервилий исчезает. Показываются Фульвия и нелепо одетая Мессалина.

МЕССАЛИНА. Почему вы разрешаете Сервилию беседовать с этой женщиной? О них уже шепчутся на каждом углу.

ФУЛЬВИЯ. По крайней мере, все поймут, что он – со щитом. Лоллию не занимают неудачники.

МЕССАЛИНА. Напрасно Диона сюда позвали. Семейному человеку нечего здесь делать.

Они останавливаются рядом с Лоллией.

ФУЛЬВИЯ. Дорогая, вы сегодня прекрасны.

ЛОЛЛИЯ. Напротив, я чувствую себя усталой. Вы смотрели новую пьесу у Бальбы?

ФУЛЬВИЯ. Ну разумеется. Там был весь Рим.

МЕССАЛИНА. Меня не было. Впрочем, я десять лет не ходила в театр.

ЛОЛЛИЯ. Милая, вы ничего не потеряли. Фаон в главной роли невыносим.

ФУЛЬВИЯ. Ни жеста, ни голоса, ни внешности.

ЛОЛЛИЯ. Как это ни грустно, театр вырождается. Он доживает последние дни.

ФУЛЬВИЯ. Я совершенно с вами согласна.